Такси для Одиссея
Шрифт:
– Океаном?
– Изучал океан. Работал в институте океанологии.
– Но вы, вроде как, из военных?
– Нуда! Я был военным моряком. Ведь океан – это не только приливы и отливы, это и подводные лодки, и акустические пеленгаторы, и системы обнаружения. Много чего.
– Женаты?
– Был. Двадцать пять лет назад.
– А дети?
– Сын.
– Взрослый?
– Естественно.
– Вы с ним видитесь?
– Он звонит.
– Он не в Москве?
– Нет.
– Нет? А где?
– Где? Ниагарский водопад знаете? Вот он там.
– Что, что? Вы шутите?
– Живет в пятнадцати минутах от водопада. В Ниагара Фолс.
– Что он там делает?
– Вообще то, просто живет. Вместе с матерью. Преподает в университете Мак Мастер. Между прочим, знаком с внуками Ольги Александровны Романовой.
– А кто это?
– Ольга Александровна – сестра царя Николая И. Она же уехала из России. Умерла на чужбине.
– Ничего себе! Я не знала. А вы?
– А я не уехал. И пока что жив. К вашим услугам.
– Вы-то почему не уехали?
– Не все так просто. Того, кто много знает, не очень-то туда пускают. Пришлось уволиться и пять лет работать на гражданке. И то – пошли навстречу. Оказалось, все мои темы уже позакрывали. Отделался двумя бутылками водки.
– А сын вас зовет?
– Зовет, конечно.
– А жена?
– Жена? Она, к счастью, замужем.
– Почему к счастью?
– Если бы она не была замужем, я бы не поехал.
– Не понимаю.
– Не поехал бы, и все!
– Какой вы, однако! Они хорошо устроились?
– Еще бы! Свой дом. Сколько комнат – даже не знаю! Три машины. Да я был у них.
– Были? Ну, и что муж?
– Нормально. Для меня он – подарок, ключ, открывающий двери к сыну. Ведь мы же годами не видимся.
– Значит, собираетесь?
– Собираюсь.
– Насовсем?
– Я готов. Там у меня сын. И это главней всего.
– А он сюда не хочет?
– Приезжал один раз.
– И что? Не понравилось?
– Не понравилось.
– Почему?
– Неуютно как-то.
– Вот зараза! Это что там, у мусорных баков?! – возмутилась вдруг Кира.
– Кошка. Кис-кис.
– Как же! Кошка! Кис-кис, – передразнила Максима Кира. – Крыса! Серая, обыкновенная! Пиша! – Кира топнула ногой.
Максим вздохнул. Кира закинула ногу на ногу.
– Рассказывайте дальше.
– Что рассказывать?
– Что-нибудь. О себе.
– Я уже все рассказал.
– Вы – интроверт, Максим. Однако должна же я знать человека, которому я вверяю себя.
– Это справедливо.
– Итак, в прошлом у вас море, в будущем – дорога за море, а что в настоящем?
– В настоящем? В настоящем я тружусь, как буксир.
– Как боксер?
– Как буксир.
– Как буксир?
Максим опять поднял глаза к небу.
– И хотя я горюю, – сказал он, – что вот я не моряк, и хотя я тоскую о прекрасных морях, и хоть горько прощаться с кораблем дорогим, но я должен остаться там, где нужен другим.
– Что это?
– Это Бродский. Баллада о маленьком буксире.
– Ну, это не про вас, Максим. Маленький буксир. Вы – настоящий боевой корабль. Корабль, иногда нуждающийся в причале.
– Да, где-нибудь в тихой гавани.
– Не знаю, не знаю. Я бы сказала, что ваше место, скорей, в порту, грохочущем
и гудящем.– Кончилось наше время. Нас потеряли в девяностых. Теперь новые корабли на рейде. Так… качаемся на волнах…
– Блин! Развели пессимизм! Не кокетничайте, Максим, вам это не идет.
– По большому счету вы правы. Пожалуй, есть здесь доля кокетства, – честно признался Максим, – зато действует, как анальгин.
Они помолчали, думая о своем.
– Меня сегодня чуть не покусала собака, – сказала Кира.
– Я в курсе, – сказал Максим.
Кира прыснула в ладошку.
– Бедная собачка, – сказала она. – Вам ее не жалко?
– Жалко, – машинально ответил Максим, глядя перед собой.
– Там было еще два урода. Это настоящее нападение! А?! Максим! Вы понимаете?!
– Если бы это было настоящее нападение, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Это просто моя ошибка.
– Но вы же ее исправили, не так ли? Не переживайте! Давайте считать это каким-никаким приключением.
– Всякое приключение, – упорствовал Максим, – это результат плохо организованной работы.
Кира поежилась. Надо было переменить тему.
– Хотите кофе? – спросила она.
– У вас с собой термос?
– Нет, конечно! Я вас приглашаю наверх выпить кофе. Вы что, не понимаете?
Максим опять вздохнул.
– Понимаю. И потому откажусь. Спасибо за приглашение. Я провожу вас до дверей и только.
Кира встала. Максим тоже поднялся.
– Блин! Правильный, да? Я же вижу, вы один. Один-одинешенек. Это ведь нелегко быть одному. Ну что вы себе вообразили? Разве нельзя двоим взрослым людям просто посидеть в тепле и уюте? Посидеть и поговорить. Всего полчаса. Разве я многого хочу?
Кира взглянула на Максима, он смотрел в сторону, упрямо выпятив нижнюю губу.
– Блин! – опять сказала она и пошла к подъезду.
Максим забежал вперед и вошел первым.
Кира открыла дверь квартиры ключом.
– Знаете что? – сказал Максим. – Я спущусь и буду стоять под вашими окнами столько, сколько вы пожелаете. Вы подойдете к окну и увидите, что я никуда не ушел. Хорошо?
– Вот, вот! Будете стоять и думать: когда ты, наконец, угомонишься? Хотя… если честно, немного гламура мне бы сейчас не помешало.
Максим уже спускался по лестнице. Услышав ее последние слова, он остановился, повернулся и простер к ней руку:
Там брезжит свет, Джульетта, ты как день!Стань у окна. Убей луну соседством;Она и так от зависти больна,Что ты ее сразила красотою…– Ах, вот так, да?! Значит, мы любим Шекспира? Тогда держитесь крепче!
И Кира певучим оксфордским английским выдала не перевод Пастернака, а оригинал:
But soft! What light through yonder window breaks?It is the east, and Juliet is the sunArise, fair sun, and kill the envious moon,Who is already sick and pale with grief…