Там, где растут подсолнухи

— Ты слишком доверчива. Ты же почти ничего обо мне не знаешь.

— Так расскажи о себе, — попросила она.

Еще одна машина подъехала к дому. Джас поднял голову и прислушался. В отдалении снова заиграло радио, а потом раздался громкий стук.

— Дела спать не дадут. Ты права, нам пора вставать.

Глава восьмая

Блайт работала, а ее сердце радостно пело. Она гадала о том, что сейчас чувствует Джас, так же ли он взволнован, как она. Сегодня утром циклон и связанные с ним потери уже не казались трагедией, а лишь далеким и незначительным событием.

День выдался теплый, как будто только сейчас лето наконец добралось до их краев. Когда пришла пора завтракать, Блайт направилась к дому Джаса. Он уже ждал ее, поглядывая в окно и улыбаясь.

Он встретил ее в дверях.

— Я не хотела тебя беспокоить.

— Мне все равно надо было немного передохнуть. — Джас стоял, глядя на нее, но боясь прикоснуться, как будто не верил до конца, что она рядом с ним. Его губы и глаза улыбались ей.

— Тогда позавтракай со мной.

Они отнесли сандвичи и кофе на веранду и сели друг против друга.

— Я думал, что ты и сегодня опять будешь завтракать со своими друзьями-строителями.

— Я не могу долго быть без тебя. — Она улыбнулась ему и принялась за еду.

Он улыбнулся в ответ.

— И я тоже, — его голос был мягок. — Чем ты сегодня занималась?

— Переработкой водорослей и тех растений, которые побило штормом. А ты?

— Проделал кучу вычислений.

— А разве нельзя было посчитать на компьютере?

Он усмехнулся.

— Ни в коем случае. Новые теории требуют проверки старомодными методами.

Немного подумав, Блайт решила сменить тактику.

— А какое конкретное применение у всех этих математических систем? — с серьезным видом задала она провокационный вопрос.

— Ты все время ими пользуешься.

— Правда?

— Ты слышала когда-нибудь о Карле Фридрихе Гауссе?

— Нет, а кто он? — Блайт покачала головой.

— То есть кто он был? — Джас отпил кофе. — Возможно, величайший математик из всех, когда-либо живших. Гаусс как-то сказал, что важны не обозначения, а готовые композиции. — Джас ухмыльнулся.

— Но это, конечно, не те композиции, которые я составляю, — сказала Блайт с подозрением.

— Тут нет большой разницы. Когда ты составляешь свои букеты, ты не просто берешь пучок цветов и связываешь их вместе, так?

— Ну конечно, нет. Я подбираю их очень тщательно.

— Вот видишь! Ты перебираешь их до тех пор, пока букет не будет в точности таким, как тебе хочется. Ты решаешь заранее, как будет выглядеть букет?

— Иногда, но замысел может меняться по ходу действия.

— Так, значит, ты экспериментируешь?

— В общем, да. — Она склонила голову набок, заинтересованная тем, к чему же он клонит.

— Ты ведь редко используешь два или четыре цветка одной окраски. Чаще три или пять.

«Он и это заметил, — подумала она, улыбаясь про себя. — Как всегда, все посчитал».

— Нечетные числа дают лучшие сочетания цвета.

— Ты срезаешь цветы разной высоты, да?

— Они должны быть в пропорции…

Джас улыбнулся.

— Когда цветы не подходят под общий стиль композиции, ты выбрасываешь их и пробуешь другие. Именно это я делаю с числами, проверяя мою гипотезу.

Блайт широко раскрыла глаза от удивления.

— Так математические теории похожи на аранжировку букетов? — изумленно спросила она.

— Да, ведь аранжировка букетов имеет дело с математическими понятиями — числа, пропорции, образцы.

— Святые небеса!

Он снова улыбнулся, но тут же отвел взгляд.

— Не стоит заводить со мной разговор на эту тему.

— Я уже говорила, что люблю слушать тебя.

Просто математика была единственным предметом, о котором он мог говорить без устали.

Чайки расселись на заборе, наблюдая за людьми. Джас набрал в ладонь крошек и высыпал на траву. Чайки слетелись и, шумно ссорясь, стали их склевывать.

— Женщины обычно находят математику скучнейшей темой на свете.

— А разве не бывает женщин-математиков? — Блайт почувствовала потребность защитить честь своего пола.

— Были, и очень талантливые, — признал Джас. — София Герман, жившая в восемнадцатом веке, известна своими теориями в области акустики и электричества. Без нее и других математиков радио, телевидение и твой сотовый телефон никогда не были бы изобретены.

Джас подвинул к ней тарелку, на которой лежал один сандвич.

— Я больше не хочу.

— Точно? — Он поколебался, но все же взял его.

— Ну что ж, твои математические композиции проживут намного дольше, чем мои, цветочные, — заметила она, положив подбородок на руки и повернувшись к нему. — Если тебе удастся раскусить свою теорему, ты станешь знаменитостью?

Джас грустно усмехнулся.

— Боюсь, я буду знаменит только среди моих коллег, настоящих и будущих. Но это ведь не главное. Твоя работа тоже важна для тебя не поэтому. Ни один математик не нашел способа измерить удовольствие, которое получают люди от творчества.

— И другие эмоции тоже не поддаются измерению?

Он, улыбаясь, протянул руку, чтобы заправить за ухо выбившуюся прядку ее волос, и его пальцы нежно пробежали по ее шелковистой коже.

— Правильно.

Блайт склонила голову, касаясь щекой его теплой ладони, и положила свою ладонь поверх его.

— Надеюсь, прошлой ночью тебе в голову не лезли всякие математические вычисления?

Джас со смехом покачал головой.

— А ты, случайно, не обдумывала составление букетов?

Он нагнулся и поцеловал ее.

Это был легкий поцелуй, но полный ожидания. Когда он отстранился, Блайт почувствовала, как ее переполняет тепло и нега. Она догадывалась, что все это отразилось в ее глазах.

— Думаю, мне пора идти, — с сожалением сказала она. — На сегодня я запланировала массу дел.

— Тебе помочь?

Ее родители не приехали сегодня. Блайт сказала им, что вполне справится и одна.

Искушение согласиться на предложение Джаса было очень велико. Просто чтобы он был рядом. Он, похоже, и сам надеялся, что она скажет «да». Но она тут же подумала, что не имеет права отрывать его от важной работы.