Там, где упал

В восемь часов утра мы были в районе Североморска. – Крутились "на девиации". Стеная и охая, я ползал по палубе, "раскидивал" сети антенн. – Занятие тупое и муторное, если делать его в одиночку. Особенно, – в моем состоянии. Медный канатик цеплялся за все что угодно, и мне приходилось мотаться от бака к корме. Но на помощь пришел Игорек, и к обеду мы с ним пошабашили.

– Ты как? – спросил я его.

– Почти отошел. А ты?

– А я подыхаю! Трясусь, как осенний лист. Скоро на связь выходить, а чувствую, – не смогу! Ты вчера "на продукты" не ездил?

– Ездили все. Куда ж без меня!

– "Резьбовой коньячок" в артелку не получали? (Надежда умирает последней.)

– Взяли шесть упаковок. Три "Цветочного", и три "ДМШ". ("ДМШ" – одеколон "Для мужчин"). Только не радуйся: капитан приказал занести это дело к нему в каюту. Когда, мол, все протрезвеют, тогда и начнут выдавать.

– Вот гад! Кругом кислород перекрыл!

– Значит, тебя и без шила оставили?

– Без какого еще шила?!

– Ну как же! Вчера, перед самым отходом, заехал на катере ваш "групповой" с каким-то хмырем. С собой привезли большую молочную флягу…

– В шахту не лазили? – быстро спросил я.

– Там они все и крутились: их двое, и наш старший механик. Я еще, грешным делом, подумал: в систему спирт заливают. Ну, как обычно, после ремонта. Не знаю как здесь, а у нас в "Тралфлоте" такой негласный закон: По литру тому кто льет, литр капитану и литр радисту. А то что осталось, – в шахту. Я знаю, сам в этом деле однажды участвовал…

– Так и у нас. Тоже по литру всем… кроме меня.

Вот попал так попал! – думал я, имея в виду "Норильск". – Всяк норовит уколоть побольнее! Ну, Селиверстович, удружил!

Игорь все прочитал по моим глазам:

– Есть у меня почти полный флакон "Шипра". Тебе занести?

– Он еще спрашивает! Только так, чтоб никто не заметил! А лучше… я тебя здесь подожду!

– Ты что, на обед не идешь?

Меня чуть не вывернуло. Я сплюнул вдруг ставшую пресной слюну, и, задыхаясь, выдавил:

– Не говори это слово!

С флаконом в кармане жить стало легче. Ты, вроде, еще не выпил, но можешь в любой момент! Есть у тебя впереди хоть какая-то перспектива!

Четыре кусочка сахара я "стрельнул" в каюте у повара. У него же спросил:

– Слышь? А спирт тяжелей, или легче воды?

– Кажется, легче. А что?

– Да так, ничего…

Шансы были не велики. Но если вода тяжелее спирта, а нас еще не штивало, почему б не попробовать?

Переодевшись в робу, я взял пустой деревянный ящик от гиросферы, и поставил в него литровую банку с крышкой. Туда же положил сахарок, и пластмассовый кембрик. Кружку, "фунфырик" и ключ "на семнадцать" рассовал по карманам, чтоб не звенели.

В шахте было прохладно и тихо. Мерно всхлипывала лампочка эхолота. Я быстро "накрыл на стол". Все, что было в зеленом флаконе, "выцедил" в кружку. Одеколон – тот же спирт. И пить его нужно умеючи. Лучше – не разбавляя. Сначала глубоких вдох, за вдохом десяток глотков, мелких и частых, – и, сразу же, – долгий выдох. На следующем вдохе можно закусывать сахаром, или "занюхивать мануфактурой". – Кто как привык.

Весь "золотой запас" я вылакал в два присеста. Потихонечку "забрало". Кайф от пойла тяжелый и мутный. А куда бечь?! Это все-таки лучше, чем совсем ничего. – Первый раз за сегодняшний день, я закурил. – Спасибо хотя бы на это!

Крышка люка была "расхожена", и открылась почти бесшумно. Внизу была длинная лестница, ведущая к днищу судна, а рядом – система приводов поворота и спуска сонара. Я прислушался. Судя по звуку, вибратор работал хреново, с заметными перебоями. Как сердце с хорошего бодуна.

Под широкой железной пробкой плескалась заветная влага. Я сделал четыре полноценных глотка, и пустил ее самотеком. В банке запенилась мутная жидкость с хлопьями ржавчины. Но градус в ней был. И, честно скажу, неплохой градус! Примерно такой, как у "Стрелецкой".

Толцыте, мужики, и обрящете! И отверзется вам от щедрот!

… Брянский жил напротив меня, чуть вправо – и дальше, наискосок. Оттуда, как раз, выносили стармеха. Он был уже на бровях. В капитанской каюте стоял "гай-гуй". Отмечали отход, как положено в "зоне трезвости". Громко играла музыка. Алла Борисовна Пугачева пела про "седого погромщика". Было грустно. В душе росло смутное подозрение, что люди пьют за мое здоровье.

Я ввалился в радиорубку, включил передатчик, и взял чистый бланк. На бумагу легли стандартные строчки служебной радиограммы. "МУРМАНСК, АРКС, ДИСПЕТЧЕРУ = ВЫШЛИ КОЛЬСКОГО. СЛЕДУЕМ РАЙОН ПРОМЫСЛА. СВЯЗЬ ОТКРЫЛ". Дальше шла подпись. И тут я с ужасом обнаружил, что напрочь забыл фамилию капитана. Попробовал позвонить, – трубку никто не брал. Сходил, постучался в дверь. Мне оттуда сказали:

– Свободен!!!

Это ж надо, допился! И фамилия вроде простая. – Какой-то, вроде бы, лес, воспетый в народных песнях… Точно какой-то лес! Там еще водятся волки!

Ничтоже сумняшеся, я дописал на бланке: КМ (Капитан) ТАМБОВСКИЙ.

Так телеграммку и "запулил".

Покончив с делами, я заглянул на мостик.

– Ты как? – вежливо справился вахтенный штурман.

– На десять процентов уже человек!

– Отходи. Послезавтра будем на промысле.

Перо самописца уверенно жгло бумагу, отражая рельеф дна. Я коснулся запястьем "стола". Шибануло, но очень слабо. М-да! Сигнальчик-то никакой! Даже лампочка еле "плямкает"… Ничего, завтра починим!

В каюте я закрылся на ключ, достал заветную банку, пропустил содержимое через фильтр. После двойной очистки, жидкость облагородилась до светло-коньячного цвета.

Кто-то ломился в дверь, матерился голосом капитана, но я не открыл, а тоже сказал:

– Свободен!!!

Чего волноваться? Ведь боцман "заранее все укрепил"…

Я выжрал все до глотка, но уснуть долго не мог. Сначала в башку стучались стихи. – Пара матерных, и небольшое цивильное:

Потом меня обуяли мечты. Я себе представлял, как сегодня же брошу пить. А потом "отбомблю" положенный срок на этой вот, сраной коробке. И будет мне заслуженный отпуск за три беспросветных года! И приеду я в город Архангельск, в новых джинсах, и кожаном пиджаке. И в доме, что напротив тюрьмы, мне позволят увидеться с дочкой. И случится такое чудо, что ее от меня прятать не станут. И никто не будет кричать, что мои появления раз в году ребенка травмируют! Что она, после встречи со мной, ночами не спит. Что пора бы одуматься, все простить, и вернуться в семью…

И сон мне приснился светлый-пресветлый! Будто бы мы гуляем по набережной. На Анютке огромный, розовый бант. А я для нее покупаю много-много конфет и игрушек…

…Новый день начался с конфуза. На шахте висел огромный амбарный замок.

В кладовке под полубаком прилежно копался "дракон". – Готовил к выдаче спецодежду. Увидев меня, сочувственно улыбнулся.

Это не он! Эх, знать бы, кто заложил!

Я поднял глаза на мостик. Расплющив нос о стекло, на меня смотрел капитан: мол, поднимись!