Там избы ждут на курьих ножках...
Шрифт:
Манька приметила вожаков — это были далеко не волки!
Вожаки оборотней держались позади всей стаи, прячась за деревьями. Никаким благородством от вожаков-оборотней не пахло. Наверное, они пытались понять, советуясь с вампирами, кто засел в избе и сколько. Двое оборотней-вожаков отошли от остальных и рыскали по краю опушки, пытаясь влезть то на одно дерево, то на другое. Она бы не обратила внимания, если бы старик не указал в их сторону.
— Что-то у них со связью… — наконец, удивленно выдавил он из себя.
— Здесь горы, — предположила Манька, соображая, так ли уж случайно Дьявол выбрал это место для битвы.
И только сейчас она осознала, какое грозное оружие держала в руках — стрела вошла глубоко в дерево. Она натянула тетиву глубже, как учил старик Борзеевич. Но вторая стрела сорвалась, пролетев мимо цели, ударилась в бревно избы, пробивая дерево.
Стрелять в избу она не хотела. Манька побледнела, схватившись за голову. Она кинулась доставать стрелу, но та куда-то подевалась, будто вросла и рассосалась — конец ее валялся рядом.
Старик Борзеевич, исподволь наблюдающий за Манькой, посеменил за нею следом, рассматривая место прострела.
— Что-то случилось? — спросил он обеспокоено.
— Тут… я… а там… нечисть… нельзя… — выдохнула она, поглаживая бревно.
Похоже, старик понял. Он посмотрел как-то странно, точно так же, как делал Дьявол, прислушиваясь к скрипнувшей половице чердака. И махнул беззаботно рукой.
— Так то тайно, а тут явно… Плоть, Манька, у избы и у поленьего дерева из одного теста… Изба просила передать, ей не больно, ей щекотно… — Мастер Горб с хитринкой в глазах посмотрел на Маньку, и спрятал улыбку, кивнув на поле битвы. Оборотни нападать не спешили, стояли, ощетинившись. Вид у зверей был грозный и устрашающий. — Богатая ты, лук сам Дьявол мастерил, а Батюшке такие секреты ведомы, о которых в книжках не напишут и человек не догадается!
— Только мне это не поможет, — разочарованно проблеяла Манька, вспомнив, как промахнулась.
— Короче, что делать-то будем, хороводы с ними, что ли водить? — в проходе снова появился Дьявол с тремя рюмками и бутылкой красного вина. Он разлил вино по бокалам и один протянул Маньке, — Пей, это из моих кладовых, припас именно на такой случай! С первым жертвенным!
Манька кисло улыбнулась — попала она случайно, метилась-то не в того…
Старику приглашение не требовалось. Он схватил бокал и выпил залпом, и такое удовлетворение читалось в глазах, как будто он ждал этого несколько тысяч лет. Он крякнул от удовольствия и налил себе еще один. Дьявол выхватил у него бутылку, убирая за себя:
— Хватит, иди баню охраняй, последнее в моей жизни чудовище! Маньке это вино! И мне! Оборотень взошел на мой костер от руки человека, — сказал он, присосавшись к бокалу. — Не часто пылает он, обычно по-доброму прощаемся…
— Это, Маня, кровь оборотня! — Старик уже выпил второй бокал и смотрел на Дьявола с нескрываемой завистью. Он кивнул на Маньку и пробормотал: — Я… это… как бы тоже причастен! Подумаешь, Великий Виночерпий! — Борзеевич нехотя поднялся и засеменил к проходу. У самого прохода он остановился и громко с обидой бросил Дьяволу: — Постережи, говоришь, баню-то, а ты до бани-то подкинь! Я сквозь стены ходить
пока не научился, а через дверь… там лютые звери опять начнут меня терзать!— А ты под избушку нырни, и под другой вынырни! — посоветовал Дьявол. — По-человечески ходить-то давно разучился! Там в бане тоже колечко есть, я его открытым оставил, вдруг убегать придется!
Старик шмыгнул носом, утеревшись рукавом. Многозначительно посмотрел на стрелы.
— Там есть, но возьми еще, не горохом же оборотня бить… — проскрипел Дьявол, отваливая Борзеевичу стрел добрую охапку. — Надеюсь, не разучился в конец?
Борзеевич утвердительно кивнул головой, присматриваясь и к Манькиному луку, но лук ей был нужен самой. Но смотрел Борзеевич не на лук, а на тетиву, конец которой охватывал конец лука, в виде украшения. Дьявол, перехватив его взгляд, взвыл, и парой приемов отмотал тетиву, отрезая кинжалом, который висел у Маньки на поясе в ножнах, подавая ее Борзеевичу. И на глазах изумленной Маньки посох Борзеевича в одно мгновение превратился в излучину лука, стянутый крепко.
Она сразу позавидовала Борзеевичу, стоило ему опробовать лук. Стрела вылетела со звоном и пронеслась над лугом, почти параллельно земле, выискивая свою жертву, вонзилась в сердце оборотня и прошла навылет, впиваясь в ляжку другого оборотня.
Старик прищурился, Дьявол удовлетворенно приподнял бровь, похлопав его по спине.
— Не забыл! — сказал он, примирившись с Борзеевичем окончательно. Вынул из-под полы пыльную бутылку, водрузив ее сверху охапки стрел, провожая Борзеевича вниз.
Манька пожалела, что не попросила избы сделать проход с одного чердака на другой — глупо понадеялась, что Дьявол будет охранять избу-баньку. Но ведь он не мог отвратить нечисть от того места, куда она смотрела. И она мысленно помолилась избе, провожая Борзеевича взглядом.
Вино Маньке понравилось, оно не пьянило, но бодрило очень. У него, и вправду, был привкус крови, слегка сладковатый, и странно нежный аромат забытых грез. И мнилось ей, что засветила она кому-то в глаз, кто сказал ей недоброе слово. Страх ушел. Теперь она чувствовала, что сделает то, что не могла бы без вина: взяла стрелу, натянула тетиву и легко выпустила ее, точно зная, что стрела попала в цель.
За стенами избы разом раздался вой.
Манька не поверила ушам, бросившись к окошку.
Стрелять оборотни не могли, лапы не руки: она без страха высунулась посмотреть, чем стая обеспокоилась. Именно это ей было нужно: еще один оборотень корчился в агонии. Стрела торчала у него из сердца. К нему уже подступали другие оборотни, помогая умереть. Остальные, наконец, в ярости пересекли невидимую черту, которая удерживала их вначале, и через пару секунд звери обступили избы, перекошенные от бешенства, скребли лапами стены, рычали и выли.
У обеих дверей, над дверями которых пылал огонь, освещая их морды и отражения, воткнутый так, чтобы его нельзя было достать, началось светопреставление: полюбовавшись на свое отражение, оборотни отползали и начинали грызть свое тело, другие пытались отскочить, но задние ряды напирали на передние, подталкивая. Добить больных зверей помогали свои же сородичи, вырывая глотки раненым.
Манька застыла с открытым ртом.
Понадеявшись на силу зверя, вампиры здорово просчитались — воевать без рук, без головы с избами было несподручно.