Тамо далеко (1941)

Комиссар вкратце рассказал о бое, да еще вовремя появился Радо с подробностями, так что через пять минут Здравко, и без того поглядывавший на нас с интересом, мнение насчет пулемета переменил. Особенно после того, как связной подтвердил, что командовал в бою не Бранко, а вот этот вот недоросль Владо.

Пошли взглянуть и на пулеметчика, к неудовольствию распоряжавшегося в доме то ли фельдшера, то ли доктора. Три его помощницы-сестрички отмыли полы до блеска и при появлении четверых мужиков в уличной обуви только молча поджали губы, а вот «главврач» высказал командиру все, что он о визитерах думает. Мелькнула мысль о бахилах и я чуть не фыркнул — ну какие бахилы посреди партизанской Сербии, да еще в 1941 году?

Бранко отделался относительно легко и, несмотря на ворчание медика, рвался в строй, а белая повязка через всю голову придавала ему вид лихой и геройский. Луке же пуля недобитого егеря отстрелила кусочек седалища, отчего он крайне настороженно смотрел на нас и ерзал на пузе в ожидании шуточек.

Но командир и комиссар люди ответственные, я сдержался и показал Марко кулак на всякий случай. Лука, конечно, боец так себе, но ведь не удрал, не спрятался, зачем же его сейчас обижать?

Вот заживет, тогда и примемся.

На прощанье за Бранко принялась симпатичная черноглазая девица с внушительными достоинствами, чему он точно был рад. А вот тому, что я проводил ее задумчивым взглядом, совсем не обрадовался:

— Эй, Владо, не лезь к девчонке!

Я вытаращился на соратника — я тут его пулемет защищаю от толп халявщиков, сил не жалею, а он за косой взгляд взбеленился! Вот чего нам точно не хватает, так это пересобачиться из-за женского пола.

Бранко отмяк — не иначе, видок у меня больно ошалевший был, и мы засобирались, чтобы успеть получить пайку на ужин. Стоило нам выйти на трем, как за спиной зашоркал веник и зашлепала тряпка.

После ужина нет бы залежать съеденное — нас дернули на доклад. Командир и комиссар внимательно выслушали нашу эпопею, задали немало вопросов, а потом официально предложили вступить в отряд. И не просто вступить, а заняться обучением партизан.

Вот хорошо, что Здравко имеет военный опыт — служил в королевской армии унтером, наредником-водником, оттого в отряде и наряды, и порядок, и дисциплина. А вот комиссар, Мило из «студентов», как и Лука, только постарше, сам преподавал в учительской школе. По забавному совпадению — французский язык, на котором мы с ним с удовольствием перекинулись парой-тройкой фраз. Ну, это я с удовольствием, а он-то наверняка мою легенду проверял.

— Нам, пока четники думают да собираются, надо подготовить ударные команды для штурма Валево, — объяснял задачу командир. — У нас уже есть группа бомбашей-гранатометчиков, к ней нужно натаскать и остальных.

Первым делом я отказался — ну какой из меня инструктор? Казимираса бы сюда Гедиминовича, вот он бы да, дал просраться всем, от рядового до маршала. Но мне объяснили, что офицеров у партизан нет как класса. А которые есть, тех буквально по пальцам пересчитать можно, и всех на штабную работу припахали. А водники и наредники, хоть и присутствуют в количестве, больше гарнизонную и караульную службу знают, да правильный фронтовой бой в лучшем случае. А тут я такой красивый, со специальными знаниями и показавший себя в деле. Короче, есть такое слово — «надо, товарищ!»

Вот тут я и задумался — а чему и как учить? Ну, с вооружением более-менее понятно, гранаты да шмайсеры, на крайняк карабины, ближний бой, винтовки не роляют. Кстати, хорошо бы выучить снайперов и пулеметчиков для поддержки с дальних дистанций.

Выдернул у комиссара из папки листок бумаги, принялся накидывать карандашиком — от пяти до восьми человек, по автомату и десятку гранат на нос, пулеметчик и снайпер. Перемещение парами или тройками, скрытное, садами-огородами. Контроль секторов. Стрельба навскидку. Саперов бы еще хорошо, да где их взять. Или вот лопатки пехотные, первое же дело в рукопашной…

Что еще? А, группа закрепления, а то штурмовики уйдут, а противник точно так же просочится в захваченные вроде бы дома и кварталы. И резерв. Сигналы еще, тактическое рукомашество.

Удивительно, сколько всяких не особо нужных знаний хранится в голове — просто потому, что читал, смотрел, слышал. А если еще и специально интересовался…

— Сколько у нас времени на подготовку? — вынырнул я из мечтаний.

— Неделя, — ответил Здравко, — я бы не рассчитывал на большее, хоть четники и тянут время.

Ну да, дотянут до того, что начнут действовать немцы.

— Исходя из численности отряда и времени, — почесал я за ухом карандашом, — можно попробовать подготовить человек тридцать, то есть пять-шесть штурмовых групп…

— Каких? Это ударных, что ли?

— Штурмовых. Тех, что пойдут впереди, выбивать из занятых домов и укреплений.

— А остальным что, на месте сидеть?

— Поддержка, закрепление и резерв.

Я подвинул свои каракули командирам и они чуть ли не стукнулись лбами, предварив тем мои объяснения. Некоторые вещи они приняли сразу, некоторые вызвали отторжение, но в целом мне дали не то, чтобы карт-бланш, но довольно большие полномочия и обещали уже с утра предоставить бойцов.

Всю ночь я насиловал память и корябал схемы, обобрав комиссара на бумагу и карандаши. Не знаю, как у всех, а у меня лучше получается вытрясать застрявшее в мозгах, если я рисую или записываю обрывки мысли. К утру вымучил нечто вроде наставления, и провалился в сон, в котором пошел записываться на курсы программистов и очень тщательно выспрашивал все нюансы обучения. Опять прошлое/будущее, опять очень детально, вплоть до запахов, но досмотреть не дали. Разбудил меня Марко, умылись и облились холодной водой, привели себя в порядок насколько возможно и после завтрака вместе с Бранко отправились принимать личный состав.

Как там в одной песне пелось, «В экипаж мне дайте пьяниц и развратников, кумача немного со стола начпо, искупим провинности мы делами ратными…» — вот примерно так и выглядело мое воинство, а хороший боец всегда щеголеват. С виду список прегрешений не определить, но какой командир толкового бойца отдаст неизвестно кому? Подарочек, ити его.

Тело Сабурова никаких неудобств от бессонной ночи не испытывало, чего не сказать о моем разуме и это наверняка отражалось на роже — стоило мне обвести партизан скептическим взглядом, как они подобрались и крепче ухватили оружие.

Но я ошибся, это не мой геройский вид так подействовал. Кумача со стола начальника политотдела не дали, зато на такое важное дело, как формирование штурмовых групп, приперся сам комиссар и задвинул речь. Бойцы слушали, а у меня сводило скулы, слишком уж Мило упирал на коммунистические догмы, революцию и священный долг умереть за освобождение родины.

Когда он закончил, я шагнул вперед, глядя исподлобья на людей, которыми мне предстоит командовать и которые не горят желанием подчиняться неведомому юнцу.