Танцуя с Кларой

– Просто находились там вдвоем, - повторила Гарриет, внимательно глядя на нее. – Почему ты была рассержена Клара? Потому что, он продолжал лгать тебе тогда, когда в этом уже не было необходимости? Или потому что тебе это причиняло боль?

– Боль? – Клара беспомощно посмотрела на свою подругу. Ей захотелось прикрыть лицо руками в защитном жесте. Она знала, что Гарриет собиралась сказать, но она не хотела этого слышать.

– Потому что, произнося эти слова, он на самом деле так не думал, - сказала Гарриет.
– Тебя ранило то, что он не любил тебя, в то время как говорил, что любит?

Клара медленно выдохнула.

– Я выходила за него замуж не ради любви, - сказала она. – Ты знаешь это, Гарриет. Я получила все, чего хотела от брака. Респектабельность и … Респектабельность.

Но она продолжила плакать, когда осталась одна. Она не могла остановиться, так же как не могла заставить себя продолжить ту жизнь, которая была ей так хорошо знакома. Жизнь, которая была прервана только на краткий период. В конце концов, она знала, что медовый месяц не длится вечно. Она даже не ожидала, что у нее будет медовый месяц, когда давала согласие на брак. Она не ожидала так много.

Она обвиняла себя во всем. Даже если его слова и были лживы, то к ней он относился хорошо. И жизнь в течение тех двух недель стала почти слишком насыщенной. Ей было необходимо слышать звук его голоса, смех, видеть его глаза. Она жаждала ощущать ночью прикосновения его тела и тепло губ на своих собственных губах.

Она унизила его. Она знала это. Ее гнев заставил ее наброситься на него и сделать ему больно, так же, как было ей. О да, Гарриет была права, - подумала она с некоторым отчаянием. Ей причинили боль его слова, которые были ложью. И поэтому она причинила боль ему. Она не только сказала Фредерику, что знает правду, но даже конкретно упомянула о его долгах, и спросила, достаточно ли было ее приданого, чтобы оплатить их.

Как она могла так поступить с ним?! Она видела стыд в его глазах, а затем – ничего не выражающую маску. Бессодержательная, непроницаемая маска, которая оставалась на его лице на протяжении всего оставшегося дня, и которая все еще была там после завтрака следующим утром, когда он пришел объявить о своем отъезде. После того, что она ему сказала, Фредди не называл ее больше по имени или одним из тех ласковых словечек, которые использовал в предыдущие две недели. Он обращался к ней формально: «госпожа». Он не спал с ней в ту последнюю ночь, которую провел дома, хотя она пролежала с открытыми глазами большую часть ночи, ожидая его и зная, что он не придет.

Клара плакала из-за того, что причинила ему, и из-за того, что случилось с ней. Потому что, конечно же, было глупо думать, что она может выйти замуж за мужчину ради его красоты, силы и мужественности, и быть удовлетворенной этим. Она была столь же нечестна сама с собой, как и Фредди с нею. Она, конечно же, должна была знать, что не способна обладать и наслаждаться этими вещами, не желая при этом большего.

Она хотела большего. Она хотела Фредди. О нет, возможно, не для того, чтобы любить. Они были слишком разными, чтобы любить. Но что-то было между ними в течение тех кратких дней их брака. Было. Она была уверена в этом. Что-то вроде дружбы. Даже более того. Некоторая нежность.

Да, нежность, если даже не любовь. Вот что это было. И так могло бы продолжаться, если бы она не была столь неописуемо глупа и не отказалась от всего этого под влиянием момента.

Через неделю от него пришло письмо - короткое, формальное - небольшая записка, которую она открыла дрожащими пальцами и пробежала взволнованными глазами под серьезным взглядом Гарриет.

Он надеялся, что она находится в добром здравии. Он намеревался остаться в городе еще на некоторое время. У него были дела, которые задерживали его там. Она сделала паузу над вторым - и последним - абзацем и перечитала его дважды.

– Открытое четырехместное ландо будет доставлено сюда через день или два, - сказала она Гарриет. – Я должна выезжать в нем каждый день, если погода позволит. Нужно, чтобы ты вывозила меня на террасу каждый день, если не будет дождя. Я должна проводить, по крайней мере, полчаса на свежем воздухе и солнце каждый день.

– Хорошо, это, по крайней мере, разумно, - неохотно сказала Гарриет. – Со всем должным уважением, Клара, я всегда думала, что твой отец чрезмерно оберегал тебя, и, возможно, этим он подорвал твое здоровье вместо того, чтобы его сберечь. Ты собираешься последовать совету мистера Салливана?

– Да.
– Кивнула Клара, свернув письмо и крепко сжав его в руках. – Начнем прямо сейчас. Я скучаю по свежему воздуху. Я никуда не выходила уже в течение недели. С тех пор… С того самого дня, как попала под дождь.

Она не сказала Гарриет, что Фредди написал в последних двух предложениях. Не стояло никакого вопроса о том, следовать ли его совету, хорошему или нет. «И да, сударыня, - писал он, - это приказ. Я ожидаю, что Вы ему подчинитесь».

Она повиновалась бы ему, поскольку всегда повиновалась своему отцу. Она повиновалась своему отцу, потому что любила, уважала и хотела его порадовать. Она повиновалась бы Фредди потому что – потому что он был ее мужем.

Слезы высохли, и жизнь, более или менее, вновь стала такой как и раньше с некоторыми изменениями. Появились прогулки, некоторые из которых она добросовестно рассчитывала по времени так, чтобы они были не короче получаса. Большую часть времени, однако, за исключением особенно сырых осенних дней, она следовала своим наклонностям и отсутствовала намного дольше, чем ей было предписано. Однажды она попросила Робина отнести ее в летний домик, и Гарриет сидела там с ней в течение часа. Но больше она не повторяла этот эксперимент. Слезы вернулись к ней, когда она возвратилась в дом и осталась одна.

Она начала ездить с визитами почти столько же, сколь часто навещали ее, она даже посетила несколько вечеров и одно собрание. Она наблюдала за шарадами и танцами с некоторыми удивлением и тоской.

Ее аппетит продолжил улучшаться после перерыва в пару недель сразу после отъезда ее мужа. Она критически осмотрела себя в зеркале однажды ночью и заключила, что это больше не было ее воображением. Ее лицо явно округлилось и стало намного менее бледным, чем было. Она выглядела почти допустимо некрасивой, вместо былой уродливой некрасивости, - подумала она, глядя в зеркало с грустной улыбкой.

И она жила ради еженедельных писем, которые приходили от Фредди. Скорее записки, нежели письма, все они были не более, чем вопросами о ее здоровье и напоминаниями о приказании, которое он счел целесообразным дать ей. Она всегда отвечала на письма так же формально, почти так же кратко, уверяя его, что она абсолютно здорова, и что надеется, что он также пребывает в добром здравии, и перечисляя ему все прогулки, которые были у нее на предыдущей неделе. Ее ландо, - написала она ему, - было одним из самых замечательных подарков, которые она когда-либо получала. Она испытала чувство вины, подумав обо всех тех шикарных драгоценностях, которыми ее отец буквально осыпал ее. Но то, что она сказала Фредди, было правдой.