Там, где поют соловьи. Книга вторая. Где мое сердце?
Шрифт:
– Куды претесь? Проход закрыт. Тиф здеся.
– Мы маму ищем, – умоляюще смотрела на постового Стелла.
– Врача Свободову, – пояснила Нафиса, – работает она здесь, в госпитале.
– Не знаю такую, много их. Велено никого не пущать. Ждите. Может, кто из персонала пойдет, спросите.
Ждать под моросящим дождиком пришлось довольно долго, пока выходивший с территории госпиталя мужчина сообщил, что врач Свободова сама заразилась и лежит в тифозной палате.
К вечеру у Стеллы поднялась температура. Болела она тяжело, много дней. А когда пошла на поправку, узнала, что мама не придет больше никогда.
– Обе мы с тобой теперь сиротки, – сказала Нафиса, обнимая Стеллу. – Наши мамы вместе смотрят на нас с небес. А нам как-то надо жить дальше.
Соседка Капитолина
А потом в их комнате появился Федор – большой, шумный, в тельняшке, плотно натянутой на широкой груди. Стелла невзлюбила его сразу, после первой фразы в ее адрес: «А это что за шмакодявка?»
– Ну вот, – подначивала ее Танька, – теперь узнаешь, что такое отчим. Хотя он тебе даже не отчим. Нафиса ведь тебе никто, значит и он никто. Выгонят тебя на улицу, как кошку!
Все в жизни девочки поменялось. Мамину постель заняли Федор с Нафисой, а Стелла спала на жестком сундуке и с непривычки часто падала с него.
– Терпи, – говорила Нафиса, – видишь, Федор нам продукты приносит, без него мы пропадем. А у него спецпаек!
И Стелла терпела. Часто сидела на кухне, когда Нафиса выставляла ее из комнаты с наказом «не возвращаться, пока не позовут». Она забивалась в уголок широкого подоконника и наблюдала за жизнью двора с другой стороны дома.
Но недолго няня ходила радостная и довольная. Однажды Стелла застала такую картину: пьяный Федор, схватив Нафису за косы, бил ее по лицу. Стелла кошкой прыгнула на его руку и вцепилась в нее ногтями, зубами. Федор взвыл, отшвырнул девочку и, наверное, прибил бы, если бы не прибежавшие на крики соседи. Племянник Прохоровны вместе с Яшкой скрутили буяна, дав возможность Нафисе и Стелле выбежать из квартиры.
В парадном было холодно. Беглянки сидели обнявшись на заплеванном шелухой подоконнике, кутаясь вдвоем в прихваченную няней шаль. На улице быстро темнело, и парадное погружалось в сумерки. Нафиса тихонько плакала, вытирая сочащуюся из разбитой губы кровь.
– Выгоню! Вот увидишь, завтра же выгоню этого Федора! Проживем и без него, – уверяла она то ли Стеллу, то ли саму себя.
Девочка прижималась к ее мягкому боку и тихонько гладила руку. Из темноты возник черный кот, бесшумной тенью скользнул вверх по лестнице и уселся на ступеньке, уставившись желтыми глазами на людей. У Стеллы от страха сердце сжалось в комочек. Она не знала, кого бояться больше: пьяного Федора или оборотня-профессора. Что это он и есть в обличии кота, девочка не сомневалась. Она соскользнула с подоконника, потянула за руку няню:
– Пойдем… Пойдем домой скорее, я боюсь… я замерзла.
Не сводя глаз с кота, спиной к стене, дошла до двери и юркнула в квартиру. Кот чихнул и продолжил путь наверх.
Федор, как был – в тужурке и в грязных сапогах – спал поперек чистой постели. Кровь из прокушенной Стеллой руки перемазала покрывало. Нафиса, утирая злые слезы, стянула с него сапоги, приговаривая: «Выгоню паразита! Завтра же выгоню!». Потом взялась промывать и перевязывать рану.
На следующий день Федор никуда не делся, а явился с вещмешком, наполненным продуктами. Выложил на стол и хлеб, и сало, и даже кусок сахарной головки. А еще два дня спустя Нафиса за руку отвела Стеллу в приют для детей-сирот.
– Ты на меня обиды не держи, деточка, – говорила она, отводя взгляд. – Тебе здесь будет лучше – и сыта, и одета, а главное, учиться будешь! В школу тебе пора ходить, девятый год идет. А со мной что? Я тебе ведь никто, чужая тетка. И денег за тебя мне теперь никто не платит. А мне свою жизнь устраивать надо. Замуж пора, своих деток хочу. Сиротки мы с тобой, каждой надо самой о себе заботиться… А я тебя навещать буду, гостинцы приносить…
Стелла молчала. Понимала, что ее слова сейчас ничего не значат и ничего не изменят. На прощанье крепко обняла няню, зарывшись лицом в мягкую, пахнущую домом грудь.
Так началась ее жизнь в приюте. С тех пор Стелла больше Нафису не видела. Лишь однажды, перед Рождеством, ей
передали открыточку – красивую картинку с поздравлением. В ней бывшая няня упомянула о гостинцах, но они до девочки так и не дошли. Эту открытку Стелла хранила под матрасом и часто рассматривала, перечитывала заученные наизусть слова.Прошло два года. Все дни казались ей серыми. У нее не появилось ни одной подружки или друга. В силу характера Стелла держалась особняком, не умела быть открытой, простой, прослыла гордячкой, за что и получила прозвище Рыжая Фря. Особенно доставалось ей от компании пацанов – бывших беспризорников Мазы, Гашеного и Малого. Почему именно эту рыжеволосую девочку выбрали они объектом для своих злых забав, мальчишки и сами не могли бы объяснить. Возможно, она слишком выделялась своими медовыми кудрями, раздражала независимым поведением, нежеланием бояться и подчиняться. На самом деле девочка их отчаянно боялась, но что-то внутри нее не позволяло это показывать.
Стелла сидела на холодном подоконнике, перебирая в мыслях свои обиды. Доставалось ей постоянно, но сегодняшняя выходка была особенно жестокой. А чего ей дальше ждать? Расцарапанное лицо Маза ей точно не простит. И заступиться за нее некому, и деваться некуда… Хотя… почему же некуда? У нее ведь есть родня. Далеко – в Уфе и в Бирске – живут тетки, двоюродные братья и сестры. Стелла помнила, как мама возила ее, маленькую, в гости к родственникам. Это была такая замечательная поездка! Ее там баловали, угощали, одаривали подарками. А как весело они играли в парке с сестрами! А Ваня, старший брат, кружил ее на большой подушке, и она визжала от страха и восторга. Вот бы так там и остаться навсегда! Мама обещала, что они обязательно съездят в Бирск еще, но этому не суждено было случиться. Зато она не раз говорила: «Запомни, дочка, мы с тобой не одни, у нас есть семья! Заучи их адрес наизусть». Адрес Стелла помнила и сейчас, вот только как туда добраться – не знала. Однажды, в голодные дни их сиротства, она просила Нафису:
– Давай уедем в Бирск! Там так хорошо и сытно! Там меня любят.
– Где ж взять столько денег на дорогу? Да и поезда теперь почти не ходят, как доберемся-то? Кругом воюют… – вздохнула няня. – И потом, это тебя там любят, а меня никто не ждет. Здесь, в Питере, хоть комната есть, а там мне жить негде и делать нечего.
Стелла смотрела на желтое пятно света от уличного фонаря, пляшущее по грязному заезженному снегу на безлюдной улице. В домах напротив светились редкие огоньки. Она пыталась представить, что сейчас делают люди за тем окном? А за этим? Там, наверное, живут счастливые дети, у которых есть мамы и папы… Как говорила Нафиса? «Сиротки мы с тобой, каждой надо самой о себе заботиться». Правильно. Она уже большая, десять лет! Сможет сама о себе позаботиться! И нечего надеяться, что кто-то ее отвезет к семье. Сама доберется! Что с того, что дороги не знает? Язык до Киева доведет. Бежать ей надо из этого приюта, не дожидаясь мести Мазы. Бежать и добираться до Уфы. Главное – попасть на вокзал, а там сообразит, как действовать.
На душе у девочки стало легко. Она слезла с подоконника и через пять минут уже спокойно спала, завернувшись в байковое одеяло.
Глава 2. Самостоятельная жизнь
Сбежать из детского дома оказалось совсем несложно. После уроков, когда группа детдомовцев под присмотром Простокваши возвращалась из школы, Стелла замешкалась, якобы завязывая шнурок ботинка, а потом юркнула в подворотню, выбежала на соседнюю улицу и отправилась в противоположную сторону. Гораздо сложнее оказалось добраться до Николаевского вокзала. Девочка, хоть и прожила в Питере всю свою маленькую жизнь, город знала плохо. Многие улицы в центре после революции переименовали, так что даже взрослые петербуржцы путались в названиях и не могли толком объяснить дорогу. Она совсем продрогла и проголодалась, когда, наконец, вошла под своды вокзального зала ожидания. Оглядевшись, направилась прямиком к кассе. Ввинтилась в толпу, пробралась между юбок, ног и мешков и, вынырнув возле окошка, обратилась к нервной кассирше: