Там, на Угрюм-реке

– О, Феликс, привет!

Я ему говорю, что мы не в тайге, что я вообще-то Олег, а не Феликс. Он искренне удивился, говорит – я и не знал, думал, тебя Феликсом звать. Посмеялись оба.

Виль про себя не любит рассказывать, даже не знаем, есть у него семья или нет. Специалист он здоровский, мы его все уважаем и слушаемся беспрекословно, но иногда в трудной ситуации может психануть, даже обозвать – сказывается татарская кровь, полное его имя – Виль Гафарович Биглов.

Валерка Крепец особенно себя ничем не проявил, работает, ходит с Вилем в маршруты, справляется – молодой, силы много, но ясно, что в экспедицию он больше не пойдёт, дотерпит до конца сезона, получит деньги, и больше его калачом в тайгу не заманишь.

Это я приехал за романтикой, мне все эти трудности в кайф, но я об этом помалкиваю, не распространяюсь, чтобы не казаться смешным.

– 15 —

Ближе всех по духу мне Славка Суворов, который мне импонирует своей отчаянной смелостью, я даже где-то стараюсь от него не отстать, преодолеваю свой страх, ну и оба мы никогда не показываем своей слабости, что устал или тяжело, терпим изо всех сил.

В одном из рейсов неожиданно вместо снега пошёл дождь, пришёл какой-то тёплый фронт и разразился хорошим ливнем. Мы сразу выпустили штанины поверх голенищ, чтобы вода в сапоги не сбегала (такой опыт мы приобрели), но всё равно, конечно, промокли и замёрзли и, как кончился дождь, запалили хороший костёр, чтобы обсушиться. Время поджимает, дни короткие, надо успевать до темноты закончить рейс, и Славка стал демонстрировать, как быстро сушить портянки. Он цепляет её в расщеп палки и суёт в самый огонь, в восходящий поток. Портянка мокрая и не горит, а только парит, парит и высыхает буквально за минуту, тут её надо быстро вытащить из костра. С одной портянкой я замешкался, промедлил, и она вспыхнула сразу вся и мгновенно сгорела, тушить было нечего. Мы погоревали и посмеялись над неудачей, пришлось натолкать в сапог мха и так заканчивать рейс. Вечером у меня была уже новая портянка, мы их делаем из мешков, в которых забрасываем продукты.

А на другой день я впервые ночевал в тайге без палатки, у костра. Получилось так, что два профиля по шесть километров оказались непрорубленными: пару рубщиков, так же как и нас, засыпало снегом, и они не закончили свою работу, бросили и сбежали, пришлось нам за них отдуваться. Виль с Валеркой пошли рубить один профиль, а мы со Славкой – другой. Ясно, что за один день не управиться, придётся ночевать под открытым небом, палатку и спальник на себе не потащишь.

Профиль мы рубили по компасу строго с запада на восток, после нас остаётся визирка с затёсами на деревьях. За день прорубили около четырёх километров, стало темнеть, тормознулись на ночёвку, как раз встретился распадок с ручьём. На ночь наготовили кучу дров, сушин здесь навалом, мы нарубили нетолстых брёвен и стаскали их к костру, под себя настелили лапника потолще. Вроде всё хорошо, костёр добрый – мы накатали в него брёвен, долго будут гореть, а сами поужинали и завалились спать. Среди ночи я проснулся от жжения в боку: Ё-моё! Горит моя телогрейка, уже дыра с блюдце прогорела. Я заорал:

– Славка, горю!

Славка, конечно, проснулся, но прыткости не проявил, лишь пробурчал спросонья:

– А я-то тут при чём?

Затушил я телогрейку снегом, посидели, посокрушались, заодно и посмеялись, подбросили ещё брёвен в костёр и опять улеглись спать. Через какое-то время Славку припекло, он вскочил, сбросил телогрейку – на спине дыра. После этого стали спать по очереди, дежурить, чтобы совсем не сгореть: угольки от костра отскакивают и могут попасть куда угодно. На другой день мы дорубили свой профиль и вернулись на лагерь – закопчённые, прожжённые, но, как всегда, весёлые. Рассказали о своих ночных «погорелках», повеселили народ, а Виль сразу спрашивает:

– Вы, наверно, ёлку в костёр кидали?

Конечно, кидали, какие были сушины, те и брали, были и ёлки. Оказывается, у ёлки под каждым сучком есть капелька смолы, в костре эта капелька закипает и взрывается, уголёк от неё – пи-и-у! – летит куда попало, будешь ночевать около такого костра – обязательно сгоришь. Это нам Виль рассказал, у него опыт, а мы намотали на ус.

Между тем эту восточную сторону площади мы дорабатываем, последний рейс нам со Славкой выпал самый интересный. В этом маршруте нам надо пересечь Непу два раза (туда и обратно) и ещё её крупный приток – Суринду, так идут профиля, видно по карте.

Утром вышли пораньше, солнце только встаёт, небольшой морозец бодрит, идём споро, пикеты только мелькают. Через час с небольшим вышли к Непе – река белой лентой плавно уходит в обе стороны, а воды не видно – река замёрзла. Мы не думали, что река уже стала, и рассчитывали форсировать её вброд, а тут такое дело, не знаем, что и делать. Славка нашёл камень и кинул его по крутой дуге, тот ударился об лёд, не пробил, но по звуку понятно, что лёд тонкий. Ясно, что река только что замёрзла, и я ни за что не рискнул бы выходить на лёд, но Славке очень уж не хочется тащиться куда-то по берегу искать перекат, а потом брести по ледяной воде не меньше, чем по пояс, река-то большая, и он решил рискнуть, говорит – попробую. И полез на лёд, только не ногами, а лёг и по-пластунски. Я с замиранием сердца наблюдал, как он удаляется от берега, как прогибается под ним лёд, и не представлял, что я буду делать, если он провалится. Но он не провалился, а благополучно добрался до берега и, довольный, зовёт меня.

Точно так же и я пополз, только отошёл метров десять в сторону, на нетронутый лёд. Ползу, всем телом стараюсь прижиматься, чтобы площадь опоры была побольше, но всё равно трещинки, как нитки-паутинки, от меня разбегаются во все стороны с лёгким потрескиванием, а я не останавливаюсь ни на секунду, уползаю от просевшего льда. Лёд прозрачный и совсем тонкий, не толще пальца, сквозь него видно, как рыбки проплывают подо мной, но мне не до рыб – скорей бы берег. Дополз и я благополучно, ступил на такой желанный берег, перевёл дух. Воодушевлённые такой удачной переправой (сухие, не надо брести в ледяной воде), мы пошагали дальше.

Суринда, приток Непы, она поменьше, но ненамного, тоже замёрзшая, тоже её надо переходить. Маленький опыт у нас уже есть, переползли и её. Вчера мы так переживали, как будем переходить реки, а сегодня всё разрешилось самым наилучшим способом – быстро и не намочившись.

Настроение у нас выше некуда, я на ходу в такт шагам читаю героические стихи, всплывшие в памяти:

Мы были молоды, русоволосы,Вы в книгах прочитаете, как миф,О людях, что ушли не долюбив,Не докурив последней папиросы.

Это, конечно, про нас, только мы в глубине души надеемся, что и докурим, и долюбим.

К последней, третьей, переправе подошли уже ближе к вечеру, нам надо вернуться на «свой» берег Непы, а там и до палатки уже недалеко, рейс заканчивается. Здесь у нас нет уже той неуверенности, как утром, и я немного обнаглел: потопал сапогом по льду – вроде крепкий – и направился к другому берегу пешком. И тут же был наказан за наглость: прошёл буквально три шага, как лёд подо мной стал прогибаться, я рванулся назад, к берегу, но это не помогло – лёд проломился, и я оказался по пояс в воде. Хорошо, что берег близко, я, проламывая лёд, добрался до него, вылез, с меня течёт, а Славка смеётся, ну и мне смешно, что я так опростоволосился. Зато увидели, какой лёд на изломе, он действительно очень тонкий, даже тоньше пальца, всего с сантиметр, даже удивительно, как он нас держит. Короче, преодолели мы и здесь реку своим излюбленным способом, по-пластунски, и припустили скорее к лагерю, я не стал даже раздеваться и отжимать одежду – дотерплю, у костра согреюсь.

В лагере все уже в сборе, Виль с Валеркой вернулись из маршрута. Нам все обрадовались, знают, что нам достался непростой рейс, расспрашивают, как мы через реки «сигали», а мы чувствуем себя немного героями, но скромничаем, говорим, что всё было нормально, особых трудностей и не было.

– 16 —

Вечером у нас был хороший костёр, крепкий чай и серьёзный разговор. Днём прилетал вертолёт, он вывозил подбазу и заскочил к нам узнать, как дела. Узнав, что мы работу заканчиваем, лётчик пообещал завтра нас вывезти на базу, в Токму. Все, конечно, очень рады: завтра будут в жилухе, увидят свежих людей, мы уже порядком надоели друг другу – одни и те же лица всё лето, одни и те же разговоры – психологически тяжело. Но есть проблема – лошади, вертолётом их не перебросишь и бросить нельзя, значит, надо перегонять пешком. До Токмы семьдесят километров, по карте обозначена тропа вдоль Непы, но какая она, неизвестно. По идее с лошадьми должен идти каюр, Олег Митрохин, но с ним надо идти ещё кому-то, одному нельзя по технике безопасности, но из рабочих никто не пойдёт – кому охота тащиться по тайге, когда можно за полчаса долететь на вертолёте? Остаётся только мне, но с Олегом я бы не хотел идти в такой дальний и неизвестный путь, и я толкнул в бок Славку:

– Пойдём с тобой!

Славка чем мне и нравится, сразу согласился, он парень отчаянный, смелый, как он сам выражается, «без отдачи». Так решился этот вопрос, все остались довольны: парни, что улетят на вертолёте, а мы со Славкой, что совершим такой турпоход, да ещё на конях, да, может, и поохотимся по пути.

На следующий день мы с утра тронулись в путь. Собраться нам недолго: каюр уже заседлал наших «одров» – Чалого и Буланку, мы взяли с собой только спальники и продуктов немного, пойдём налегке. Распрощались с мужиками, пожали руки друг другу и пошли по просеке в сторону Непы, к тропе, лошадей ведём в поводу.