Талисман из Рэдволла

Заяц исчез в сторожке и мигом появился с самодельным знаменем. Он примотал старую скатерть Хорга к шесту и размахивал ею над головой.

Идущие к аббатству выдры заметили встречную колонну и ускорили шаг, потом, потеряв терпение, побежали.

Бурак размахивал знаменем и выкрикивал команды:

— Гляньте-ка на них! Ха, мы еще посмотрим, кто кого первый встретит, во! Бросай полевые кухни! Вперед, в атаку! Кровь и клочья! Еулалиа-а-а-а-а!

Толпа ринулась вперед, Бурака сшибли в канаву. Но даже самые быстроногие не смогли догнать Мгеру и Филорн. А от бегущей с тога колонны выдр оторвалась крупная стремительная фигура, казалось, опережавшая ветер. Лапы колотили тропу, вздымая клубы пыли.

— Дейна-а-а-а-а-а-а!

Он схватил обеих и, сжав в объятиях, оторвал от земли. Тут в них врезался Нимбало, свалив с ног. Подбежали с обеих сторон встречающие и вернувшиеся, обступили трепыхающихся в пыли Дейну, Мгеру, Филорн и Нимбало. Раздался дружный, долго не умолкавший смех, заразительный хохот. Хохотали до слез, пугая пролетавших над ними птиц.

Дейна, сын Риллфлага, вернулся домой.

35

Очень неуютно чувствовал себя Грувен. Конечно, как и любой трусливый лжец, он убеждал себя, что сможет выпутаться из любой ситуации и достичь всего на свете. Потеря матери не слишком его удручала. Мать вечно донимала упреками, понуканиями, советами. Без нее проще. Плохо, что золотистый лис отнял у него стаю. Но как ее вернуть? Грувен панически боялся Рогана. Таких зверей он еще не встречал. Лис никогда не проявлял обычных для живого существа чувств: удивления, страха, гнева или радости. Никто не видел его улыбки, не слышал гневного окрика. Золотые глаза его, казалось, читали мысли. Встретившись с ним взглядом, Грувен сразу же отводил глаза. При мысли об этом бесстрашном воине и беспощадном убийце у Грувена кровь застывала в жилах.

Стая маршировала к старому лагерю. Весь день на ногах, простая грубая пища, полное вооружение. Но никто не отставал и не жаловался. Роган Бор шагал во главе колонны, ни с кем не разговаривал, лишь отдавал приказания, выслушивал донесения и изредка советовался со своими жрицами. Грувен попытался было возмущаться, но поджарая лисица тут же накинула на него петлю и грубо прикрикнула:

— Пошевеливайся, не то мы тебе поможем.

— Ты смеешь так поступать с Тагерангом? Да я эту веревку вмиг перегрызу. У меня зубы что ножи, — попробовал огрызнуться Грувен и тут же почувствовал, что в спину ему уперлось острие копья.

— И сразу получишь новый деревянный спинной хребет, — сообщила топающая сзади крыса. — Заткни пасть и шевели лапами.

Грувен обернулся и плюнул крысе под ноги:

— Я тебя запомню, крыса. И ты запомни мое имя: Грувен Занн Тагеранг. А копье твое мне что зубочистка.

Мускулистый хорь, шедший рядом с Грувеном, больно двинул ему локтем в ребра:

— Зубов для зубочисток не оставлю, понял? Заткнись! Грувен остановился, уперся лапами в песок и завопил:

— Хватит! Я хочу говорить с Роганом Бором!

Он не понял, откуда пришел удар, но мысли помутились, в глазах запрыгали искры.

— Зато он не хочет с тобой говорить, — донеслось откуда-то издалека. — Шевелись!

Вечером на привале Грувена привязали к дереву. Охрана расселась вокруг, мрачно следя за своим подопечным. Кто-то сунул ему миску. В мутноватой воде плавала раскисшая корка ячменного хлеба.

— Жри и дрыхни, на заре снова топать!

Грувен быстро проглотил, что ему дали, свернулся калачиком. В уме он перебирал варианты объяснений, плел паутину вранья. Куда делась голова убитого Тагеранга? Может, ее унес поток, она уже в море, голова. Рыбы съели. А где тело? Конечно, ему зададут такой вопрос. Надо бы «вспомнить», да побыстрее… Скоро уж и старый лагерь. Ах, тело? Да, конечно! Он бросил его в болото. В то самое болото, в котором утопил Спиногрыза. Ха-ха! Что, взяли? То-то же! Попробуй перехитрить Грувена Занна Тагеранга, сковородная морда! Тоже, вождь называется… Да ты и в подметки не годишься Грувену великому, ужасному и хитроумному. Он их еще всех перехитрит, как перехитрил и победил Ифиру и Волога…

Грувен, конечно, не знал, что дергается и бормочет во сне.

— Что значит «не убивал»?… Все мертвы, один я остался… Да, я прикончил его…

— Боевой какой, — процедила сквозь зубы лисица. И презрительно добавила: — Болтун.

— Да, всех поубивал, и вас тоже. Совсем один остался, — изумился хорь.

— Во сне, — подняла глаза крыса, точившая камушком копье. — Такие трусы всегда во сне всех убивают, направо и налево.

В лагере горел лишь один костер. Его зажгли жрицы. Роган Бор сидел рядом, наблюдая, как старые лисицы бросают кости и камушки, сжигают перья и порошки. И бормочут, бормочут не переставая, толкуют знамения, объясняют сочетания. И все объяснения должны поправиться вождю. Лис слушал, слушал и вдруг перебил:

— Ну-ка повтори!

— Разве лис не родня волку? — забормотала Эрма чуть громче.

— Никто не сравнится с лисом в ловкости, хитрости, свирепости. В нем течет кровь великого Вулпаза, правителя Врат Ада.

Роган Бор поморщился. Это он уже слышал.

— Грисса, что скажешь?

Грисса, не отрывая взгляда от только что брошенных костей, продекламировала:

Тагеранга взявший имя,Правь над слугами своими!Рэдволл… Колокольный звон…Бойся! Бойся! Страшен он…

— И что это значит? Скажи мне, — потребовал Роган Бор.

Грисса еще ниже нагнулась над рассыпанными костями. Она как будто не слышала вопроса вождя. Роган и раньше видел, как провидцы впадали в транс, поэтому снова обратился к Гриссе:

— Повтори и объясни.

Эрма не слишком жаловала новую жрицу. Грисса оттеснила ее, все чаще склоняя к себе ухо Рогана. Подойдя к Гриссе, Эрма тряхнула ее за плечо и приказала:

— Говори! Вождь обращается к тебе.

Грисса вместо ответа клюнула носом и свалилась на разбросанные кости, смешав их.

— Повелитель, она умерла! — с дрожью в голосе воскликнула Эрма.

Роган приподнял саблей голову покойницы и снова уронил ее.

— Старуха. Умерла от старости. А что она сказала, ты понимаешь? Хотя бы слова помнишь?

Эрма сжалась:

— Нет, повелитель. Видения одного жреца недоступны другому. Кто знает, что увидела она, стоя на пороге Адских Врат, где правит…

Роган отмахнулся от нее и улегся на отдых.

— Скажи, чтобы ее похоронили. Ничего она не увидела. Бред умирающего ничего не значит. Отдыхать.

Наутро Роган Бор уже не помнил ни о Гриссе, ни о ее предсмертном бормотании.

К старому лагерю они вышли через четыре дня, утром, орошаемые моросящим дождем. Под укрытием дюн развели костры, повара начали готовить горячую пищу. Роган Бор огляделся. Он вытащил саблю и приказал:

— Горностая Грувена ко мне.

Грувена привели на веревке. Он понимал, что вести себя следует осторожно, но попытался сохранить достоинство.

— А, Роган, давно хочу тебя увидеть. Да, отсюда я вышел простым воином, а вернулся Тагерангом… — Под взглядом Рогана Бора голос его сразу потерял звучность.

— Голова, — напомнил Роган Бор. — Мне нужна голова.

Грувен сделал еще одну попытку.

— Я — Грувен Занн Тагеранг. Я протестую против такого обращения. Я не буду отвечать, пока связан.

Свистнула сабля, Грувен лишился половины усов с левой стороны. Не меняя выражения лица, Роган Бор пообещал:

— Не будет головы Тагеранга, займусь твоей. Следующими будут уши.

Испуганный Грувен опустился на песок и заплакал как малое дитя:

— Я бросил ее в поток.

— Какой поток? Здесь нет ничего текущего. Но кровь твоя сейчас вся может хлынуть потоком.