Там

— Спасибо, мне хватит, — пробовал воспротивиться Александр, но Заступник не слушал.

Он все надевал и надевал на него хламиды, а они не кончались. Губкин уж и со счета сбился. Но ни тяжести, ни стесненности в движениях не ощущал, лишь приятное тепло.

«Всё, — наконец вздохнул Ангел, как показалось, с беспокойством. — Больше нельзя. Буду молиться, чтоб хватило. И ты молись».

Он взял Губкина, укутанного, как луковица, в сто одёжек-без-застежек, за руку, потянул кверху, и они вдруг устремились ввысь.

Вот они, мытарства, сейчас начнутся, догадался Александр, но испугался несильно. Во-первых, Заступник с ним, а во-вторых, ангельские одежды придавали храбрости. Доспехов прочнее не бывает.

Смущало лишь одно. Из священных книг достоверно известно, что новопреставленная душа бывает истязаема мытарствами на третий день после выхода из плоти, потому и возносят в храме особые молитвы во души поддержание. Но три дня ведь не прошло!

Хотя кто знает, сколько времени в земном исчислении поднимался он в колодезе? Чувствовал себя Губкин так, будто ему не тридцать два года, а вдвое больше.

Нельзя, однако, сказать, чтобы этот хронологический казус занимал его очень сильно. Слишком много поразительного было вокруг.

Чем выше к облакам поднимались они с Андралексом, тем люднее становилось в небе. Много, очень много человеков разного пола, возраста и облика возносились кверху, сопровождаемые каждый своим ангелом. Почти все новопреставленные тоже были в хламидах, но увидел Губкин, чуть повыше себя, и совсем голого мужчину. Он ежился, тряс бородой и плакал.

Воздух затуманился. Это летящие достигли облака.

«Тут мытари первого судилища, — сказал Андралекс, — где взыскивают за празднословие».

Проворные черти в черных таможенных мундирах ощупывали женщину, достигшую заставы раньше Губкина. Содрали с нее одно белое одеяние, другое. Дали пинка, чтоб отправлялась дальше. Женщина только взвизгнула.

Следующий на очереди был голый, с которого, казалось бы, и взять нечего.

«Сучил языком, раб Божий. Как метелкой мел!» — радостно закричал один из бесов. Двое других всадили в орущего когти и ловко содрали с него кожу, после чего скинули кровоточащее тело вниз. Сопровождавший мужчину заступник с плачем отлетел в сторону.

«Следующий!»

«Тут тебе страшиться нечего», — шепнул Андралекс.

И то. Болтливым Губкин никогда не был. Бесы потискали его, разочарованно присвистнули, подтолкнули кверху.

Снова душа и ее Спутник летели сквозь воздушное пространство, но расстояние до второго слоя облаков было небольшое.

«Тут мытари лжи, — предупредил Ангел. — За всякое лживое слово мзду берут. Ты тоже, бывало, врал. Ну да ничего. Все твои лжи от мягкосердечия, а клятвопреступлений на тебе нет».

Понюхали таможенники Губкина. Одну хламиду содрали, протолкнули дальше. «Вали-вали, не задерживай!» А рядом кого-то шмонали всерьез, только куски белой ткани отлетали.

Мытарство третье, клеветное, Александр миновал без потерь.

На четвертом, чревоугодном, лишился двух хламид. Грешен, съедал на Масленицу блинов выше всякого предела. И колбасу докторскую тоже, бывало, зараз по полкило убирал.

Таможня пятого слоя трясла за ленивость. Здесь Александр многих одежд недосчитался. За то, что в школе к учению был нерадив, что институт бросил, что любознательности не хватало. Главное же — что не искал в себе даров, какие в нем от Господа заложены.

Зябковато стало Губкину после пятого кордона. А ведь ломался, от одежд отказывался.

Зато шестое мытарство, где берут пошлину за содеянные кражи, он преодолел благополучно.

В облаке сребролюбия и скупости, где со всех сторон вой стоял, его тоже не тронули.

Не страшно ему оказалось и восьмое мытарство лихоимства. Взяток Губкину, слава Тебе, Господи, брать при жизни было не с кого, и в долг под проценты он тоже никому не давал. Наоборот, сколько раз у него брали и не возвращали.

Облако девятое особенно опасно для неправедных судей, кто судил не по справедливости, и для предпринимателей, кто своим работникам недоплачивал. Эту стадию Губкин вообще как по зеленому коридору проскочил. Таможенники на него только взглянули да, позевывая, отвернулись. Опытные. Сразу увидели: не клиент.

Десятый этаж, где обирают завистливых, стоил ему двух хламид. Это мало. С других куда больше снимали. С Губкина же только за две вещи. Ужасно он всегда завидовал тем, у кого голос хороший. Стоит, бывало, перед телевизором, воображает себя певцом, подпевает дурным голосом. Это-то козлиное пение мытарь ему сейчас и изобразил. «Давай мзду, Азнавур недоделанный». И еще взяли за Леху Колесниченко. Был в армии такой дружок, которому Губкин по молодой глупости люто завидовал. Леха как в увольнительную ни пойдет, обязательно с какой-нибудь девушкой познакомится, одна другой краше.

На одиннадцатом КПП (этот термин Александру вспомнился из-за армейской службы) его пытали, во-первых, на предмет гордыни — ничего не нашли. Во-вторых, на грех тщеславия — тоже обошлось. В-третьих, в смысле непочтительности к отцу-матери. Здесь вообще мимо, потому что Губкин вырос в детском доме и родителей своих не помнил. Зато по четвертому пункту, хуле на поставленные от Бога власти, лишился он сразу нескольких хламид. Грешен, хулил власть, причем злобно и в непозволительных выражениях.

Андралекс потрогал, много ль на подопечном одеяний осталось, нахмурился. Это ведь едва за половину испытаний перевалили, и самые тяжкие еще впереди.

«Вдруг я не все благие дела тебе зачел?» — с тревогой спросил Заступник, и до Губкина дошло, что хламиды не просто так выдаются, а строго под отчет.

Двенадцатое мытарство касалось греха гнева и ярости. Это мимо, мимо.

Тринадцатое: злопамятство и мстительность. Тоже не по нашей части.

Ангел уже повеселее глядел. На четырнадцатом облаке, самом темном, где берут тяжкую мзду за смертоубийство, за драку, за побои, Губкин оставил одну хламиду целиком и от другой оторвали несколько лоскутов. Лоскуты за мелкие подростковые потасовки. Полную хламиду за махаловку на первом году армейской службы, когда они, салаги, решили «дедам» дать отпор и он одному бедолаге ременной пряжкой чуть голову не проломил.

Мытарство пятнадцатое особенно впечатлило. Там трясли колдунов и чародеев, так что Губкину бояться было нечего, но таможенники почему-то расхаживали в масках скорпионов, змей, жаб и прочих гадких тварей. А может, это были и не маски. Особо приглядываться Александр не решился. Втянул голову в плечи и поскорее выше, выше.

«Приготовься, сейчас трудно будет, — волнуясь, показал Заступник на следующий слой облаков. — Здесь, на блудных мытарствах, почти все срезаются». Расторопные пацаны в сдвинутых на затылок фуражках, развязно подмигивая, обступили Губкина со всех сторон. У соседней стойки такая же гопкомпания обдирала как липку какую-то женщину, срывала с нее последнее. Вот женщина осталась совсем без ничего, пробовала прикрываться руками, но какое там. Содрали кожу и скинули бедняжку с облака. Еще и плюнули вслед.