Танатонавты

Я получил ворох ответов на вопросы, которые никогда не задавал. К примеру, как сохранить пузырьки в открытой бутылке шампанского: надо только сунуть в нее серебряную ложку. (А ведь правда хорошая мысль!)

Я понял, что нужно без сожаления принять мир таким, каков он есть, и ни о чем не жалеть. Я понял, что единственным стремлением человека может быть только постоянный поиск самосовершенствования. Мой разум увеличивался с такой скоростью, что я думал, что мозг сейчас взорвется. Я понимал все: жизнь, бытие и много чего еще… Как же здорово все понимать! Как, наверное, был счастлив Адам, когда надкусил яблоко познания, и как, должно быть, ликовал Ньютон, получив другим яблоком по голове!

О да! Встреча со знанием, пожалуй, самое сложное испытание из всех.

Я продвигался вперед по дороге знаний. Больших знаний и маленьких. Знаний абсолютных и относительных. Внезапно я остановился, оглушенный новым открытием: я никогда никого не любил. Нет, конечно, я испытывал привязанность, нежность. Мне было тепло с друзьями, с людьми, с которыми мне нравилось быть рядом, общаться. Но действительно любил ли я кого-нибудь по-настоящему? Способен ли я вообще любить кого-то, кроме себя? Я сказал себе, что я не один такой, что таких, как я, должно быть много. Тех, кто никогда никого не любил. Но я не видел в этом ни самооправдания, ни самоутешения. Смерть открыла мне глаза на очень простую вещь: я вечно был перепачкан сентиментальными слюнями. Я думал, что любить нужно для того, чтобы быть счастливым.

Любовь — величайший акт эгоизма, лучший подарок, который ты можешь сам себе сделать. И вот пожалуйста! Оказывается, я никогда не был на это способен!

А Роза? Ведь я верил, что любил ее, я умер ради нее. А теперь выясняется, что я недостаточно любил ее. Роза, если только я тебя отсюда вытащу, если мы вернемся обратно, я сведу тебя с ума своей любовью — бесконечной и благодарной! Бедняжка, как она будет удивлена! Нет ничего более пугающего, чем великая любовь, которая внезапно обрушивается на того, кто все время старался сдерживать свои чувства. Это так страшно и в то же время великолепно! Как мне ее остановить, чтобы объяснить: я понял, что такое по-настоящему любить!

Я прибавил скорости, остальные сделали то же самое. Роза уже в конце туннеля. Увидев, как и все мы, полное знание, она пробила пятую коматозную стену и вошла в страну идеальной красоты.

Шлеп!

Вот это удар!

После многочисленных столкновений со страхом, желаниями, временем, знанием, — вот вам теперь чудесная зеленая страна, с ее цветами, растениями, ее удивительными деревьями, вспыхивающими разноцветными искрами, словно крылья бабочки. Как описать неописуемое? Я вижу абсолютно совершенное лицо женщины, я все ближе к ней, и она превращается в цветок с лепестками, расцвеченными, как витраж католического собора. Из прозрачных озер нам улыбаются рыбы с длинными, прозрачными, как хрусталь, плавниками. Рубиновые газели взлетают над всполохами северного сияния.

Это не галлюцинации. Идеальная красота извлекает на поверхность все мои воспоминания о прекрасном и доводит их до пароксизма восторга. Мои товарищи зачарованы собственными видениями. Черные мерцающие мотыльки витают над Раулем. Серебристые дельфины играют вокруг Стефании. Фредди окружен юными фавнами, чьи спины покрыты нежным бело-зеленым пушком. Откуда-то доносится послеполуденная прелюдия из жизни лесных затейников Дебюсси. Красота — это еще и музыка. И ароматы. Повсюду я чувствую легчайшие, мятные запахи.

Роза все быстрее устремляется к манящему центральному свету, который захватывает и меня самого, окутывая благотворными волнами.

Моя жена уже у шестой стены. Мох-6. Никто никогда еще не возвращался с этого рубежа!

Она торопится, рвется вперед. Ее больше не удерживает пуповина, и она мчится по дороге в Непознанное!

Шлеп!

Она на другой стороне. В «Терра инкогнита»!

Фредди делает знак изменить построение. Он требует создать широкое основание, переходящее в острую вершину. Фредди объявляет, что только мы двое попытаемся пройти на ту сторону. Он самый опытный из нас, а я единственный, кто способен убедить Розу вернуться.

Рауль подбадривает меня:

— Вперед, только вперед, навстречу неизвестному!

198. Суфийская философия

Я пришел из этой души, что есть источник всех душ, Я из этого города, что есть родина безродных. Дорога из этого города не имеет конца. Иди, брось все, чем владеешь, ибо эта дорога и есть все. В море верности я растворяюсь, словно крупица соли. Не остается во мне ни атеизма, ни веры, ни убежденности, ни сомнения. В моем сердце пылает звезда, И в этой звезде прячутся семь небес. Джалаладдин Руми. Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»

199. Добрались

Фредди меня поражает. Он бесстрастно идет к этой границе, которую не пересекал никто. Пуповина бесконечно уже растянута, а он напирает, я же едва волочу ноги. Я уже устал от сюрпризов смерти. И все же я чувствую, что впереди таится тайна, последняя мистерия смерти.

Наконец я узнаю самый секретный из всех секретов. Жертвой чего может стать… мертвец? Здесь, за этим занавесом, сбываются все приключенческие и любовные романы. Здесь, за этим занавесом, реальность объединяется с фантастикой и все мифологии мира сливаются с точной наукой.

Я немножко колеблюсь, а потом устремляюсь вперед.

Вот она наконец, эта последняя территория Континента Мертвых.

Я вижу ее.

Мгновенно забывается Роза. Тайна из тайн, секрет из секретов, вечно открываемый людьми, я тебя вижу. Я тебя вижу, я тебя чувствую, я тебя слышу. Это конец. Это кладбище слонов. Здесь умирает свет, весь свет, здесь умирают звуки, все звуки. Души, все души. Мысли, все мысли.

Я вижу рай.

В моей голове взрывается миллион небесных музык. Обломки звезд посылают мне последнее, кроткое прости. Умирающая звезда и умирающий человек проходят одной и той же дорогой. Дорогой в рай.

Я бреду в тумане, ватными ногами загребая дымчатые вихри с драгоценной земли. Будто в приветствии, сами собой вздымаются мои прозрачные руки. Колени не держат, я падаю, обнимаю расплывчатую почву.

По ошибке — или по любви — я попал в рай. Как он прекрасен! Больше, чем все те видения идеальной красоты на шестой территории. Они были всего лишь репродукциями, копиями, имитациями. Истинная красота рая превосходит все.

Рай — моя единственная страна, единственная родина, единственный предмет моего шовинизма. Я здесь. Кажется, я всегда знал это место, я всегда понимал, куда уходит жизнь и откуда она возвращается. На Земле, там, внизу, я был лишь прохожим. Туристом на каникулах. Я — эктоплазма, я никогда и не был никаким Мишелем Пэнсоном. Я всего лишь только эктоплазма. Не был я этим бедным, глупым парнем, что звался Мишель Пэнсон.

Этот Мишель полный идиот, а я… Я такой легкий… Легкость — вот истинное, предельное достоинство. Единственное, чего я хочу, — остаться мыслящим паром. Я еще связан с Землей и моим телом. Юношеское заблуждение.

Я вижу Розу и люблю ее еще больше, чем на Земле. Зачем возвращаться в нашу тесную кожу, наши болезненные тела, наши мозги, забитые раздражающими беспокойствами? Нам хорошо вдвоем здесь. Нам незачем бояться времени. Нам вообще нечего бояться.

Мне смешно за всех этих танатонавтов, что ждут меня у входа в рай. Большей глупости трудно себе представить. Я вернулся в свою страну, в свой мир. Откровение из откровений. Я — у своего источника. Я вижу настоящее небо. Со стороны тот, другой, еще один из этих землян, кажется мне грязно-желтым. Белый, истинно белый цвет может существовать только в раю.