Танцор Января

Арфистка поправляет поклажу и замирает, полуобернувшись. Осталось еще кое-что, что она хочет узнать, вопросы, которые следует задать, поэтому девушка неохотно повинуется.

— Останусь пока — ради твоего безумия, — произносит она, снова присаживаясь.

— Сыграй мне о путешествии, — произносит человек со шрамами. — Хочу услышать, что у тебя получилось.

Какое-то время арфистка хранит молчание. Затем она наклоняется и достает арфу из футляра.

— Скольжение по Электрической авеню играли и прежде, — отвечает она, — но, возможно, есть еще одна вариация этой темы.

Ее пальцы танцуют, мелодия льется со сверхсветовой скоростью.

— Мне всегда нравился образ альфвенов, которые цепляются за нити пространства, — говорит она во время глиссандо. — Космическое путешествие напоминает игру на арфе.

— Возможно, — соглашается человек со шрамами, — но альфены двигают корабль, а… — Он замолкает, затем улыбается. — Ну надо же!

Арфистка усмехается, и арпеджио перерастает в отчаянное децелерандо, замедляясь до спокойного ритма орбиты, чье мерило — «акцентный стих» древней островной поэзии, и наконец превращается в «Плач по Долу Эрена», столь горестный, будто хочет затопить целый мир. Сидящий неподалеку пьяница вскрикивает: «О боже!» — отворачивается и плачет навзрыд. Некоторые присутствующие опускают головы или смахивают с щек слезы.

Бармен покидает свое место и подходит к ним.

— Сюда приходят забыть свои печали, а не приумножить их. — Он скорбно глядит на человека со шрамами. — Сколько еще ты будешь здесь сидеть? Люди думают, что ты часть персонала или предмет интерьера.

— Я кое-кого жду, — говорит человек со шрамами.

— Правда? И кого?

Пожимает плечами.

— Пока не знаю.

Бармен кусает губы, но его недовольная гримаса и близко не может сравниться с привычным для человека со шрамами выражением лица.

— Еще по одной, — просит арфистка, и бармен обращает свой взор на нее.

— Попробуй сыграть что-нибудь повеселее, — советует он ей.

— Я думала, здесь приветствуется музыка, побуждающая людей пить.

— Неправильно думала. — Бармен отворачивается и широким шагом возвращается на свой пост. Вскоре после этого к ним подходит официантка с двумя стаканами вискбеаты.

— Странно, как он еще не вышвырнул тебя отсюда, — говорит арфистка человеку со шрамами. Она пробует напиток и недоверчиво смотрит на стакан. — Либо он начал подавать лучший виски, либо у меня окончательно онемел язык.

— Сначала он подает самые дрянные напитки, надеясь отбить желание пить. Но большинство из тех, кто приходит сюда, все равно не чувствуют разницы. Старина Славобог не вышвырнет нас. Я один из тех страждущих, которых ему следует ублажать. — Смех человека со шрамами звучит хрипло и надломленно, будто груда камней, сползающая по склону высокой горы. Он поднимает стакан, приветствуя бармена, но тот притворяется, что не замечает этого. — Да он бы даже не знал, чем себя занять, не приходи мы сюда каждый день. Я для него чертова опора. Единственная константа в его жизни. Мы…

Человек со шрамами вдруг замолкает, и его глаза расширяются.

— Нет. Ты не можешь, — шипит он сквозь стиснутые зубы. Он хватается за столешницу, сначала одной рукой, потом обеими и дрожит, словно струна арфы. Девушка с тревогой смотрит на него, а затем поворачивается к бармену.

Внезапное движение арфистки привлекает внимание Бармена. Он смотрит на нее, затем на человека со шрамами, после чего, печально улыбнувшись, качает головой и возвращается к своим делам.

Он уже видел такое прежде. Почувствовав себя неуютно от этой мысли, арфистка вновь поворачивается к своему собеседнику.

Тот уже абсолютно спокоен.

— Готова к продолжению истории, дорогая? Предупреждаю, в ней есть главы, которые не должны быть рассказаны. Не сейчас. Но именно их я люблю больше всего.

Арфистка хмурится. Есть что-то странное в этом изможденном старике. Нечто смутное в голосе, как будто он только что вспомнил о чем-то важном. Или забыл.

— Одно стоит помнить о погоне, — быстро говорит человек со шрамами, — она отнимает больше времени у преследователей, чем у преследуемых. «Преследование в кильватер — это долгая погоня».

Арфистка невесело хмыкает и наигрывает пару строчек из дибольдского танца влюбленных.

К ее удивлению, человек со шрамами узнает мелодию и напевает слова.

Гнала его по разума сплетеньям И, звонко хохоча, там пряталась сама…

— «Разума сплетеньям», — уже медленнее повторяет он. — Да, может быть, любовь и есть истинный ответ. — Человек со шрамами смотрит на арфистку, и в этот раз его улыбка становится почти человеческой. — Это ведь не всегда была песня влюбленных. Она взята из старинной поэмы древней Земли.

— Ты говорил о погоне, — чуть резче говорит арфистка.

Человек со шрамами пристально смотрит на нее, словно удивляется, не гонит ли она его по разума сплетеньям. А затем:

— Погоня. Да. Хоть о ней никто и не подозревал. — Он откидывается на спинку стула и взмахивает рукой. — Тогда продолжим, арфистка. Слушай мой рассказ.

ГЯНТРЭЙ

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ В КИЛЬВАТЕР

— Закуток Иеговы — дурное место, — говорит человек со шрамами.

…Ведь человеку необходимо отыскать путь внутрь и путь наружу, и обе задачи не из легких, хоть большинство и справляется с первой задачей лучше, нежели со второй. Без помощи терран это практически невозможно. Но помощь может и не быть добровольной, даже преднамеренной, а для каждого правила есть свое исключение.

Одно такое исключение шагнуло в гудящий улей Тарако-сарая, открытой рыночной площадки, где Людноулица стыдливо изгибается в сторону более респектабельных районов города (в процессе перерождаясь под названием Дороги Славы). В Тарако-сарае сходятся монорельс, три улицы, четыре вьющихся переулка и еще двенадцать неутомимо переплетающихся пешеходных дорожек. К западу почти до самого горизонта тянется Порт-Иегова, где высокие, изящные корабли, словно обернутые в золотую фольгу, поблескивают багрянцем в лучах рассветного солнца. С остальных же сторон над рынком нависают хлипкие здания терранского Закутка.

Три стороны сарая занимают кубические магазинчики из тусклого металла, покрашенные ярко-синей краской. Каждый из них вплотную примыкает к соседним, если только между ними не протиснулись переходы Закутка. Западная сторона, выходящая на Людноулицу и порт, открыта, и здесь расположены монорельсовая станция и парковка для наземного транспорта. Еще до того как первые лучи солнца успевают озарить площадь, торговцы-дукандары, лязгая цепями и противовесами, поднимают стальные шторы, окликая друг друга и желая удачи либо всяческих бед — в зависимости от сложившихся отношений. Фронтальная часть магазинчиков всегда открыта, а стулья, скамейки и полки расставлены так, чтобы посетители могли рассмотреть товары наилучшим образом.