Там, где трава зеленее

Я скажу «пока» и уйду. И все будет так, как будто мы и не встречались никогда. Наивная и трогательная режиссура жизни.

— Теперь все. Нет. А как же Варька? Ты ведь говорил ей: «наша дача», «наша семья», «наша квартира», ты показывал ей комнату, где она будет жить…

— Не надо меня шантажировать Варькой. Мало ли людей расходится… Ты что-то еще хочешь спросить, Лена?

— Она намного моложе меня?

— Она моложе тебя.

— Она лучше, чем я и Варька?

— Фу-у-у… Нет, вы лучше всех.

— Тогда зачем тебе это надо? Я ни о чем не прошу. Я не понимаю.

— Когда я сам пойму, я тебе позвоню, идет?

— А мне пока что делать?

— Тебе? Работать… Варьку растить. В уважении ко мне. Что-то она опять сегодня волчонком на меня смотрит.

А почему я должна растить ее в уважении к человеку, который вынул мою душу, потер на терочке, посолил, поперчил, потом попробовал и даже есть не стал. Не понравилось. Объелся. Захотел другого.

— Я уволилась с работы, Саша. Ты же говорил…

— Ну что, будем теперь вспоминать, кто что когда говорил? Ты тоже много чего говорила и обещала.

Ну, ну, Лена, бей по морде, бей при всех, выливай в эту наглую самодовольную жестокую морду свежевыжатый морковный сок с пышной пенкой, пусть утрется этой пенкой, и уходи с гордо поднятой головой! Больше чем «good-bye»! Как будто и не встречались! Скажи ему: «Пошел к черту!» Скажи те слова, которые ты в ярости можешь сказать Варьке! Ну что ж ты, Лена!.. Уходи и подавай на алименты — Варька же официальная дочь этого мерзавца. И больше — никогда! Никогда…

Я поставила стакан с соком на стол и ушла.

Меня ломало, колотило, выкручивало несколько дней. Я не спала, не ела, ни с кем не разговаривала. Кормила Варьку, помогала ей с уроками и просила ее не спрашивать меня, почему я молчу и плачу. Варька обнимала меня и садилась рядом.

Через несколько дней я позвонила ему ночью. Не знаю, один ли он был, он не поднял трубку, но перезвонил мне с мобильного. Наверно, не один. Не важно.

— Да, Ленка. Слушай. Ты прости, если я орал в ресторане.

— Лучше бы ты меня просто убил, чем так.

— Лен, ну, наверно, не получается у нас…

— Я не буду больше уходить с вещами…

— Да не то… Такой быт начался… Может, вернемся к тем нашим отношениям…

— Когда ты приходил то раз в неделю, то раз в месяц?

— Когда ты была моей любовницей… Ты хочешь быть моей любовницей опять, Ленка?..

— А сейчас я кто?

— Ну кто… Разве с любовницей покупают удобрения для огорода? Помнишь, ты меня спрашивала, куда девались мои… м-м-м… разные всякие там… желания… сложные… Почему у нас все стало так просто и одинаково… Помнишь?

— Конечно. Я думала, что тебе больше это не нужно…

Я радовалась, что тебе больше это не нужно. Я думала, что странности и чудные желания на грани извращения переплавились в нежность. Если бы я дала себе труд сформулировать это раньше, я сама бы ужаснулась от чудовищности этой мысли.

— Мне это нужно, Леночка, нужно. Еще как. Просто желания смешались с куриным пометом и… псссы-ыть… разлетелись… То полаялись насчет засоренных фильтров в скважине на даче, то всерьез обсудили проблему моего поноса… какие тут особые желания…

— Кроме как позвонить другой?

Кто просил меня говорить это? Мастер формулировок. Мастер-ломастер.

— Ну вот, ты и сказала.

— Саша… Пожалуйста. Ты можешь все это прекратить, а? Ради нас с Варькой.

— Что прекратить конкретно?

— Эту женщину прекрати. Если можешь…

— А ты? Что можешь ты?

— Могу не покупать салаты в магазине… Могу махать в окно… — Я вспомнила его недавние капризы.

— Не утрамбовывать с женитьбой… — ловко ввернул Виноградов Александр, четырнадцать лет наслаждающийся свободой рядом со мной, первой красавицей журфака выпуска восемьдесят восьмого года.

— Не мечтать больше о четырехкомнатной квартире…

— А что, жить можно только там? Давай я дам денег, купишь себе большую двухкомнатную…

— И буду твоей любовницей?

Александр Виноградов вдруг сказал:

— Погоди… — и положил трубку.

Наверно, другая, которая еще только собирается утрамбовывать его с женитьбой, сбросила с себя во сне одеялко и проснулась. Сука. У него же полно моих и Варькиных вещей дома и на даче. На нашей даче. Где моими руками сшиты все шторы, где в четыре руки мы красили Варьке песочницу и качели в цвет спелого каштана. Получился цвет мореного дуба, но мы были счастливы. И красить, и смотреть, как наша Варька качается на качелях и строит из песка дачи для принцесс.

Просто теперь принцессы живут на дачах, на благоустроенных дачах с собственной артезианской скважиной, садовником и сторожем. А потом на эти дачи приходят другие, которые тоже хотят стать принцессами…

Глава 4

— Леночка, — неожиданно раздался над моим ухом голос Женьки Локтева. — Какая ты умница, что пришла!.. Ты поверишь? Я звонил тебе вчера весь вечер, хотел пригласить сегодня в мой ресторан. А у тебя ни один телефон не отвечал.

— Я вырубаю иногда все телефоны, Женя. Привет.

— Я тоже, — неожиданно признался Женька. — Это твоя дочка? — Он нежно потрепал Варьку по руке. — Сейчас, погоди. — Женька быстро ушел куда-то своей знаменитой походкой, чуть приподняв одно плечо и склонив к нему голову.

Через минуту к нашему столу подкатили столик. На столике стоял тортик в виде… Женькиной головы, с воткнутыми вместо волос горящими свечками. Разноцветные свечки были закручены в виде спиралек, при горении издавали легкий треск, блестели, как бенгальские огни, и очень приятно пахли ванилью с апельсином.

— Ой, мама! Мама! — только и сказала Варька, засмеялась, захлопала в ладоши.

Наш стол уставили фруктами и маленькими блюдами с разными закусками. К нам опять подошел Женька, тоже хлопая и смеясь. Остальные посетители смотрели на нас во все глаза. Кто-то начал аплодировать. Женька легко раскланялся во все стороны.

— Нравится? — Он смотрел на меня радостными глазами. — Тортик? Я сам придумал. Сделан из изумительного марципана, с этими… Ой, там чего только нет! Они делают их по два в неделю…