Там избы ждут на курьих ножках...

Хуже, когда на привале Дьявол легко оторвал от каравая небольшую краюшку и предложил перекусить. Последние зубы из коренных остались там, в траве…

Беззубая она выглядела еще страшнее, чем уже была. А Дьявол, казалось, не знал жалости, насмешливо, убивая ее откровенностью, многозначительно посматривал в сторону холмов, стоило подумать о смерти. «Не буду молить, не буду!» — твердила Манька как молитву, с надеждой мысленно отсчитывая шаги, поминутно меряя расстояние до холмов, за которыми пророчество Дьявола стало бы неисполненным. И когда стон был готов сорваться с губ, обглядывалась назад — удивляясь, как смогла пройти расстояние пяти дней. Если бы раньше так шла, уже через месяц могла бы быть на море-океане.

Наконец, когда достигли незнакомого селения на вершине последнего холма, Дьявол предложил остановиться на ночь. Он заметил прошлогодний стог соломы в поле, на краю деревни. От радости Манька чуть не лишилась дара речи, кинувшись к стогу, как к спасению. На небе уже снова зажигались звезды, шли они быстро все утро, и день, и вечер, остановившись лишь единожды. Она уже давно не чувствовала собственного тела. Кое-как Манька взобралась на стог и сразу же заснула мертвым сном, едва голова коснулась сена.

И только утром сообразила, что не сняла с себя ни котомку, ни обутки.

Пробудил ее звон колоколов. Недалеко от того места, где они остановились, стояла церковь, увенчанная золотыми куполами. Было воскресение. Люди в праздничной одежде со всех концов селения собирались на утреннюю службу. В воздухе пахло пирогами и свежеиспеченным хлебом. А еще густо сладковато-приторным ароматом благоухал распустившийся одуванчик. Луг неподалеку был теперь не зеленый, а ярко-желтый. Небо было еще белесым, солнце висело чуть выше края горизонта, быстро голубея до глубокой лазурной синевы, но голову напечь уже успело.

Манька тяжело вздохнула — в церковь в рубахе не пойдешь, а неплохо бы попросить Спасителя Йесю благословить перед дорогой. Пусть не любил, но мог, если бы у нее было столько денег, как у господина Упыреева. Она скатилась со стога и чуть не угодила на голову Дьявола, который в этот утренний час завтракал собранным на поляне щавелем, задумчиво рассматривая проходивших в стороне по дороге людей.

Дьявол без слов развернул ее, порывшись в котомке за ее спиной, вынул железный каравай, как прошлым днем отломил небольшой кусок, совсем чуть-чуть — покрошил на молодой лист лопуха, положил рядом пучок щавеля и очищенные стебли дикой редьки. После этого достал две тарелки и ложки, поровну разделил кашу из растолченной и упаренной крапивы, налил по кружке душистого зеленого чая.

— Ешь, — предложил он.

Манька жеманиться не стала. Не часто ей предлагали разделить трапезу. Тем более, каша оказалась и вкусной и сытной.

— Спасибо, — согласилась она, снимая заплечный мешок и доставая щепотку соли. — Видишь, — важно произнесла она, набивая рот, — я не молила о смерти!

— Мы еще не дошли до конца холма! Он заканчивается у того леса… — злорадно усмехнулся Дьявол, ткнув на полосу леса на горизонте, в глазу его зловеще сверкнуло. — Посмотрим, что ты сегодня запоешь!

Манька проследила взглядом за рукой и промолчала. Взглянув, как далеко они были от обозначенного места, она молча согласилась. Молиться она будет. Тело болело, будто по ней три раза накануне проехали катком. Пузыри полопались, выпуская светлую маслянистую липкую жидкость. Ладони и подошвы ног кровоточили.

— Подорожник надо набрать, — попросила она, рассматривая траву вокруг.

— От этого только хуже станет, — ответил Дьявол. — Всякая одежда поначалу мозолит, а потом ничего, привыкают, разнашивают…

— Я не могу на это смотреть! — Манька растопырила пальцы и попробовала их сжать, показывая Дьяволу, который лишь презрительно фыркнул. — Кровь и мясо! Кровь и мясо!

Заметив, что он отстранился, Манька разуверилась, что его можно разжалобить. Она недовольно вспомнила, как Святой Отец обозначил Дьявола Истинным Гадом. Гадом он и был! Разве полезно снять с себя кожу, чтобы из тебя вытекали реки крови?

Наверное, это и в самом деле был Дьявол…

Но как он решился идти с нею? И отчего им пугают, если он такой нестрашный? Впрочем, сами Святые Отцы вряд ли его боялись, иначе разве стали бы чернить его имя? Имея такие способности… Манька поперхнулась, глотнув чая, — чай оказался сладким

— А вот ты скажи мне, отчего так люди тебя не любят? Поп наш назвал тебя Дьяволом, но кроме слова еще кое-что добавил…

— А с чего им меня любить? Я вроде и не враг, но разве друг? Пользы мало и каждый день совестить себя приходится. Вот смотри, — Дьявол кивком головы указал на человека. Человек припозднился, служба уже началась — его слегка качало. — Кому как не мне знать, что этот убогий господин вчера получил за работу, зашел в кабак, оставил все до копейки, пришел домой, и когда понял, что жизнь не удалась — побил жену, выместил злобу на собаке и, утерев слезу, — заснул, как младенец. А сегодня, приняв с утра на грудь для здоровья, идет просить Спасителя подать ему Христа ради. Грубым неотесанным мужиком подойдет он к счастливому портрету, обслюнявит, поставит свечку. Возможно, выпьет стопочку и закусит из рук Отца — и уйдет с надеждой, что Спаситель Йеся не оставит его, — Дьявол усмехнулся. — Помяни мое слово, мерзость его пренепременно вознаградит Господь Бог! Ведь не мил человек сам себе, завтра пойдет работать, и кто-нибудь расплатится с ним снова. И в следующий раз пойдет и купит свечку, и подаст немного…

— Что в этом плохого? — беззаботно пожала Манька плечами, удивляясь, как бездумно тратил свою жизнь человек.

— Но, как известно, с мира по нитке — голому рубаха. Видишь, какой железный конь стоит во дворе? — Дьявол так же беззаботно жевал щавель, непринужденно развалившись на траве, будто его не волновало, что может испачкать плащ молодой зеленью. Прищурившись на солнце, он рассматривал церковную ограду заднего двора, которая примыкала к дому Святого отца. — Разве есть еще такой в деревне? Так за что священнику любить меня, если я отбираю у него паству и плюю в нутро его, оставляя без штанов?

Манька плохо видела из-за ограды, но, пожалуй, конь был хорош, такой же, как у господина Упыреева. Дорого стоил. И дом у Отца был большой…

— Но на свечки такой не купишь, — не согласилась Манька.

— Ну как не купишь! Свечка стоит от пяти рублей… Примерно половина прихожан в церкви… Тысячи полторы… Умножь-ка на пять! Твоя зарплата за месяц! А работы разве много? Постоять три часа у алтаря и поучить людей… А еще пожертвования, похороны, свадьбы, молитвы за упокой и во здравие… У церкви за день доходу, как у тебя за год. Золотая жила! Кто ж расстанется с такой жизнью?!

Дьявол взял ножницы и несколькими взмахами руки остриг Манькины волосы, оставляя коротенький ежик. Манька посмотрелась в зеркальце и согласилась, что так лучше. Голове было непривычно голо и легко. За лето волосы отрастут. Обрезки она собрала и сложила в костер. Волосы быстро сгорели.

— Но ведь Божьим людям тоже надо жить, — подумав, сказала она.

— Но разве обманом человек должен строит свою жизнь? Сколько раз в жизни Святой Отец видел Спасителя Йесю? — удивился Дьявол. — Ни разу. Разве скрыто, сколько крови выпито именем Спасителя? Нет, все дела церкви, укрытые от паствы, у него на виду. Но Господь Бог, который дает ему пищу на каждый день, милует его в мечтах. И когда смотрит на паству, мерещится, что сам он Спаситель.