Талант в наказание. Сборник рассказов

Вампир тоже осознал это, тем более, близость человеческого жилья не добавляла оптимизма. Однако голод всё же взял верх: объединив силы в один-единственный рывок, упырь ринулся на жертву, подобно сапсану. Удар настиг добычу возле высокой каменной стены, которая окружала некое большое сооружение. Оно смутной громадой возвышалось над землёй, отбрасывая тень в уходящем свете луны.

Возня с жертвой заняла немного времени. Шатаясь, как от опьянения, вампир опёрся рукой о стену. Голод был утолён, и на некоторое время можно было забыть об охоте. Прислушавшись к собственным ощущениям, он понял, что слегка переборщил. Кровь всегда опьяняла его, но на этот раз он взял больше, чем надо. Вампир побрёл вдоль стены, цепляясь за неё рукой. Озарила мысль: надо было убираться отсюда, пока не рассвело. Вот только перекинуться в нетопыря сейчас не представлялось возможным. Может чуть позже…

Он остановился и поглядел вверх. Небо чуть посветлело, а это означало, что рассвет наступит через пару часов. Он бросил взгляд на стену и отшатнулся. Перепачканные в крови жертвы руки оставили на ней непонятные разводы. Он сделал шаг назад, едва не упав при этом. На выбеленной поверхности камня вампир узрел крылья. Да, да! Те самые нежно воздушные крылышки купидона, что позволяли ему сновать меж облаков и нестись по небу, посылая свои стрелы, полные яда любви… А вот и кровавый росчерк, напоминающий ему именно те самые злополучные стрелы.

Наполненные кровью глаза вампира обозревали случайно нарисованную картину. Случайно? Он вдруг ощутил жар, где-то в районе груди, там, где должно быть сердце. Так вот оно что! Он очередной раз посмотрел на творение своих рук. Здесь явно чего-то не хватало! Азарт поглотил его, и он бросился к останкам жертвы. Погрузив руки в кровь, щедро разлитой вокруг, он устремился к стене. Теперь все те картины из прошлого, что недавно терзали его, нашли своё место на белокаменной стене.

Вот величественная гора, именуемая Олимпом, заняла своё место, боги и полубоги, различные химеры, полу-разумные и бессловесные существа обретали плоть, основой которой была кровь недавно убиенного животного. Не раз возвращаясь к останкам жертвы, вампир продвигался всё дальше. Открыв в себе талант художника, он был теперь по-настоящему счастлив. Как же здорово оказалось выражать свои мысли и желания посредством природных кисти и красок! Вскоре белая стена на несколько шагов покрылась рисунками из жизни богов Олимпа. Бывший купидон любовался творением своих рук, и совершенно забыл о насущных проблемах. А они не заставили себя ждать слишком долго.

Ударил колокол. Звон резанул по ушам, проник в самую сущность вампира, сотрясая всё тело. Помутился рассудок, его швырнуло на землю, он попытался зажать уши руками, но это не помогло. Удары сыпались один за одним, почти вбивая его во влажную после ночи почву. Блеснули первые лучи солнца, ярко отображаясь в золотых куполах большого храма. Он внезапно осознал, где находится, и что стало его первой палитрой для творчества. Внезапно мучения кончились, и звон стих. Вряд ли передышка будет длинной, понял он, и, сделав над собой усилие, поднялся на ноги.

Надо было срочно уходить, и вампир заковылял к лесу, тряся головой, словно хотел избавиться от отголосков колокольного звона. Перекидываться в летучую мышь он не стал: не уверен был, что справится. Утреннее солнце уже освещало верхушки деревьев , но остальная часть леса утопала в ночной тени. Ему надо было срочно добраться до спасительной тьмы.

Очередной звон повалил вампира на землю, и его протащило по траве несколько метров. Из его горла вырвался полный бои крик. Ужасающие звуки разнеслись по всей округе, вселяя небывалое беспокойство в жителей поселения. Угасающее сознание предоставило вампиру картины, одна ужаснее другой. Всё, чего он боялся получить от людей, сейчас проносилось перед глазами. Ему казалось, что толпа с кольями и вилами наперевес уже несётся сюда, а он, оглушённый колоколом, не мог пошевелиться.

Что ж, и здесь он промахнулся. Очередная насмешка судьбы. И как его угораздило в порыве неожиданного вдохновения разрисовать стены православного храма? Да ещё и кровью?! За такое даже боги Эллады могли разгневаться. Осквернение чужого храма они могли и проигнорировать, но вот чужие боги… Что можно было от них ожидать? Вряд ли что-то справедливое, особенно, по отношению к вампиру.

Подобно раненому животному, которое не в силах просто так сдаться хищнику, он полз вперёд, уже слыша крики людей и лай собак. Жажда той «не-жизни», на которую его обрекли боги, вспыхнула с новой силой. Трансформация опять удалась не полностью. Тяжело взмахивая крыльями, из травы поднялась огромная летучая мышь. Несколько метров она пролетела по направлению к лесу, прежде чем её настигла стрела. Обычная стрела с железным наконечником порвала крыло, тем самым превратив полёт твари в кувыркание. Вампир рухнул вниз, при этом второе крыло с треском сломалось, причиняя ему дополнительную боль. Он готов был рвать землю клыками, но не сдаться на милость победителям. Хотя, какая там милость! Убили бы побыстрей… Издав рычание, он продвинулся немного вперёд, но знал, что скоро его настигнут. Стрелы уже сыпались одна за другой, втыкаясь совсем рядом. Вампир резко повернулся на спину, приготовившись к последнему бою.

Несколько теней заслонили небо. Шуршание лёгких крыльев и знакомые очертание ночных охотников показались вампиру наваждением. Но нет! Сильные лапы с когтями обхватили его с нескольких сторон, и четыре огромных летучих мыши с ужасающими криками подняли израненное тело в воздух. Ощущение полёта затмило боль, исчезли давящие звуки колокольного набата. Невиданная доселе тут четвёрка нетопырей несла пятого прочь от людского жилья вглубь леса.

Отрешившись от происходящего, бывший купидон впал в непродолжительный сон. Разбудили же его странные звуки, напоминающие человеческую речь. Не сразу он понял, что его неожиданно появившиеся сородичи переговариваются меж собой. Это была своего рода мыслеречь, посредством которой и общались нетопыри. Продолжая нести его дальше по лесной чаще, они умудрялись спорить!

–Да такого смельчака ещё поискать надо! Это ж надо, размалевать храм кровью!

–Ты видел, что там он наизображал?– вторил другой «голос».

–Какая разница? Любой клан примет его к себе, тем более, что он новичок. Пусть и слабый ещё пока…

–Не наш он,– веско возразил четвёртый,– я приметил: из Эллады прибыл новичок наш. Картины уж больно на это указывают.

–Решено, – поставил точку один из вампиров,– представим его Клану. Пусть там и решают, что с этим художником делать. А то слишком часто вампиры стали свободу любить. То музыканты, то летописцы, то ещё что-нибудь придумают, чтобы выделиться. А этот, похоже, из бунтарей.

–Низвергнутый,– огорошил собеседников бывший купидон.

Минута тишины повисла в воздухе. Затем один из вампиров произнёс:

–Молчи пока. На месте разберёмся. Сказано ж тебе: решение примет Клан. Раны твои заживут скоро, тогда и расскажешь, откуда ты такой тут появился.

Молчание—знак согласия. Бывший купидон постарался расслабиться и прислушался к собственным ощущениям. Раны действительно затягивались, а мысли витали где-то повыше самого леса. Можно считать, ему повезло. Спасение вселяло некоторую надежду, вряд ли будет хуже… Клан? Пусть будет клан. Значит, он в этом мире не останется один. Перед глазами встали недавно нарисованные картины, и он почувствовал, что невольно расплывается в улыбке. Впервые за долгое время.

Конец.

Невиновные

Он устал. Усталость сковывала все члены немолодого уже тела. Дыхание сбивалось, и ему приходилось всё чаще останавливаться, чтобы отдышаться и унять ноющую боль в левом боку. А преследователи, тем временем были всё ближе и ближе, всё громче выла сирена спецмашин, а окружающий мир, казалось, весь был против него.

Пёс очередной раз остановился и, чуть помедлив, свернул в незнакомую подворотню. На свой счёт он не обманывался. Его всё равно догонят, обложат со всех сторон и поймают. В лучшем случае. За свои двенадцать лет жизни он повидал немало, и знал, что люди делают со старыми, слабыми, больными псами. Или с такими, как он.

Убийца. Привкус человеческой крови был ещё свеж в пасти. Её засохшие капли покрывали морду пса, а нос, казалось, перестал ощущать какие-либо запахи, кроме вездесущего запаха смерти. Пёс вяло перебирал дрожащими лапами и пытался определить слезившимися глазами какой-нибудь тёмный угол. Ему нужно было передохнуть. Совсем немного. Сколько бы не оставалось ещё сил бежать или ползти, он будет сражаться за жизнь.

Тяжёлые капли стекали из пасти на лапы, голову кобель не поднимал, но уши чутко ловили каждый звук. Возле подъезда царил полумрак, и было прохладно: сюда не попадали лучи палящего солнца. Двери со скрипом открылись, выпуская наружу запах затхлости и нечистот. Да, некоторые люди живут хуже, чем подзаборные шавки, толпами рыскающие по городу в поисках еды. Их жилище пропахло помойкой, и целым шлейфом гнилых «ароматов», раздражающих чувствительный нос пса.