Там, где цветут дикие розы. Анатолийская история

— А… а я с восьми часов убиваю время, чтобы тебя не разбудить, — проговорил он, еле ворочая одеревеневшим от волнения языком.

— Когда мы увидимся? — спросила его Кэт.

— Я примчусь за тобою хоть сейчас, — ответил ей Дэн.

— Нет, так мы потеряем время, — сказала Кэт, — давай-ка лучше приезжай на Марктплац, к пирамиде. Я буду там ориентировочно минут через пятнадцать. Мой папа едет к Фридрихштрассе и меня туда подбросит.

— О'кей, но ты теплее оденься. Я только с улицы, там сильный ветер. Чтоб вновь не заболеть, — посоветовал ей Даниэл.

— За это можешь не беспокоиться. Ты не знаешь моей мамы. Она смотрит за мной, как за маленькой, и, пока не проверит, как я одета, ни за что не выпустит во двор, — смеясь, ответила ему Кэт. — И потом, ты же со мной и заслонишь меня от любого ветра… А теперь давай наперегонки к пирамиде, кто быстрее, я или ты, — сказала она и повесила трубку.

Наспех причесавшись, переобувшись и на ходу натянув на себя куртку, он крикнул родителям «пока» и, выскочив на лестницу опять, как и утром, перескакивая через две-три ступеньки, сломя голову помчался вниз.

Едва он выбежал на улицу, как перед ним с пакетами в руках выросла соседка, фрау Хофманн. На секунду замешкавшись, Дэн кинулся обратно к парадной и, распахнув дверь, вытянулся рядом с нею, как часовой в почетном карауле. Удостоенная столь неожиданной чести соседка встала как вкопанная, а затем вошла в парадную, не сводя с молодого соседа глаз. А Дэн, отпустив дверь, подбежал к своему мотоциклу, запрыгнул в седло и, заведя машину, рванул навстречу счастью.

Уже через десять минут он был в районе Марктплац. Привязав мотоцикл к парковочному столбику и заскочив в ближайший магазинчик, он положил свой шлем в один из шкафчиков хранения, прошелся для отвода глаз вдоль торговых стеллажей и, выскочив оттуда, помчался в сторону буреющей чуть слева пирамиды. Подбежав к месту встречи, он обошел его вокруг и, убедившись, что пришел первым, стал нетерпеливо оглядываться вокруг. Мимо него куда-то по своим делам спешили люди.

И ему вдруг подумалось о том, как же несчастны эти люди, даже не ведающие о существовании Кэт! И как счастлив он, что спустя миг опять ее увидит. От мысли, что это счастье привалило лишь ему одному, у него вдруг закружилась голова. И именно в тот миг, когда, чтобы не пошатнуться, ему нужна была какая-то опора, он приобрел ее в лице холодных двух ладошек, которые, прикрыв глаза, легли вдруг на его лицо.

— Кэт, — выдохнул Даниэл.

— Да, — прыгая на месте, захлопала она в ладоши.

— У тебя же застыли руки, — сказал он, растирая ее ладони.

— Я впопыхах забыла про перчатки, — смеясь, ответила она.

— А как же мама? — укоризненно сказал Даниэл.

— А ее нет, она ушла за билетами, — ответила Кэт.

— Надень тогда мои, хотя тебе они, наверно, будут велики, — протягивая ей свои перчатки, сказал Даниэл.

— Тогда замерзнешь ты, — склонив головку набок, лукаво сказала она и, на секунду задумавшись, предложила: — Давай-ка так, я возьму тебя под руку, а левую руку спрячу в карман, а ты спрячь в карман правую, а на две другие мы наденем твои перчатки.

— Просто и гениально, — ответил он. — И куда мы пойдем?

— Гулять! — тряхнув головкой, ответила Кэт и, схватив кавалера под руку, потащила его на другую сторону улицы.

Обычно под прогулкой подразумевается неторопливая ходьба, сопровождающаяся созерцанием достопримечательностей. Но тогда то, чему сейчас посвятили свое время Кэтрин и Даниэл, никак нельзя было назвать прогулкой. Во-первых, Дэн не чувствовал под собою ног, не мог определить направление и шел как на автопилоте. Во-вторых, он ничего не видел вокруг, ничего, кроме изумрудных глаз Кэт. И наконец, они оба говорили без умолку, словно только что встретились после многолетней разлуки. Любой встретившийся по пути предмет давал им новую тему для разговора. Например, проходя мимо офиса «Люфтганзы», Кэтрин поглядела на рекламные плакаты, красовавшиеся за витриной, и вдруг вздохнула:

— Давно хочу побывать в Таиланде, но все никак не удается.

— У меня тоже! — сочувственно признался Даниэл.

— А тебе что мешает?

— Ничего. Просто я думаю, что это довольно глупо — любоваться экзотикой в одиночку. Что толку в красоте, которой не с кем поделиться?

— Точно! — восхитилась она. — У меня та же история, только еще хуже. Я могу полететь куда-нибудь с подружками. Так они же сразу начнут охать и ахать, пищать от восторга, а мне нужно, чтобы человек рядом со мной видел то же, что вижу я, и просто любовался бы этим, без лишних восторгов…

— Терпеть не могу этих поросячьих восторгов, — согласился Дэн. — Поэтому обещаю, что не буду пищать. Можешь на меня рассчитывать, когда соберешься в Таиланд.

— Честно говоря, я очень боялась, что ты пригласишь меня в кино, — сказала Кэт. — Все парни с этого начинают.

— Я — не все.

— Я об этом подумала в первый же день, когда тебя увидала, — посерьезнев и как-то по-особенному взглянув, ответила Кэт.

А Даниэлу вновь показалось, что земля уходит из-под его ног, и, чтобы приобрести равновесие, он поменял тему, задав самый невинный вопрос:

— А что, ты не любишь ходить в кино?

— Представь себе, — снова стала сама собой Кэт.

— Какое счастье! Я тоже, — искренне удивился он. — Не могу сидеть в толпе. Особенно если фильм хороший. Смотришь, переживаешь, а рядом хрустят чипсами!

— Ой, ты просто говоришь моими словами! — Кэт от веселого удивления всплеснула руками. — Меня мама с папой иногда просто гонят в кинотеатр, а я отвечаю, что могу и дома посмотреть любой фильм. К тому же мое любимое кино сейчас можно увидеть только в записях.

— А какое твое любимое? — поинтересовался Дэн.

— Ну… Пообещай, что не будешь смеяться, тогда скажу, — смутившись, сказала Кэт.

— Обещаю! — Он серьезно приложил руку к сердцу.

— Ты любишь Клинта Иствуда? — испытующе взглянув на Дэна, спросила она.

— Лучший актер всех времен и народов, — убежденно произнес Даниэл. — Уже в спагетти-вестернах Серджо Леоне он на порядок круче всех, а когда Иствуд начал снимать свои фильмы, вообще рядом некого ставить.

— «Спагетти-вестерн»? Это ты сам придумал? — восхищенно спросила Кэт.

Даниэл с трудом удержался от соблазна приписать себе авторство забавного термина.

— Нет, — с нескрываемым сожалением ответил он, — читал в истории кинематографа. Но у Леоне он должен был все время оставаться в рамках заданного образа, практически бессловесного. А вот потом уже развернулся. Помнишь его в «Непрощенном»? Как он говорит Джину Хэкмену… — Дэн понизил голос и произнес сквозь зубы: — «Ну да, я застрелил безоружного. Напрасно он ходил без оружия после того, как убил моего друга».