Talk to me (Поговори со мной)

Он не спрашивает меня, прав ли в своих догадках, он уже решил, что прав.

– Знаешь, Ева, ты для меня просто находка. Я боялся, что ты-то все и испортишь, но ты… ты… делала ошибку за ошибкой. Все-таки, теперь я даже рад, что ты не настоящая волчица. Волки, как тебе наверняка известно, моногамны, один партнер на всю жизнь. Но не ты, не ты. И именно поэтому ты отличная тринадцатая жертва. Она должна быть особенной, очень особенной. Девушка. Женщины удивительны своей нелогичностью, непредсказуемостью. Наверное поэтому вас так любит все магическое. Вы следуете за магией в ритме своего пульса, перерождая себя каждый месяц. Но лишь чистое, невинное существо…

С моих губ срывается смешок, из глаз начинают литься слезы облегчения. Кажется, Стоян слишком хорошего мнения обо мне.

– Я тебя разочарую, – отсмеявшись и утерев глаза ладонями, говорю я. – У меня было грязное дикое родео с Драко Малфоем. Ни один раз.

Хотя я знаю, что на мое место подыщут другую несчастную девушку, ликования скрыть не могу.

– О, об этом я знаю, – спокойно отзывается Стоян. – То, что секс разрушает невинность, – распространенный миф. Подкрепленный, конечно, множеством доказательств. Основная проблема в том, что люди – те же животные: возникает позыв, и они уже в постели, в лифте, в подворотне. Никакой любви, – он оборачивается ко мне.

Льдом вдруг сковывает все внутренности: от желудка до горла, в котором застывает ком. Инстинктами я понимаю, что он хочет сказать, и без слов.

– В книгах долгое время значилось: только нетронутая дева. Но потом я дошел до одного интересного тома. В двенадцатом веке в одной маленькой ирландской деревушке волшебник очень хотел провести ритуал, но в окрестностях не нашлось ни одной невинной девицы. Да что там, дочь волшебника, и та была «попорченная» местным кузнецом, которого девушка любила до потери пульса. В прямом смысле. Волшебник, дворянин, аристократ, узнал об этом и так рассердился на дочь, которой уже нашел весьма выгодную для себя партию, что на жертвенник положил именно ее, смывая позор кровью. Каково же было его удивление, когда сила от ритуала оказалась больше, чем он вообще мог предполагать. Слава Перуну, Мерлину, да всем высшим силам, что он успел записать эту удивительную историю! Поэтому ты, Бог ты мой, Ева, ты мое сокровище, – Стоян весь светится счастьем. – Я бы не возражал, чтобы ты переспала хоть со всем Мракоборческим Отделом, лишь бы ты искренне любила их. Все-таки я безумно везучий! – он вновь смотрит в окно, довольно потирая руки.

Великий Перун… Как же это несправедливо: чем ты пытаешься быть лучше, тем более привлекательной мишенью становишься. Уж Настю-то точно нельзя было бы положить на алтарь: сколько раз она предавалась животной страсти, от которой я чуралась, за которую ее осуждала. Но не может ведь быть так, что ничего уже нельзя сделать! Под ладонью оказывается что-то металлическое, холодное, и в голове медленно созревает сумасшедший план. Сейчас я могу только спасти малое, пожертвовав собой. От этой мысли становится трудно дышать, голова кружится. Эгоистичный ген, тот самый, что ответственен за выживание, всегда был во мне силен.

Стоян оборачивается на звон металла по полу. Столовый нож лежит у ножки стула, а вот нож с широким, хорошо наточенным лезвием, до этого времени воткнутый в индюшку, в моей дрожащей руке, приставлен к моему горлу.

– Что-то рановато, – ухмыляется Стоян якобы беззаботно, но я-то вижу, как напряглись все его мышцы.

– Вот именно, – подтверждаю я, крепче сжимая пальцы вокруг рукояти ножа. – Как ты меня назвал? Сокровище, верно? Пока я жива. Но тебе ведь совсем не понравится мое мертвое тело, когда осталось меньше двух дней до ритуала.

– Я найду другую девицу, заодно избавлюсь от Малфоя с Поттером. Они умрут из-за тебя, – Стоян делает шаг ко мне, а я прижимаю лезвие к подбородку и чувствую горячую капельку крови, стекающую по шее.

– Конечно, ты можешь найти другую. Но откуда тебе знать, невинна ли она? Влюблена ли искренне? Оооо, неееет, ты не можешь так рисковать. Стоять! – сделавший ко мне резкий шаг, он напряжено замирает.

– У тебя кишка тонка, – шипит Стоян. – Боли испугаешься.

– Боли? – усмехаюсь я. По горлу чиркнуть я всегда успею, а для показательного выступления хватит и руки – лезвие быстро и глубоко проходит по внешней стороне предплечья. И вправду больно, но и вполовину не так, как от обращения. Мышцы у глаз все-таки предательски подергиваются, но Стоян, кажется, уяснил, что я не шучу. – Мне нечего терять, – с вызовом сообщаю я, и в глазах он читает ехидный вопрос: «А тебе есть что, верно?».

Он невесело криво ухмыляется, будто бы ответив утвердительно.

– И чего ж ты хочешь, мученица?

– Во-первых, в тот подвал я больше не вернусь.

– Что, дружки твои надоели?

– Драко и Гарри пойдут со мной. Я должна их видеть.

– Что ж… для тебя комнату, так и быть, прикажу приготовить, но для них…

– Такова сделка, – отрезаю я, снова поднеся нож к горлу. Ох, и прогадала я с порезом – руку саднит, кровь рекой, что голова уже начинает кружиться.

– Ну, хорошо, допустим, – нехотя соглашается Стоян. Сколько в этом нежелании правды – мне уже до сиреневой звезды, но, раз я нужна ему здоровая и непотресканная, вряд ли он собирался держать меня за решеткой.

– Прекрасно, – с сарказмом срывается с моих губ. – И еду. Пусть туда принесут еду.

– Исключено.

– Я перережу себе глотку.

– То есть либо три сильных, отдохнувших мага, либо я ищу другую девицу? Можешь резать глотку, неинтересно.

– Ладно! – сразу сдаюсь я, уже и так выторговала много на свою-то никчемную жизнь. – Но они должны быть у меня на виду.

– И нож ты здесь оставишь.

– Ну, нет! Ты же не думаешь, что я тебе поверю. У меня должны быть гарантии!

– А мои гарантии?

– Драко и Гарри. Пока я жива, живы и они. Какой мне смысл?

Стоян смотрит на меня, будто спрашивая: «То есть ты осознаешь, что с ними станет после ритуала?» А я молчу. Мне нечего сказать. Так далеко я еще не планировала. Пока я боюсь, что они не доживут до вечера.

– Хорошо. Иван! – громогласно зовет мужчина, и в дверь сразу же просовывается голова в ворохе соломенных волос. – Принеси, что там из лечебного осталось.

Взгляд Вани за секунду находит, к чему это лечебное надо применить. Он только коротко кивает и исчезает, оставив нас ждать. Великий Перун, мне бы в обморок не шлепнуться, тогда уж сделка отменяется. Возвращается Ваня через три минуты, показавшиеся мне вечностью. Он быстро смывает вытекшую кровь, что не останавливает новую, дрожащими руками густо накладывает какую-то мазь на вату и прижимает к ране. Пощипывает, неприятно, но успокаивающе. Еще за минуту он бережно обматывает предплечье каким-то лоскутом, сделав из него подобие бинта. Прилаживает долго и тщательно, с толикой беспокойства глядит на нож в другой руке.

– Тебя точно не прирежет, она только на самоотверженные акты способна, – усмехается Стоян. – Свободен. – Когда Ваня исчезает за дверью, он обращается уже ко мне: – А теперь сядь и ешь.

К голодовке я не приучена, были и тяжелые времена, но, благодаря маме, что-нибудь, хоть хлеб с вареньем, в доме всегда водилось, потому спустя шестнадцать часов, да после неслабой пробежки, да когда душа более или менее успокоилась, дважды Стояну просить не приходится. Еда давно уже не казалась мне такой вкусной. Часть ее исчезает у меня под рубашкой.

Провожая меня в одну из «хозяйских» спален, Ваня смотрел с недоумением: скользнул глазами от ножа в руке, по окровавленной рубахе, которую я придерживала всю дорогу, но и слова не промолвил. Еще при мне Стоян велел привести в комнату Драко и Гарри (видимо, хотел показать свою «честность»), что сделало лицо Вани еще более озадаченным. Но суровое (и, надо сказать, весьма недовольное) «Выполняй!» от главаря заставило его беспрекословно подчиниться.

А я все равно боюсь подвоха. Какой у Стояна теперь выбор? Подменить Драко и Гарри при помощи многосущного зелья. Ни один, ни другой разговаривать со мной теперь не рвутся, так что план идеальный, я и не замечу, а так и присматривать можно. С другой стороны… зелье нужно на следующие сутки, количество немалое. Раз Стоян держит Ваню подле себя, то пусть он и не единственный маг в своре, но самый искусный, а он в зельях профан. На выпускном экзамене ему попалось именно оно – многосущное, и если бы не подсказавший ему Паша, сидеть бы ему второй год в выпускном классе. А после он всегда следовал принципу «с глаз долой – из сердца вон», так что выяснить хотя бы ингредиенты наверняка не удосужился.