Там, за поворотом…

— Вот, пора скидывать газ, — сказал тихо Федя, и я перенес ногу на педаль тормоза, а левой приготовился выжать сцепление.

— Можно, — сказал Федя, и я затормозил. Машина дернулась только чуть-чуть. Я выключил скорость, потянул за рукоятку ручного тормоза и убрал ноги с педалей.

— Нормально, вот так и надо. Главное, не торопиться, не дергаться. Ну, пусти, развернусь, и поедет Кирилл, — сказал Федя. Я вылез из кабины и обошел машину.

Кирка проехал лучше меня, при торможении у него машина остановилась плавно-плавно; я даже не заметил, когда он начал тормозить.

Через неделю Федя уже позволил нам делать повороты. Это, конечно, было потрудней, чем ехать по прямой. Ведь прямо машина идет сама, можно даже за руль не держать, а чтобы сделать поворот, нужно рассчитать, хватит ли места, не очень ли большая скорость. Так мы учились ездить на автомобиле. И первое сентября наступило совсем неожиданно. Обычно каникулы успевают надоесть и начала занятий ждешь с нетерпением, а в этом году было по-другому.

Но в класс, свежий после ремонта, мы пришли с какой-то уверенностью, что и учиться будем теперь по-новому. Мы даже до этого поговорили с Киркой, что было бы здорово весь год получать такие отметки, как на экзаменах за седьмой класс. Вообще-то, когда хорошо учишься, то чувствуешь себя увереннее.

В классе недоставало нескольких человек; кто поступил в техникум, кто — в Арктическое морское училище, и у меня появилась легкая грусть оттого, что нам с Киркой не удалось осуществить свои планы о летной спецшколе. Но грусть прошла быстро, потому что все и так сложилось хорошо. Мы ведь уже решили с Киркой, что после восьмого класса, когда нам исполнится по шестнадцать, поступим в гараж учениками и перейдем в вечернюю школу.

И классная руководительница Вера Васильевна встретила нас хорошо — ведь на экзаменах мы удивили всех. Она даже сказала на первом классном собрании:

— Ну, Серов и Синицын, надеюсь, что вы будете хорошо учиться в этом году.

И мы действительно старались, ведь было бы стыдно перед Федей за посредственные отметки, а потом все равно: чтобы кое-как приготовить уроки, тоже нужно время. Так уж лучше делать хорошо. Только после прошлогодних экзаменов я понял, что получать хилые «троечки» унизительно.

Словом, все шло хорошо. Сентябрь выдался ясный и теплый. Приготовив уроки на завтрашний день, мы садились на вело-мото и ехали в гараж. Нам уже доверяли выгонять машины из боксов во двор или пригонять их с площади на ремонт. Слесарь или Федя говорили нам номер машины, и мы разыскивали ее во дворе, садились в кабину, заводили двигатель и медленно ехали до ворот ремзоны, потом осторожно, стараясь, чтобы передние крылья прошли на одинаковом расстоянии от стен арки, заезжали в ворота. Это было трудно, но мы постепенно научились. Вот только въехать на смотровую яму мы не могли. Нужно было очень точно и прямо держать руль, чтобы правые и левые колеса попали на узкие дорожки по краям ямы. Слесари и Федя делали это почти не глядя вперед, а в ремзоне, заставленной машинами, было тесно. И мне всегда казалось каким-то фокусом это умение провести машину так, чтобы не задеть крыльями другие. Иной раз, когда проезжал Федя, между бортами машин нельзя было просунуть ладонь. У меня даже дух захватывало. И не верилось, что мы с Киркой когда-нибудь научимся ездить так же здорово.

Федя обещал, что скоро даст нам прокатиться где-нибудь на широкой и тихой улице, и мы с нетерпением ждали этого дня. Но с расспросами не приставали. Гараж научил нас сдержанности. Помню, раньше, если мать мне что-нибудь обещала, я изнывал от ожидания и все приставал к ней с вопросами, когда да когда, а теперь я научился терпеливо ждать. И потом, Федя был таким человеком, который всегда выполняет свои обещания. Мы так сдружились с ним за эти месяцы, что казалось, будто никогда не расставались со времен аэростатной команды в церковном сквере. Мы, конечно, чувствовали разницу в возрасте, но это только больше притягивало нас с Киркой к Феде. Он был нам, как старший брат.

Однажды мы провожали его домой после работы. Был сероватый свежий вечер, и порывистый ветер подбрасывал над уличным асфальтом пригоршни бурых и желтых листьев, сорванных в окрестных скверах и садах.

— Ну что, парни, позанимаетесь со мной? — вдруг спросил Федя. — Решил в техникум поступать на будущий год.

— Конечно, — в один голос откликнулись мы с Киркой.

— Значит, договорились. А то я все подзабыл за семь лет, — Федя смущенно улыбнулся. — Вот, глядишь, и научимся чему-нибудь друг у друга. Только смотрите, чтобы в школе все было нормально.

— Будет, — сказал Кирка. — Мы теперь не такие дураки.

— Отлично. А у меня новость есть, — Федя лукаво поглядел сначала на меня, потом — на Кирку.

— Какая? — не выдержал я.

Федя помолчал, улыбаясь, и потом сказал:

— Завтра поедем за новой резиной в автоснаб. Приходите сразу после уроков. Где-нибудь на тихой улице дам за руль подержаться.

— Ура! — заорал я.

На завтра, не занося портфелей домой, мы помчались в гараж. На Феде была знакомая брезентовая куртка, которую он носил весной и осенью. Встретил он нас улыбкой.

— Вот, хорошо, вовремя пришли. Нам вообще-то к четырем, не раньше, нужно на склад, я звонил, узнавал. Так что успеем прокатиться. Садитесь, я — сейчас, — он показал нам чисто вымытый ЗИС-5.

Мы с Киркой влезли в кабину, через минуту пришел Федя и сел за руль. Открылись ворота гаража, и мы тронулись в путь.

Есть в районе Смольного квартал, образованный тихими, мощенными булыжником улочками. Кое-где старые тополя с еще зеленой, но по-осеннему усохшей листвой заглядывают здесь в окна старых домов, в трещинах серых тротуарных плит растет короткая жесткая трава. Здесь мало прохожих, а машины ездят совсем редко — им нечего делать на этих коротких тихих улицах, потому что параллельно проходят улицы пошире и покрытые асфальтом.

Вот сюда и привез нас Федя. Он объехал вокруг квартала, остановил машину возле тротуара и сказал спокойно, но строго:

— Вот, по этому маршруту один круг — ты, другой — ты. Не гнать, в руль не вцепляться. По гаражу ездить на первой и второй передаче — одно дело, а здесь — другое. Держали когда-нибудь голубя в руках?

— Нет, — ответил я.

— У нас на улице голубей не водили, — сказал Кирка.

— Ну, вот, руль, как голубь, будешь держать слабо — улетит, будешь сжимать — задушишь. Значит, так, трогаемся со второй, потом небольшой разгон; переходим на третью передачу, и опять разгон и — четвертая, ясно? — Федя серьезно, без улыбки посмотрел на нас.

— Да все понятно, — ответил я и заерзал на сидении; мне не терпелось поскорее сесть за руль.

— Не торопись, торопыга, — Федя вытащил ключ из замка зажигания и подкинул на ладони. — Дальше. Подъезжаем к повороту, сбрасываем газ, выключаем скорость, притормаживаем, делаем поворот, потом — прогазовку, включаем третью передачу и снова даем разгон. Вот так, теперь все. Если я скажу: «Брось газ», значит, сразу убираете ногу с педали. Давай садись, — кивнул он Кирке.

Кирка вылез, обошел машину и сел за руль, а Федя придвинулся ко мне. Кирка достал свой ключ зажигания, — мы оба уже обзавелись такими ключами, как настоящие шоферы. Он захлопнул дверцу, завел мотор, выглянул в оконце и тронулся с места.

Я смотрел, как лежат на руле Киркины руки, иногда глядел вперед на булыжную мостовую, и какая-то рассеянность овладевала мной. Я следил за дорогой и за тем, как Кирка переключает скорости и делает повороты, но ни о чем не думал, все больше погружаясь в эту свою рассеянность. Будто я вовсе и не находился здесь, в тесной кабине грузовика ЗИС-5, а был где-то далеко-далеко, где на ветреных перекрестках вспыхивают и гаснут огни светофоров и с рокотом проходят потоки машин, а солнце бьет в лобовые стекла грузовиков, и в одном из грузовиков за рулем сижу я — только уже не теперешний восьмиклассник, а взрослый. И ровно гудит мотор, послушен руль в моих руках, и я еду по прямым и широким улицам моего родного города…