Там, где обитает любовь
Шрифт:
– Господин Марлен, ни с того, ни с его, вдруг со смеха покатился, – Толстуха сказала. А Толстуха всегда все знала. Работу в школе пока что продолжала.
Уважаемой Ноне
– Кретин ты – и это никогда не забудет сказать. И за неопровержимыми доказательствами
не постоит, тут же все в лицо тебе кинет. Ничего себе не оставит, ни грамма. Не так как в магазине. Даже если полностью заполнишь книгу жалоб, продавец все равно на сто грамм обвешает. Его, родимого, тоже понять можно было. Из тех ста граммов двадцать были его законными. Отдай другому свое законное – увидим, как понравится.Нона от современности не отставала, но до уважаемого Робинзона не дотягивала. Тот еще круче ухватился за цивилизацию. Не Крузо, другой Робинзон. Этот учителем рисования был. Рисовать не учил.
– Способностей в живописи нет, все равно ничему не научитесь, – говорил. Про художников рассказывал. Каждый раз про других, не о тех, о которых на предыдущем уроке. Исключение Ботичели составлял. Ни на одном уроке не пропускал. О ком бы не рассказал, знали, как ни крути, в конце к Ботичели возвратится.
– Сандро Ботичели настоящим художником был, – говорил. – Когда в мастерской кто-то в работе помешал, в бешенстве за ним погнался. Тот со всех ног. Знал, поймает – пиши пропало. Я тоже настоящий художник, мешать и мне не советую.
Конец ознакомительного фрагмента.