Талибы, международный терроризм и человек, объявивший войну Америке

Эти арабы могли быть оперативной группой, взорвавшей бомбу. А загадочный «Судзуки Самурай», который позже был обнаружен полицией, может пролить свет на местонахождение второго водителя— «крутильщика», в обязанности которого входило откручивать и закручивать кран водовоза. Во время взрыва он должен был находиться в водовозе, однако его останки не были обнаружены, а его семья упорно отказывается помогать расследованию — в частности, осмотреть найденные на месте взрыва одежду и обувь. Возможно, второй водитель, после того как поместил в водовоз немного взрывчатки в качестве ложного следа, в последнюю минуту скрылся на загадочном «Самурае».

Остальные участники обеих операций — во главе с Одехом и Фадхилом — накануне взрыва покинули свои посты: в аэропорту Найроби Фадхил, Одех и другие оперативники сели на рейс до Карачи. (Одех позже скажет, что он отправился в аэропорт вскоре после взрыва, пока весь Найроби пребывал в шоке.) В аэропорту, как вспоминал Одех, он, к своему удивлению, обнаружил, что в операции участвовали незнакомые ему террористы. У всех у них были поддельные паспорта и проездные документы. Никто не ожидал по прибытии в Пакистан никаких проблем. Однако по прибытии в Карачи Одех, летевший под своим конспиративным именем Мухаммад Садик Ховайда, был задержан сотрудниками аэропорта. Другие же шесть террористов, с такими же поддельными паспортами, благополучно прошли досмотр. Разъяренный Одех заявил служащим, что он — террорист, возвращающийся в свое убежище в Афганистане. Затем он попытался подкупить их. Но Одех был слишком уж заметной личностью — он был известен ЦРУ, которое специально попросило МВР о его аресте. У Исламабада не было выбора: отказать в просьбе Вашингтону значило бы признаться в поддержке терроризма, что повлекло бы за собой суровые санкции.

Согласно утверждениям пакистанских официальных лиц, последующие три дня Одех «встречался с экспертами МВР, давно занимавшимися афганскими и арабскими моджахедами». Показательно, что употреблено слово «встречался», а не «допрашивался». Исламабад официально признал, что Одех «спокойно и гордо заявил, что он обеспечивал техническую, инженерную и материальную поддержку взрыва грузовика 7 августа в Найроби». Нет никаких доказательств, что Одех рассказывал что-либо пакистанцам. «Признания», которые позже пакистанская госбезопасность предоставила Соединенным Штатам и которые просочились в американские средства массовой информации, — это лишь отчеты МВР о показаниях Одеха. Материал представляет собой смесь правды и своекорыстной дезинформации — например, обвинения бин Ладена в убийстве его наставника Аззама в 1989 году.

После выдачи его в Найроби Одех отказался подтверждать сведения пакистанцев и не признался американским следователям в причастности к взрыву. Американским официальным лицам так и не удалось самостоятельно подтвердить факты, приписываемые Одеху в пакистанском отчете о допросе. В Нью-Йорке Одех сказал своему первому адвокату, что пакистанцы добились от него показаний, лишив его пищи, воды и сна на три дня. Это может быть отговоркой, хотя методы допросов МВР известны своей «эффективностью». Но, похоже, в словах Одеха есть доля истины — а именно, он заявил своему адвокату, что один из следователей «сжалился над ним». «Этот парень сказал ему: мы собираемся использовать тебя — то есть твои признания, — чтобы избежать ядерных санкций со стороны американцев», — процитировал адвокат слова Одеха. Отправляясь в Найроби, Одех — жертва запутанной политики Исламабада — знал, что он уже не вернется.

ГЛАВА 9 ОСМЕЯТЬ ВРАГА

Для международного исламистского движения, в особенности для его высших руководителей, 1998 год стал поворотным моментом. Связанные растущим присутствием Запада и всепроникающей европеизацией, которая стала возможной благодаря спутниковому телевидению и Интернету, исламисты все же крепли, проведя несколько эффектных ударов и активно планируя провести еще несколько. Весной и летом 1998 года исламисты готовили ряд операций — от Кубка мира до Восточной Африки. Пакистанцы разворачивали военные действия, получив полномочия в Кашмире. Более того, исламисты обдумывали новые подходы к конфронтации консервативного режима на Аравийском полуострове. Эти активные действия были подтверждены массой выпущенных в течение года деклараций религиозного и идеологического характера. Подобные документы позволяли осмыслить эту разностороннюю деятельность в свете доминирующего направления, подчинившего себе мусульманский мир.

К середине марта 1998 года иракский кризис закончился. Тогда же бин Ладен и его соратники послали письмо с угрозами в посольство США в Исламабаде. Хотя письмо это и не имело особого религиозного значения, оно должно было знаменовать собой конец Февральского кризиса и возвращение исламистов к конфронтации с Соединенными Штатами и Западом в основном пункте конфликта — присутствия Запада в мусульманском мире.

Тегеран также представил новую сущность Среднего Востока и мусульманского мира в целом. В апреле 1998 года аятолла Хомейни поручил Наджафабади, министру разведки, и Мухсину Рафику Дусту, председателю Фонда угнетенных — главного инструмента секретного финансирования Ирана, — подготовку кампании международного терроризма, которая, в соответствии с новыми требованиями исламистского возрождения, могла бы с большим успехом противостоять США и Израилю, нежели другой исламский режим. Когда работа близилась к концу, Наджафабади созвал секретную встречу в здании разведки и безопасности в Дарадж. Среди присутствующих официальных лиц было несколько иранских офицеров разведки высшего ранга. Они обсудили дальнейшее развитие и новые методы в установлении новой, более обширной, террористическо-разведывательной инфрастуктуры. Для лучшего изучения вопроса всем организациям Ирана — исламистским центрам, посольствам Ирана, учебно-информационным центрам, торговым и туристическим корпорациям, а также культурным центрам при офисах иранских атташе — Наджафабади поручил вести наблюдения за ситуацией, выжидая наиболее подходящей для возобновления террористических действий. От них также требовалось быть готовыми к возможному использованию их в качестве прикрытия для какой-либо секретной операции.

Нота бин Ладена и совещание иранских разведчиков совпали со временем глубоких перемен в расстановке сил на Среднем Востоке, а именно возобновлением саудовско-иранских отношений. Эр-Рияд в конце концов, присоединился к политике конфронтации. Совокупность всеохватных действий в регионе, в частности, растущая военная мощь Ирана, исламистский радикализм и воинственность во всех арабских странах, политика администрации Клинтона в отношении Ирана и исламистского движения, — все это убедило династию аль-Саудов пересмотреть свои региональные позиции. После кризиса 1998 года Эр-Рияд не мог более пренебрегать движением в исламских кругах, и Дом аль-Сауда, учитывая еще и кризис престолонаследия, решил снизить угрозу, встретившись с истинным хозяином — Тегераном.

Поворотным моментом в этом процессе стал десятидневный визит в Эр-Рияд, в марте 1998 года, бывшего президента Ирана аятоллы Али Хашеми Рафсанджани, в настоящее время — председателя Экспедиционного Совета Ирана. Было официально объявлено об открытии новой эры в саудовско-иранских отношениях, основанной на общих позициях в региональной экономической политике, то есть цен на нефть. Движущей силой саудовской стороны являлся наследный принц Абдулла бин Абдул Азиз, целью которого было совместить необходимое Эр-Рияду присутствие войск США для защиты от стратегических устремлений Ирана и угрозы резкого распространения местной исламистской оппозиции. Сила последней и поддержка ее населением основывались на распространенной среди обывателей неприязни к американскому присутствию. Чтобы разрешить эти противоречивые тенденции Эр-Рияд должен был снизить зависимость от присутствия войск США и пойти на улучшение отношений с Ираном, что способствовало бы стабилизации внутренней обстановки.

Появление кронпринца Абдуллы на встрече глав ОИС в Тегеране в декабре 1997 года означало, что Саудовская Аравия стремится к восстановлению отношений с Ираном. Результатом визита кронпринца стало заключение ряда двусторонних отношений, таких как возобновление регулярного авиасообщения между двумя странами; подписание контракта о промышленном сотрудничестве на сумму в 15 миллионов долларов; формирование объединенного экономического комитета для выработки стратегии в повышении цен на нефть. В начале марта 1998 года, во время короткого визита в Саудовскую Аравию министра иностранных дел Ирана Камаля Харази, возобновленные отношения получили формальное подтверждение. Харази получил аудиенцию у короля Фахда бин Абдул Азиза — подобной чести Эр-Рияд удостаивал только немногих своих союзников и представителей сверхдержав. Король передал свое официальное приглашение президенту Мухаммаду Хатами.

Но истинно поворотным моментом стал десятидневный визит в Саудовскую Аравию Хашеми Рафсанджани. Официально его визит совершался как хадж — паломничество к святыням Ислама, включая посещение главной мечети в Медине; там местный имам отчитал Хашеми Рафсанджани за его нападки на шиизм, но тот не придал этому значения, чтобы не оскорбить хозяев. Позднее этот имам был лишен сана саудовскими властями.

Критическое значение имели встречи Хашеми Рафсанджани с королем Фахдом, кронпринцем Абдуллой, министром оборбны принцем Султаном, министром внутренних дел принцем Найифом и принцем Турки — главой спецслужб, ответственных за антитерроризм и безопасность. Хашеми Рафсанджани провел беседы на самые разнообразные темы, включая обсуждение всех ключевых аспектов саудовско-иранских отношений, практического сотрудничества в прекращении длительного падения цен на нефть, некоторых региональных и глобальных разногласий.

Хашеми Рафсанджани удивил хозяев совершенно революционным предложением, сделанным от имени высших властей Тегерана. Исламская республика Иран давала официальное обещание прекратить террористическую и подрывную деятельность в отношении арабских стран, — в особенности, Саудовской Аравии, государств Персидского залива, Египта и Иордании — в обмен на то, что Эр-Рияд присоединится к кампании определения исламского будущего региона. Хашеми Рафсанджани поклялся, что Тегеран прекратит поддержку местных исламистских террористических организаций, как только правительства двух стран выработают надлежащую исламскую политику.