Танцовщица Гора

— Я — рабыня, — признала я. — Таким образом, я должна открыто признать то, что прежде от всех срывала, но что всегда скрывалось в моём сердце, и, признав это открыто, находить в этом счастье и удовольствие.

— Ты шлюха, которой нравится быть рабыней, — ухмыльнулся мужчина.

— Да, Господин, — кивнула я.

Я предположила, что не стоило сообщать ему, до какой степени мне это нравилось!

— Мы подумываем о назначении новой первой девки, — сказал Хендоу.

— До меня доходили слухи об этом, — признала я.

— И что Ты думаешь о Тупите? — полюбопытствовал мой хозяин.

— Я за неё, — ответила я.

Мужчина улыбнулся. Полагаю, что для него не было секретом, как жестока была Тупита ко мне в начале, и что теперь мы с ней фактически конкурировали, если не сказать враждовали. С другой стороны я пообещала Тупите, что не буду говорить о ней плохо. В конце концов, той ночью она не стала затягивать цепь на моём животе излишне туго, хотя вполне могла это сделать.

— Она предлагала тебе, за твою поддержку, положение второй девки? — предположил мужчина.

— Третьей, — поправила я.

— И кто бы в таком случае была вторая? — поинтересовался он.

— Сита, — ответила я.

— Похоже, Тупита считает, что Сита её союзница, — криво улыбнулся Хендоу.

— Да, Господин, — кивнула я.

— А что Ты думаешь о Сите, как о старшей рабыне? — спросил хозяин.

— Думаю, она была бы не хуже на этом посту, — осторожно заметила я.

— Ты готова поддержать её кандидатуру? — осведомился Хендоу.

— Да, — ответила я. — Я готова поддержать Ситу.

Я стояла перед ним, опустив голову и смотря в пол под ногами. В действительности, мне крайне не хотелось ввязываться в эти интриги.

— А она что тебе пообещала? — полюбопытствовал мой господин.

— Положение второй девушки, — сообщила я.

— Значит, я так понимаю, Ты предпочтёшь поддержать Ситу, а не Тупиту.

— Нет, Господин, — замотала я головой.

— То есть Ты предпочитаешь кандидатуру Тупиту, — решил он.

— Я поддерживаю обеих, — пробормотала я.

— Эй, — воскликнул Хендоу, — у меня в таверне, может быть только одна первая девка!

— Да, Господин, — согласилась я.

— Так кого из них предпочла бы Ты? — поинтересовался моим мнением мужчина.

— Из этих двоих, пожалуй Тупиту, — ответила я.

— Почему? — не отставал он.

— Сита предаёт Тупиту, — постаралась объяснить я. — Она делает вид, что является её подругой, но на самом деле это не так.

— А Ты, значит, думаешь, что Тупита, если их поменять местами, вела бы себя как-то иначе? — усмехнулся Хендоу.

— Я не знаю, Господин, — честно призналась я.

— Значит Ты на стороне Тупиты вовсе не потому, что она принесла тебе кекс? — вдруг спросил он.

Я пораженно посмотрел на него.

— Она была здесь до тебя, и после нескольких ударов плетью сама всё рассказала, — пояснил хозяин. — Должно быть, она просто ужасно хотела остаться на положении первой девки, что рискнула украсть что-то с кухни. Само собой, она рассчитывала остаться не пойманной.

— Господин?

— Недостача была сразу замечена старшим поваром, — пожал он плечами. — Только у Тупиты, старшей рабыни, кроме моих работников и назначенных помогать на кухне рабынь, мог быть доступ к еде прежде, чем была замечена недостача. Стоило лизнуть её пальцы, и стало ясно, что на них присутствуют следы сахара. А крошки нашлись на следующее утро в твоей конуре.

— Понимаю, — кивнула я.

— Ей назначили всего-то пять плетей, — сообщил Хендоу.

— Господин добр, — сказал я, вздрогнув.

А ведь могли назначить и тысячу, а то и вовсе — убить. Она была всего лишь рабыней.

— Что Ты думаешь об Айнур? — поинтересовался мужчина.

— Думаю, что она была бы хорошей старшей рабыней, — признала я.

— Ты можешь предложить кого-то лучше? — уточнил Хендоу.

— Нет, Господин, — покачала я головой.

— Очевидно, что и Тупита и Сита хотели заручиться твоей поддержкой в этом вопросе, — заметил он.

— Уверена, что каждая из них пыталась договориться сразу с несколькими девушками, — предположила я.

— В той или иной мере, — кивнул мой господин, — но не настолько, насколько Ты могли бы подумать.

— Ох? — выдохнула я.

Наверное, моё удивление слишком явно проявилось на моём лице.

— Они обе, очевидно, думали, что Ты могла бы иметь некое влияние на меня, — предположил мужчина. — А Ты тоже думаешь, что имеешь влияние на меня?

— Нет, Господин, — поспешно ответила я.

Ну какое влияние я могла иметь на Хендоу? Да я за всё это время даже видела его крайне редко, только второй раз здесь и несколько раз в зале таверны. Он ни разу не вызвал меня к себе для интимного использования, что было бы подходящее для рабыни. В действительности, это несколько озадачивало меня и даже заставляло усомниться в своей привлекательности, по крайней мере, для него. Само собой, он достаточно часто пользовался услугами других девушек. И кстати, мне показалось, что они очень боялись вызова в его покои, скорее всего из-за его уродства и грубости. Подозреваю, также, что он не был особо нежен с ними, и, несмотря на их к себе отношение, страдание и отвращение, вынуждал их служить себе с бескомпромиссным совершенством. На самом деле, могло показаться, что в рабском подвале, большинство девушек завидовали мне, за мою очевидную неприкосновенность в этом плане. Но что достаточно интересно, а возможно и парадоксально, лично я не расценивала его с таким же отвращением, как многие из моих сестёр по рабству. Да, как и все они, конечно, как своего господина я его боялась, но одновременно с этим, я испытывала к нему огромное уважение, к его силе, его проницательности и интеллекту, которые я не могла не ощутить в нём. Кроме того, не знаю почему, но иногда я чувствовала жалость к нему. Мне казалось, что его жизнь, должно быть, была очень трудна. Он сам упомянул, что когда-то был предан своим лучшим другом, оставившим его умирать. Тогда за него отомстил Борко. Если бы он только вызвал меня в свою спальню, я постаралась бы служить ему так хорошо, как только смогла бы. И хотя я и не стремился служить ему, но я не побоялась бы сделать это. В действительности, мне самой иногда было любопытно представить, на что это могло бы походить, интимно служить ему в его спальне. Всё же мужчины так сильно отличаются, один от другого. Возможно, именно эта моя готовность к вызову в его покои, как это ни парадоксально, обеспечила мою безопасность в этом вопросе. Я этого не знала. Возможно, по некоторым причинам, известный только ему одному, Хендоу находил особое наслаждение в принуждении напуганных им и ненавидевших его женщин к доставлению ему удовольствия, и, если не ошибаюсь, особенно это касалось женщин, которые считали его звероподобным и тошнотворным, тех, которые не могли питать к нему ничего кроме отвращения. Вот такую женщину он взял бы с удовольствием, а затем, вывернув её наизнанку, вынудил бы её отдаться, как настоящей рабыне. И кстати, когда они, дрожащие, все в синяках, едва способные идти сами, возвращались, в рабский подвал, в них оставалось немного сомнений относительно их женственности или власти их господина. Однако я не думала, что на этот раз была вызвана сюда для того, для чего обычно вызывали к нему рабынь. По крайней мере, ничто мне на это не намекало. Тем более, что обычно женщины посылали к нему вечером. Но вот для чего именно я была сюда вызвана, уверенности у меня не было. Возможно, конечно, ему просто захотелось осмотреть проколы в моих ушах. В конце концов, он это и сделал. Не исключено, также, что он пожелал полюбоваться на меня голую, как на своё имущество. У него было много разных девушек, и поскольку, как могло показаться, он задумался о смене «первой девки», он захотел узнать моё мнение. Он уже сделал и это.

Я стояла перед ним, у основания, покрытого ковром возвышения, нагая в ошейнике. Он смотрел на меня сверху вниз. Казалось, что этот огромный мужчина сидевший надо мной в своём кресле, был абсолютно спокоен и ленив. Но я-то чувствовала, что внутри него прячется существо взрывной энергии и темперамента.

— Почему Ты боишься? — снова поинтересовался Хендоу.

— Я в присутствии своего господина, — повторила я.

Да, я боялась. Он не отпускал меня, не разрешил встать на колени. Он просто сидел и, не говоря ни слова, внимательно рассматривал меня. И под его пристальным взглядом, я ещё острее ощущала своё клеймо и ошейник.

Я бросила на своего владельца быстрый взгляд.

Как это ни странно, но именно теперь, я понемногу начала осознавать значение тех крохотных, временных булавок с шариками на концах, вставленных в мои уши вчера утром. Перед моим владельцем теперь стояла девушка с проколотыми ушами. Конечно, девушке, где-нибудь на Земле, это не могло бы показаться вопросом большой значимости. Но я-то была не на Земле. Здесь к такому, так или иначе, рационально это или нет, относились как к чему-то многозначительному и важному. В некотором роде эти штырьки подтвердили моё рабство, возможно даже надёжнее, чем клеймо и ошейник.