Талисман мага

Проявлялся ли таким образом некий особый шик, или десантники просто пытались выразить свою индивидуальность — трудно сказать. Впрочем, скорее, последнее, потому что при более внимательном взгляде, наоборот, начинало проступать несомненное сходство: это были люди без возраста, а в их глазах… Лишь один паренек, пониже ростом и поуже в плечах, выглядел на фоне остальных совсем мальчишкой — ни разу не бритые щеки и не успевший пока приобрести характерное жесткое выражение взгляд резко отличал молодого человека от остальных. Впрочем, не совсем: где-то на дне его светлых, еще по-детски нежных глаз уже начинал поблескивать «металл» — видимо, и этот мальчик был не совсем новичком.

Что ж, одной проблемой стало меньше. Теперь можно было подумать и о том, что делать с «серебряными братьями» (так называл про себя Ральф бывших подопечных отца). За неделю, правда, Ральфу удалось наладить с ними кое-какой контакт, однако «братьям» требовался постоянный наставник, руководитель, которому бы они, во-первых, доверяли и который, во-вторых, в случае чего имел достаточно сил, чтобы с ними справиться; в-третьих, мог оказать на них благотворное влияние, подать хороший пример. Сможет ли — а главное, согласится ли — взять на себя подобную роль Тэн? Вчерашние события развивались с такой скоростью, что Ральф даже не успел с ним поговорить. Хорошо бы, согласился, тогда Риу можно было бы взять с собой. Если он, конечно, захочет сам — в последнее время они так подружились с Тэном… Впрочем, нет, Тэн, пожалуй, подходил не совсем…

Вообще-то, Ральф не особенно волновался на этот счет: интуиция подсказывала ему, что здесь все будет в порядке. Зато каждый раз, когда глаза останавливались на непривычно белых волосах Дэвида, разведчик вспоминал слова Майера, и вот тут становилось действительно не по себе. Не от слов, разумеется. Слова были как слова — ничего конкретного, но вот то, что за ними стояло… При всей неприязни к десантнику назвать его трусом было бы несправедливо. Подлецом — пожалуй, только ни в коем случае не трусом. Поэтому страх, который на некоторое время заставил Алекса даже позабыть всякие давнишние счеты, выглядел красноречивее любых слов.

Еще хуже, что источником неожиданной вспышки страха стали вовсе не «ворота» (которые находились слишком далеко, да и искать их десантник начал уже потом) — а он, Ральф. Чего именно так испугался Алекс? Что за информацию воспринял он в тот момент? Что, вообще, Ральф знал обо всем этом? «Ворота», поседевший Дэвид, «там что-то происходит со временем», внезапный испуг Майера…

Первые три факта объясняли и дополняли друг друга, четвертый же, если его поставить в один ряд с остальными (и не забывать, что командир десантников необыкновенно чувствителен к тончайшим вибрациям материальных объектов), мог означать только одно: Ральф, так же как и Дэвид, подвергся изменениям — изменениям, не видимым простым глазом, но от этого не менее реальным…

Ральфа словно окатило холодом. Он тревожно посмотрел на Дэвида: Нечистый спокойно встретил его взгляд — ничего, кроме непривычной седины, не бросилось в глаза разведчику. Впрочем, что такого особенного мог заметить Ральф? Разве он настолько хорошо знал Дэвида, чтобы иметь возможность сравнить? Нет… Зато он, вроде бы, неплохо знал себя: неужели тело так далеко от сознания, что происходящее в нем является тайной? Разведчик затаил дыхание… Холодный колючий страх продолжал растекаться по всему телу, заползая, казалось, в каждую клеточку. Стоп! Так можно сойти с ума… Чтобы отвлечься, Ральф переключился на окружающих и снова восхитился дисциплинированностью членов карательного отряда: теперь до их мыслей мог добраться далеко не каждый. Что, впрочем, не относилось к нему, Михаэлю Хюттнеру.

Большинство десантников находились, что называется, на распутье. С одной стороны, они готовы были во всем подчиняться командиру: знали, что непослушного Майер мог запросто оставить умирать одного где-нибудь в джунглях или в пустыне — в зависимости от места проведения операции. Но не одной только жестокостью укрепил свое положение Алекс: многим он спас жизнь, иной раз рискнув собственной. Кроме того, его сверхчувствительность являлась гарантией безопасности, и когда командир находился рядом, десантники не боялись ничего. Это с одной стороны — но с другой, имя Карлоса не было для санрайзовцев пустым звуком: к мысли, что легендарный разведчик вдруг оказался предателем, предстояло еще только привыкнуть. Да и Ральф — «счастливчик-Ральф», — вернувшийся невредимым из шестнадцати командировок (тут разведчик порадовался особенно) пока никак не воспринимался выжившим из ума.

Но это еще не все: с одним из карателей Ральф, оказывается, был знаком. И не просто знаком… Правда, за те годы, что они не виделись, рыжий Уве стал по меньшей мере втрое шире, поэтому признать в нем с первого взгляда тощего, как жердь, соседского паренька было довольно трудно. Разведчик осторожно внушил ему мысль повернуться… Точно, он самый. Глаза слегка сощурились, губы чуть заметно дрогнули под рыжими всклокоченными усами. Ральф улыбнулся — Уве кратко кивнул. Потом быстро взглянул на командира.

«Ай да Майер…»

Древние — наверное, в шутку — любили говорить «мир тесен». Это их-то огромный мир! Поднявшийся же во время катастрофы на поверхность остров Европа был всего-то около нескольких десятков тысяч квадратных миль — не удивительно, что выходцы оттуда довольно часто встречали знакомых. Вот прямо как сейчас: не успел Ральф изумиться чудесной встрече с Уве…

Коснувшись сознания самого юного десантника, разведчик тут же выяснил, что «молодого человека», во-первых, зовут… фрейлейн Марта, а во-вторых, это та самая девчонка (тогда ей было не больше семи-восьми), которая ходила к его матери брать уроки английского. Самому Ральфу (а вернее, Михаэлю) в то время только что исполнилось семнадцать, и он как раз собирался удрать из дома на корабле. Теперь Марта вымахала чуть ли не под шесть футов, и в каждом ее движении, в том, как были сжаты губы, как запали некогда пухлые щеки, чувствовалась не только сила, но и потрясающая уверенность в себе. Правда, гораздо увереннее Марта чувствовала бы себя, называйся она «миссис Майер», только вот мистер Алекс Майер, хотя периодически и обращал на нее свое драгоценное внимание, узаконить их отношения, похоже, не собирался.

Ральф не стал еще раз восклицать про себя «ай да Майер!», так же точно, как не стал экспериментировать и заставлять женщину оглянуться: можно было бы себе представить, каким взглядом наградила б его Марта — она, в отличие от других, не пропустила некоторой подавленности командира, а сейчас на ходу нет-нет, да и посматривала на его разбитую бровь.

В общем, если не принимать во внимание сугубо личные переживания влюбленной женщины, отношение к разведчику со стороны десантников можно было назвать вполне терпимым, зато что касалось Дэвида…

Ральф искал и не находил слов, чтобы описать ощущения, которые вызывал своим присутствием Нечистый — нечто скользкое, холодное, опасное.

А если учесть, что каратели (за исключением Алекса) не знали, кто он такой, то разведчик мог лишний раз убедиться, насколько его собственное отношение к этому человеку не являлось предвзятым. Человеку! Еще совсем недавно Ральф, не задумываясь, назвал бы Дэвида мутантом, однако сейчас мысленно прикусил язык. Хайлендер ведь тоже мутант — следовательно, монстр, чудовище, которого будут сторониться и которому нет места среди обычных людей. Таких, например, как те, что идут сейчас рядом, как те, что живут в Атви и Метс, что остались на острове Европа…

«Отец Небесный, но тогда чего ради я рискую, чего ради стараюсь их спасти — меня же все равно оттолкнут, изгонят, как прокаженного, как…»

«Но ведь не все же такие: разве Амалия тебя оттолкнула?» — тут же откликнулся внутри разведчика другой голос.

«Это потому что она не успела себе представить, что скоро постареет, в то время как я…»

Ральфу захотелось заткнуть уши; он уперся глазами в спину Нечистого. Да, именно Нечистого — Дэвида… какая разница… Впрочем, нет, разница была: тело, в котором находился идущий впереди, когда-то принадлежало отцу, и там, в подземном лабиринте, Ральф точно так же шел позади и смотрел ему в спину. И точно так же, как сейчас…