Танцующая с лошадьми

Все потеряно. Пап'a не вернется. Бо не вернется. У нее не было ни дома, ни семьи. Закутавшись в пальто, она сидела на холодной лавке из пластика, не обращая внимания на равнодушные взгляды тех, кто приходил, ждал и уезжал, чтобы продолжить свою жизнь.

Ее позвали по имени дважды, прежде чем она услышала: боль ее оглушила.

– Сара? – Перед ней стоял Ральф, с сигаретой в углу рта. – Ты в порядке?

Она была не в силах ответить. Удивилась, что он вообще с ней заговорил.

Он прошел в угол, чтобы спрятаться под навесом и загородиться стоящими в очереди людьми.

– Мне жаль. Я тут ни при чем.

Она молчала. Она вообще не знала, сможет ли когда-нибудь говорить.

– Это было вчера. Он сказал, ты должна ему кучу денег. Я попытался его отговорить, но ты сама знаешь, какой он… Не знаю, что ты ему сделала, но он страшно разозлился.

Сара слышала, что лошадей отправляют за границу. В переполненных грузовиках, без еды и воды. Некоторые так ослабевают, что только бока соседей не дают им упасть. По ее щеке скатилась слеза.

– Ладно. – Он сплюнул на тротуар, и чернокожая женщина бросила на него гневный взгляд. – Если я тебе кое-что скажу, ты ведь меня не выдашь? – (Она медленно подняла голову.) – Он ведь догадается, что это я тебе сказал. Поэтому на дворе или на улице я с тобой разговаривать не буду. Буду вести себя так, точно тебя не знаю. Договорились?

Она кивнула. В душе зажглась надежда.

Он посмотрел на нее, оглянулся, затянулся сигаретой. Когда он выдохнул, было трудно сказать, дым это или пар от его дыхания.

– Он в Степни. За парковкой. Его получили Пайки. Саль собирается устроить бега. Серая кобыла против его. Послезавтра. Он и гнедой рысак.

– Но Бо не может везти двуколку! Его никогда в жизни не запрягали!

Ральф смутился:

– Теперь придется. Саль запряг его в двуколку и гонял до завтрака. – Он пожал плечами. – У него неплохо получалось. Ехал не так быстро, как гнедая кобылка, но не брыкался, ничего такого.

Все эти тренировки на длинных поводьях, рассеянно подумала Сара. Он будет делать все, что велит ему Саль.

– Где будет заезд?

– Как обычно. Под эстакадой. В шесть тридцать.

– Что я могу сделать? Как мне его вернуть?

– Ничем не могу тебе помочь. Я и так сказал слишком много. – Он собрался уходить.

– Ральф, пожалуйста, помоги мне! – Она схватила его за рукав, мысли лихорадочно проносились у нее в мозгу. – Пожалуйста! – (Он покачал головой.) – Мне одной не справиться.

Сара по-прежнему напряженно думала, засунув руку в карман. Ральф курил, делая вид, что она к нему не прикасалась.

– Мне пора, – сказал он наконец. – Должен быть в одном месте.

– Послушай, давай встретимся где-нибудь. Не на месте гонок, там, где Саль тебя не увидит. Позади мебельной фабрики. Захвати седло и уздечку Бо. – Она достала ключи от двора и вложила в его руку. – Вот. Ты можешь их принести задолго до приезда Саля.

– Зачем они тебе?

– Чтобы ехать верхом.

– Что? Ты собираешься его похитить? Ускакать на нем? Пожалуйста, мистер, отдайте мне мою лошадку?

– Не важно. Просто приди туда.

– Не-а. Мне-то какая выгода? Если Саль узнает, что я тебе помог, он меня побьет.

Она не выпускала его руку. Понизила голос, чтобы пассажиры ее не слышали:

– Золотая кредитка.

Он засмеялся:

– Да ладно!

– И пин-код. Обещаю, Ральф. Поверь мне. Там полно денег. Сможешь снять кучу, пока карту не заблокируют. Может, тысячи.

Он всмотрелся в ее лицо, потом выдернул руку:

– Смотри без обмана.

– Обещай, что будешь там. Иначе сделка не состоится.

Он снова оглянулся. Поплевал себе на ладонь и протянул ей руку:

– В пятницу утром у мебельной фабрики. Если не придешь до семи, выхожу из игры.

– Похоже на козявки. – Лиам поковырял пасту вилкой и наморщил нос.

– Вовсе нет, – спокойно сказал Конор. – Джозеф, дорогой, перестань пинать ножку стола. У нас так все напитки расплещутся.

– И на вкус как козявки, – настаивал Лиам, бросив взгляд на Наташу.

– Это из-за соуса песто. Ваша мама говорит, вы его любите.

– Этот соус песто мне не нравится. – Джозеф решительно оттолкнул тарелку.

Наташа вовремя подхватила стакан, не дав его содержимому вылиться в ее тарелку с пастой.

Мальчики не захотели есть папины рыбные палочки. Они хотели пойти в пиццерию. За неполный час, проведенный там, Наташа и Конор едва обменялись парой слов, только заказали напитки.

– Джозеф, сядь прямо, пожалуйста. Я знаю, дома ты так не сидишь.

– Но это же не дом.

– Это ресторан, поэтому еще важнее, чтобы ты сидел прямо.

– Мне эти стулья не нравятся. Я съезжаю.

Наташа наблюдала, как Конор в четырнадцатый раз пытается выпрямить своего младшего сына на стуле, и поражалась его терпению. Ужинать с его сыновьями было все равно что управлять косяком рыб и одновременно вести переговоры с предводителями двух враждующих балканских фракций. Как только был урегулирован один вопрос, начиналась новая война. По поводу чесночного хлеба, или салфеток, или слишком скользкого стула. Все это было направлено против отца. Ее они не замечали и не вовлекали в общий разговор.

Мать настроила их? Велела собрать информацию о подруге папы? Или Наташа стала объектом ненависти задолго до того, как они встретились?

Она почувствовала взгляд Лиама и натужно улыбнулась, пытаясь не думать, сколько времени у нее займет работа над документами, которые будут нужны на завтрашнем слушании. Она вытерла рот салфеткой.

– Вам нравится паровозик Томас? Моему племяннику нравится.

– Не нравится, – презрительно сказал Лиам. – Это для малышей.

– Но есть прекрасные наборы с Томасом и его друзьями, для взрослых. Я такие видела. – (Они смотрели на нее пустыми глазами.) – А что вам тогда нравится? – весело спросила она. – Чем вы увлекаетесь?

– Гонять на велосипедах, да? – помог Конор. – И играть в компьютерные игры.

– Джозеф сломал мою игровую приставку, – заявил Лиам, – а мама говорит, у нас нет денег на починку.

– Ничего я не ломал! – возмутился Джозеф и добавил мрачно, еле слышно: – Идиот.

– Мама говорит, у нас нет денег. На развлечения.

– Это неправда, – сказал Конор. – Я даю маме кучу денег. А если вам что-то нужно, скажите мне. Вы же знаете, я всегда сделаю все, что в моих силах.

– Мама говорит, ты отделываешься минимумом.