Талисман Белой Волчицы

— Когда Тартищев венчается? — неожиданно спросил Кретов.

— В октябре, — удивленно посмотрел на него Алексей.

Кретов крякнул и пристукнул кулаком по столешнице.

— Обскакал меня здесь Федор Михайлович, ох обскакал! Такую кралю себе отхватил!

— А что же вам помешало ее отхватить? — весьма вежливо справился Алексей.

— Не твово ума дело! — рассердился Кретов и сжал руку в кулак, отчего костяшки пальцев побелели. — Шибко зелен еще, чтоб подобные вопросы задавать! Я, может, год вокруг Анастасии Васильевны ходил, все примеривался, с какого бока подступиться, а он раз, без всяких церемоний…

И смотри-ка, даже венчаться надумали!

— Вы этот вопрос хотели с Федором Михайловичем обсудить? — продолжал добираться до сути Алексей.

— Нет, не этот! — рявкнул Кретов и недовольно насупился. — Пришлют сосунков, никакого у них уважения к старшим. Так и прут напролом, так и лезут с вопросами!

— Никодим Корнеевич, я убедительно вас прошу изложить свой вопрос, — подчеркнуто сухо произнес Алексей, — я хотя и сосунок, но поблажек по службе не имею. Федор Михайлович отвел на мой визит не более двух часов. Поверьте, у нас слишком много работы, чтобы позволить себе распоряжаться служебным временем по собственному усмотрению.

— Ишь ты как загнул, — усмехнулся Кретов, — служебное время… по собственному усмотрению… Можно подумать, что у меня амбар времени и делами своими я не занимаюсь. Шалишь, брат! Всякому разговору свое время! Вот скажи, Анфиска моя к тебе приставала?

— Анфиска? — Алексей сделал удивленное лицо. — Какая еще Анфиска?

— Ну, значит, приставала, — покачал головой Кретов, — вот же несносная девка. Уже единожды замуж сходила, мужика под кресты уложила, а теперь нового подавай. Ты смотри, она только с виду дура дурой, а так на любого верхом сядет да еще аллюром по кочкам пустит.

— Но я как-то… — Алексей пожал плечами, чувствуя, что краснеет. — Я не…

— Да ладно тебе, — неожиданно добродушно рассмеялся Кретов, — не бери в голову. — И тут же заинтересованно посмотрел на него. — Что закраснелся? Али прежде бабы на тебе не висли?

— Дело не в этом, просто я…

— А то женись на Анфиске, — перебил его Кретов.

Маленькие глазки весело блеснули. — Я приданое хорошее дам, а помру, все тебе отойдет, конечно, если Анфиска вусмерть не заездит. Шальная она у меня!

— Простите, Никодим Корнеевич, но в ближайшие пять лет я жениться не собираюсь.

— А ты не зарекайся, — усмехнулся Никодим Корнеевич, — выходит, не встретил еще свою зазнобу. А как встретишь, так про клятвы и обеты даже не вспомнишь, да и про свою службу наверняка забудешь!

— Обычно я не бросаюсь словами, — вздернул подбородок Алексей, — и к тому же я сюда пришел не обсуждать мои планы на будущее, а по другому поводу. Мне поручено выяснить, что вас тревожит и почему вы решили обратиться в полицию!

Кретов, набычившись, несколько раз пыхнул сигарой, потом зажал ее между пальцев и погрозил Алексею:

— Но-но, указывать мне вздумал! Щенок!

Алексей молча поднялся и направился к двери.

— Ты что? — опешил купец. — Куда это лыжи навострил?

— Видимо, Федор Михайлович не правильно вас понял, — повернул голову, приостановившись, Алексей, — если вам некому показать свой дурной нрав, то определитесь с этим как можно скорее. А вымещать свою злость на чинах полиции не советую. Так ведь и в «холодную» загреметь недолго за оскорбление официального лица при исполнении им служебных обязанностей.

Никодим Корнеевич побагровел и некоторое время ловил воздух открытым ртом, а потом со всего размаху опустил кулак на столешницу и рявкнул:

— Ах, так тебя разэтак, молокосос! Кого учить вздумал!

Вертайся назад и слушай, что я тебе скажу!

Алексей в упор посмотрел на разгневанного купца.

— Я вернусь и выслушаю вас только в том случае, если вы прекратите на меня орать и обзывать молокососом. И учтите, из отведенных мне на разговор с вами двух часов целых тридцать минут ушли на пустое выяснение отношений и ваши крики!

Кретов озадаченно посмотрел на него, покачал головой и неожиданно миролюбиво произнес:

— Ладно, чего уж там! Ты еще не слышал, как по-настоящему орут-то. Куры дохнут, если в душу-мать рявкну! Проходи давай. — Никодим Корнеевич махнул рукой, указывая на покинутый гостем стул. — Разговор у меня долгий, дай бог в отведенное время уложиться, — и, рассмеявшись, подмигнул Алексею. — Уважаю все-таки Федора Михайловича. Знает, кого мне подсылать, — и вновь рассмеялся.

Алексей молча вернулся на свое место и выжидательно уставился на хозяина. Тот поворочался в кресле, кряхтя и ворча что-то себе под нос, повозил по ковру больной ногой, устраивая ее поудобнее, наконец вымолвил:

— Я бы это дело сам расхлебал, да вишь — ногу сломал неделю назад. Доктора говорят, не меньше двух месяцев придется на трех ногах прыгать, — кивнул он на костыли, — а мне нонче каждый день дорог. Тебя как зовут?

— Алексей Дмитриевич Поляков, младший агент сыскной полиции, — подал ему карточку агента Алексей.

— Вижу, что младший, — вздохнул Кретов, — но гонору уже на старшего хватает. Далеко пойдешь, если не сломают.

Из-за угла комнаты вынырнул с подносом в руках невозмутимый Данила в черкеске. На подносе в серебряном ведерке со льдом лежала прикрытая влажной салфеткой бутылка водки, стояли две хрустальные стопки и деревянная чашка с замороженной брусникой.

Молча разлив водку по стопкам, Данила обернул ведерко со льдом салфеткой и, поклонившись, так же молча удалился. Хлопнула дверь кабинета, и Алексей остался наедине с его хозяином.

— Давай не стесняйся, — предложил Кретов, — хороший зачин в любом деле нужен. — Он поднял стопку и одним глотком опорожнил ее. Затем захватил из чашки пригоршню брусники и отправил ее в рот. Темные ягоды осели у него на усах, просыпались на грудь. Не глядя, Кретов смахнул их багровой от сока ладонью, обтер ее о халат и с удивлением посмотрел на Алексея. — Чего капризничаешь? Пей, тебе говорю!

— Зачем повторять дважды, — вежливо ответил Алексей, — на службе я не пью.

На самом деле он уже пожалел, что отказался, не из-за водки, нет. Слюна потекла из-за брусники, запотевшей в тепле, крупной, багровой, с беловатым бочком, подернутой подтаявшим снежком. Видно, только что с ледника подняли.

Он прямо-таки ощутил и этот колючий ледок на языке, и кисло-сладкий, с едва заметной горчинкой сок, который так и брызнет в рот, стоит сдавить ягодку зубами…

Кретов с досадой посмотрел на него, сунул руку за пазуху, вытащив оттуда измятый конверт, и помахал им перед носом Алексея.