Там, где фальшивые лица
Шрифт:
Неприметным движением человек развязал бечевку на большом мешке, что был припрятан у его ног. Покосившись на забывших обо всем на свете спорщиков, Креппин приоткрыл дверцу за спиной и нырнул в фургончик. Его место на козлах, будто шут, выпрыгнувший из коробочки, тут же заняла появившаяся из мешка высокая фигура. Человек, что сидел ныне на козлах вместо мнимого продавца зелий, походил на него как две капли воды. Точно такой же плащ, так же ссутулен. Гномы не заметили подмены, продолжая переругиваться и обмениваться затрещинами, даже не слезая со своих пони. Идеальный двойник, словно деревянная кукла на шарнирах, короткими дергаными движениями поднял руку и натянул капюшон на голову, скрывая свое жуткое, сшитое из лоскутов кожи лицо. Уродливые шрамы, перехваченные толстой нитью, исчезли в тени, руки в перчатках взяли
Ангар Дортан висел в воздухе и задыхался. Колючие ветки терновника душили его. Острые шипы впивались в кожу: шея, грудь и плечи были залиты кровью.
Алхимик появился неожиданно. Гном уже вытирал свой меч об одежду убитой фоморки, после расправы над гнусным котом, пытаясь очистить клинок от липкой пурпурной крови, когда из-за неприметной дверцы между кроватями внутрь просунулась высокая фигура в плаще.
Хозяин фургона сразу же понял, что произошло. Убийца его семьи даже не успел поднять оружие, когда в одну стену уже летела брошенная алхимиком склянка с зельем. Стекло маленькой бутыли разбилось, жидкость окатила дерево. В тот же миг несколько шевелящихся прутьев терновника резко дернулись, выплелись из стены и устремились к гному. Живые ветви перетянули горло Нор-Тегли и его плечи, с силой дернув Непутевого кверху и подняв его в воздух. Шипы впились в тело… Алхимик подошел почти вплотную к своему пленнику, совершая руками извилистые пассы, будто бы сплетая что-то. Колючие лозы начали крепче сжиматься…
Ангар бился и хрипел, из его глаз текли от боли и бессилия слезы, а на судорожно искривленных губах выступила пена. Должно быть, когда тебя душит колючая лоза терновника – это наихудшая примета. «Ну вот и конец. Вот я и допрыгался, бабушка…»
Вдруг послышался короткий хлопок, и в следующий миг пришла очередь захрипеть колдуну. В первую секунду он сунул руку за спину, пытаясь вытащить из-под лопатки то, что туда вонзилось, но хлопок повторился, раздался еще один и еще, алхимик дернулся всем телом, захрипел и свалился ничком. Весь его плащ был в крови, а из спины торчали четыре арбалетных болта.
В тот же миг ужасные оковы отпустили гнома, он рухнул на пол, схватился за искалеченную шею.
– Ангар… – раздался едва слышный хрип с кровати. Непутевый поднял голову и увидел Лори Дарвейга. Сейчас тот казался еще более безумным, нежели обычно. Неудачник согнулся едва ли не в подкову, странно поджав ноги. Он уставился на Ангара застывшим взглядом, рука с арбалетом безвольно опустилась. Оружие выпало из ослабевших пальцев.
– Лори… – Ангар поднялся на ноги и подковылял к товарищу, зажимая ладонями раны на шее. – Ты как?
– Голова еще болит… рану тянет так, будто злобные демоны накручивают мои жилы на барабаны, но жить, наверное, буду… Как Рубин?
Ангар повернулся к рыжебородому предводителю. Тот не шевелился, лицо его было белым как снег. Закрытые веки болезненно подрагивали, а с губ срывался хрип. Дортан склонился ниже и тут же расхохотался. Дори вовсе не хрипел – он предавался мирному, ворчливому и исконно гномьему храпу.
– Дрыхнет, мерзавец! Видит Дрикх, как же я хочу увидеть выражение его лица, когда он узнает о том, что здесь стряслось! Хе-х! Пробуждение кое у кого обещает быть весьма приятным. А пока что спите сладко, господин главный кладоискатель, и да пребудет множество звонкого золотишка в ваших снах…
Ангар устало опустился на край кровати друга.
4 августа 652 года.
Тракт на Умбрельштад.
Черная карета быстро катилась по старой заброшенной дороге на юг. Косые струи ливня били по крыше и дребезжали по стеклам, оставляя за собой длинные мокрые полосы.
В окно, прижавшись лбом к запотевшему стеклу, смотрел изможденный молодой человек с удивительно бледным лицом и длинными белыми волосами. В его уставших глазах застыла тоска, и они равнодушно оглядывали проплывающие мимо болота, через которые и проходила дорога. Чахлые деревца, сгорбившиеся и иссушенные, походили в грозовом мареве на пугающих болотных демонов, и в те мгновения, когда била молния, в ее серо-синем свете
даже казалось, будто они движутся.Карета вдруг остановилась посреди тракта – незапланированная остановка не слишком удивила беловолосого – таких было уже около пяти.
С передка на землю спрыгнула высокая фигура в длинном черном плаще с капюшоном. Дверца отворилась, человек забрался в карету, стряхивая с себя капли дождя, и, стянув с головы капюшон, уселся напротив печального парня.
– Как дела, Белая Смерть? – усмехнулся подсевший чернокнижник, постучал в окошко за своей спиной, и карета снова двинулась.
– Скажи, Ревелиан, – отстраненно спросил Коррин, по прозвищу Белая Смерть, – почему мне нельзя просто выйти и сгинуть в топи?
Некромант с грубым надменным лицом, которого звали Ревелианом, с деланой жалостью развел руками: мол, прости, была б моя воля…
– Сколько еще? – тем же усталым тоном поинтересовался Коррин.
– На закате второго дня прибудем в Умбрельштад, – последовал быстрый ответ.
– Кто управляет каретой?
Ревелиан, или, как его порой называли, Джек-Неведомо-Кто, широко улыбнулся, показались специально подточенные и заостренные зубы.
– А никто, – подмигнул он. – Одержимые кони сами ее тянут. А нити управления вот в этих пальцах. – Некромант продемонстрировал свою руку, скрытую под тонким алым шелком перчатки с нанесенными на нее восточной вязью золотыми письменами.
– Надо же, – Коррин откинулся на спинку, скрестив руки на груди, – ты не побоялся нарушить приказ самого Черного Лорда! Какая смелость!
– Не мокнуть же, в самом деле, под этим бансротовым ливнем!
– А вдруг я нападу на тебя? – изобразил улыбку на бледном лице Коррин. – Вдруг сумею разорвать эти волшебные путы, вдруг перережу тебе глотку и сбегу? А?
– Мы ведь это уже обсуждали, мой друг. – Джек-Неведомо-Кто достал из-под плаща длинную бутыль с темным вишневым вином. – Тот порошок из негатора, что ты выпил, не позволит тебе даже пальцем пошевелить без моего согласия. Ты полностью в моей власти. Хе-х! Что сказали бы люди, только представь?! Если бы узнали, что кто-то подчинил себе самого Коррина – Белую Смерть, вселявшего ужас в сердца простого народа при одном упоминании о нем! Смешно, не правда ли?
Коррин равнодушно слушал эти хвастливые слова. Но в одном его тюремщик прав – народ бы удивился. Каким только казням они бы предали его, попадись он им в руки! Сожжение на костре показалось бы самой безболезненной и легкой из всех предполагаемых кар. Начиная с того, Бансрот его подери, благословенного года, когда Умбрельштад канул во тьму, и заканчивая недавним штурмом славного Элагона, тот, кого все королевство знало под прозвищем Белая Смерть, очень недурно погулял по Ронстраду. Погулял, оставляя за собой изувеченные и опоганенные тела молоденьких девушек. Всегда все начиналось одинаково. В каком-нибудь небольшом городке появлялся красивый молодой человек, чьи речи звучали столь восхитительно, будто он был искуснейшим менестрелем на всем севере. Под его чары подпадали все новые и новые жертвы. Он соблазнял их, а после того, как девушки теряли сознание и становились беспомощными куклами, убивал различными зверскими способами, изувечивая до неузнаваемости их тела. Он забирал всю их кровь, при помощи которой потом в Умбрельштаде некроманты проводили свои колдовские опыты. Боль и муки, отдаваемые ему под пытками, помогали Коррину совершенствовать его темное искусство: он достиг таких высот в черной магии, что мог уже не думать, где достать силы для проведения того или иного ритуала, для совершения того или иного заклятия. Он уже не задумывался над тем, чьи боль и страдания похитить для воплощения своих магических возможностей…
У него даже была своя метка: череп с длинными волосами и подписью «Белая Смерть» под ним. Это прозвище дал ему когда-то сам Деккер. Черный Лорд, гордясь успехами одного из ближайших своих подчиненных, пошутил: «Ты с твоими белыми волосами, мой дорогой Коррин де Варн, когда-нибудь перестанешь отображаться в зеркале, как истинный вампир. Потому что после твоих посещений некоторые деревни просто пустеют. Ты – как мор, мой дорогой, как сама смерть, беловолосая… белая смерть…» С тех пор эти два роковых слова погрузили в ужас все королевство. На скрипучих городских воротах, на стенах домов, у мостов через реки висели плакаты, на которых было изображено его лицо и написано: