Тамбур

Мать, скрепя сердце, признала, что та права. Пусть Машу ни в чем не обвиняют, а только допрашивают как свидетеля, все равно — это крупная неприятность.

— Сегодня свидетель, а завтра — если никого не найдут — и обвиняемый, — сказала женщина. — Правильно, позвони ему и поговори. Но если он снова начнет навязываться…

— Думаю, не начнет, — Маша взяла трубку. — Если можно, выйди.

Мать безмолвно удалилась. Девушка быстро набрала номер, который помнила наизусть. В висках у нее стучало, но глаза оставались сухими. А она-то вчера думала, что будет плакать навзрыд, если услышит его голос.

Несколько долгих гудков и раздраженное «алло!».

— Это я, — сухо произнесла Маша. — Сразу предупреждаю — все кончено.

Ей не ответили. Ее просто слушали, и девушка горько улыбнулась: «Сказать-то нечего!»

— Кого убили?

— Маша, я…

— Ты? — теперь она смеялась вслух, — Про тебя я уже узнала немало. И мне это совершенно неинтересно. Так кого убили?

Пауза. И голос, странно искаженный, ответил, что убили соседа Татьяны, преподавателя итальянского языка, некоего Боровина.

— Это я знаю, что убили соседа, — все еще смеялась Маша. Смех был нехороший, истерический — после такого болит голова и колет в солнечном сплетении. — Я хочу понять — как это вы не заметили трупа, раз оба были в квартире?

— Маша…

— И каким образом он туда попал? — она повысила голос. — И почему я должна отдуваться за всю эту грязь?!

— Маша! — закричал в трубку мужчина, которого она еще два дня назад любила. — Если бы я сам знал!

— Значит, не можешь ответить?

Она бросила трубку. Телефон звонил еще дважды, но она к нему не подходила и матери не позволяла. Маша ушла к себе в комнату, улеглась на кровать — как была, даже не сняв сапожек, и попыталась подумать о том, как жить дальше. Но так ничего и не придумала. К ней подмышку снова залезла кошка, и девушка вспомнила о той парочке, которую встретила в подземном переходе. Следователь ими очень заинтересовался. Зачем она про них сказала? Да еще и телефоны дала… Маша вспомнила несчастный взгляд девочки, замкнутое лицо ее матери и подумала, что нельзя забывать золотое правило: «Семь раз отмерь, один раз — отрежь». Теперь еще и за них возьмутся…

… — Молодцы! — Голубкин сделал последний глоток и с разочарованием заглянул в опустевшую кружку.

Растворимый кофе он терпеть не мог, но все же это было лучше, чем ничего, при такой-то запарке. — Значит, последние три звонка — один и тот же номер?

— Да, — ответили ему по телефону. — Твой Исаев звонил в телефон доверия.

— Отлично! Дай номер. Когда звонил?

— Это мы не выцепили — но скорее всего той ночью. Хотели поговорить с тамошним психологом — было ли три звонка от одного абонента в ночь с четверга на пятницу. Но там сейчас только автоответчик.

Телефон ночной, психолог заступит на смену в девять вечера.

— В девять? — Голубкин записал продиктованный номер. — Ладно, позвоню сам. Что с бутылкой?

— Коньяк в порядке, — с усмешкой ответили ему. — Ребята уже выпили.

— Сволочи!

— А на бутылке чего только нет! А ты хотел, чтобы там была всего пара пальчиков?

Голубкин снова выругался, но уже беззлобно, и осведомился, хороший ли хоть коньяк? Ему ответили, что замечательный. Хоть какая-то награда за это поганое дело!

— Могли бы и мне оставить, — буркнул следователь.

— А мы и оставили, — порадовал его приятель-эксперт. — Заходи, попробуй.

— Допивайте сами! Что насчет крови в квартире Исаева? Мазки взяли, как я просил? Там только его, или…

В трубке раздался тяжелый вздох:

— Не повезло, Петр Афанасьевич. Мазки-то взяли, и анализ провели, в экстренном порядке. А что толку? У Исаева и Боровина одна группа — вторая. Ну ты же не будешь настаивать на ДНК-тесте?

Голубкин послал всех к черту и сказал, что сперва дождется, когда Исаев придет в себя. Повесив трубку, тут же сорвал ее и позвонил в больницу. Ему ответили, что больному лучше, но он отказывается общаться, не ест и все время лежит с закрытыми глазами. И еще декламирует какие-то стихи, причем не по-русски.

— Вообще, ему место не у нас, — сказал дежурный врач. — У парнишки сдвиг. Вот подлечим немного и сплавим… Сами понимаете, куда.

Звонок

Галина очень редко брала дежурства в ночь с субботы на воскресенье. Это были самые тяжелые и неприятные часы, какие только могут выпасть на долю психолога, согласившегося выслушивать жалобы ночного города. Во-первых, многие звонившие были нетрезвы. Неудивительно — накануне выходного дня… А расслабившись, под влиянием алкоголя, а порой и чего похуже, клиенты становились невыносимы. А во-вторых, она все-таки старалась оставить воскресенье свободным — для семьи. Иначе, отдежурив, она полдня проспит, не видя ни мужа, ни дочки, а потом будет слоняться по дому, как сонная муха, и не сделает даже половины дел.

Но эту ночь она взяла. Договорилась с коллегой, та отдала ей смену обеими руками и уехала на дачу — разгрести снег, подготовиться к новогодним праздникам, которые собиралась встречать за городом, проверить, в конце концов, не сгорел ли домик? А Галине именно этой ночью хотелось остаться одной.

Она много думала о том, что сообщила ей дочка. Думала всю пятницу, всю субботу. Весь этот вечер. Оля, однажды исповедовавшись, теперь как будто стыдилась своей откровенности. Казалось, она могла говорить свободно только вне дома — и это пугало мать. Муж едва смотрел в ее сторону, хотя Галина всячески пыталась привлечь к себе внимание. Сходила в парикмахерскую, подстриглась, покрасилась, сделала укладку — он и не заметил. Это был уже настолько серьезный симптом, что у Галины (в домашнем кругу — Юлии) стали опускаться руки. У нее не было свободных денег, чтобы купить себе шикарное платье, подарить супругу дорогой подарок, бросить, наконец, все, оторвать его от работы, плюнуть на телефон доверия и закатиться с ним на курорт, к морю, туда, где они смогут поговорить…

Смена обстановки, приятные сюрпризы, резкие перемены внешности — вот что она сама советовала женщинам, которые звонили ей и говорили о том, что к ним охладели мужья. Как правило, это средство действовало в самых простых случаях. Например, если супруг подустал от обыденности. Бывало, что, увидев жену с новой прической и (главное) — с улыбкой на губах, он влюблялся заново. Особенно, если ему в этот вечер готовили вкусный ужин, а не подсовывали суп из пакетика. «Это не пневмония, а легкий насморк, — думала Галина, утешая таких жен. — Они просто Плюнули на себя и решили, что все всегда у них будет хорошо. А слово „всегда“ — самое глупое на свете».

Бывали случаи посложнее — когда жена точно знала, что у мужа есть любовница. Тут приходилось действовать тонко и тактично. Галина давала те же советы, что и в первом случае — стать новой, неожиданной, яркой.

Удивлять, улыбаться, и ни в коем случае не выглядеть несчастной жертвой! А скандал — Боже упаси! Это смерть. Интересоваться его работой. Смотреть с ним футбол. Купить ему что-то, чего никогда не покупала.

Например, не семейные трусы и носки, а флакончик дорогого одеколона. Опять же — кормить так, чтобы он был счастлив. Как-нибудь вечерком, таинственно (при нем) пошептавшись по телефону, исчезнуть на часик.

А вернувшись, ничего не говорить. Пусть забеспокоится. Пусть поймет, что жену можно потерять, а терять есть что! Пусть задумается наконец, стоит ли овчинка выделки, нужен ли развод — и настолько ли лучше его новая пассия?

В таких случаях труднее всего было убедить женщину не устраивать сцен на почве ревности, вести себя достойно и даже казаться веселой! Женщины возмущались: «Как?! Он будет к ней бегать, а я — молчать? И делать вид, что у меня все замечательно?!» Галина мягко их переубеждала — так нужно, что поделаешь, она видела результаты. Можно научиться управлять мужчиной так же как машиной. Ведь если нужно тормозить, никто не жмет на газ!