Танцующий в темноте
Шрифт:
Мне не нужно притворяться.
Наклоняясь вперед, я расстегиваю нижнюю половину его рубашки, затем перевожу взгляд обратно на Адама. Сомнение обжигает меня изнутри, когда я наблюдаю за ним, позволяя острию ножа зависнуть под ребрами Райфа. Я не знаю, чего ожидаю — что он изменит свое мнение теперь, когда видит, как я прохожу через это? Отвергнет ту мою сторону, которая находит удовольствие в возможности заставить Райфа заплатить? Чего бы я ни ждала, Адам не дает мне этого. Он терпеливо наблюдает, его глаза отслеживают каждое мое движение.
Наконец, я делаю свой первый
Опускаясь на сантиметр ниже, я приступаю к следующему. Мои вдохи выходят мягкими и невесомыми, и я дрейфую с каждым нежным движением. Если бы нож был кистью, а его тело — холстом, я бы смешала немного черного с малиновым, чтобы сделать его таким же мрачным, как и его душа. Затем я бы добавила немного вишни по краям, чтобы завершить то безумие, которое она вызывает. Я думаю, ему бы понравилось, раздетому, но сохранившему ту привлекательность, которую он так любит.
Третий и последний разрез занимает немного больше времени, так как он самый большой. Позволяя одному концу загибаться больше, чем другому, я наклоняю голову и улыбаюсь. Это выглядит точь-в-точь как одна из его ухмылок.
Через мгновение, когда остальная часть комнаты возвращается в поле зрения, и я смотрю на испачканное оружие в руке, я чувствую, как кровь отливает от моего лица. С долгим выдохом я делаю несколько неуверенных шагов назад.
— Ну, это было…
Феликс делает паузу, прочищает горло.
— Неожиданно.
Мой взгляд встречается с Райфом, и мурашки бегут по рукам. Я никогда не видела, чтобы его глаза так сильно потемнели.
— А теперь, брат, — выплевывает Райф, его глаза впиваются в мои. — Все еще так же уверен, что в ее крови нет Катерины?
Я понятия не имею, что он имеет в виду, но намек ясен. Я закрываю глаза, желая взять свои слова обратно. Я не знала, что это будет похоже на рисование. Что это сможет увлечь меня. И теперь они все тоже это знают.
Дома, я работала в одиночестве, когда прикладывала кисть к холсту. Искусство — это частичка меня лично. Теперь я с таким же успехом могла бы выставить все свои полотна на обозрение Мэтьюззам. Когда мой взгляд возвращается к торсу Райфа, разорванному и красному, я с трудом сглатываю.
Нет, я намного хуже девушки, которая рисует безумие на холсте.
Сегодня я рисовала кровью.
Требуется минута, чтобы набраться смелости и взглянуть на Адама. Если он не видел достаточно, чтобы отвергнуть меня раньше, он увидит это сейчас. Они всегда так делают.
Когда я встречаюсь с его взглядом, теплая дрожь пробегает по телу. Его глаза прикрыты, поза напряженная. И все же есть что-то нежное, знакомое в глубине его глаз и в изгибе рта. Думаю, я могла бы получить кайф от одного этого взгляда.
Он отпускает Райфа, но не сводит с меня глаз. С каждым медленным шагом, который он делает ко мне, у меня все больше перехватывает
дыхание. Когда он подходит ближе и наклоняется, его рука обвивается вокруг моей талии, я дрожу. Его губы касаются моего уха, и теплое дыхание ласкает мое горло.— Ты выглядишь сногсшибательно, когда не прячешься.
Мои веки закрываются, и я шепчу:
— Я не хочу прятаться. Не от тебя.
— Так не надо.
Когда он прикусывает кожу ниже подбородка, пальцы на моих ногах поджимаются.
— Покажи мне все.
— Заползи внутрь этого тела, найди меня там, где я больше всего разорен —
люби меня там.
— Руническая Лазурь
Носки ботинок Адама легко задевают мои, когда он мягко толкает меня, направляя к выходу из офиса.
— Алло? — зовет Феликс. — А как же наше собрание?
Следует горький голос Райфа, но я не могу разобрать его слов из-за гипнотического биения сердца. Прежде чем мы достигаем порога, Адам просовывает руки мне под платье и сжимает заднюю часть бедер. Он тянет меня вверх по своему телу, пока мои ноги не обхватывают его бедра. Его язык находит мою шею, сильные руки прижимает меня ближе, и из меня вырывается вздох, когда он ведет нас в соседнюю комнату.
Голова склоняется набок, когда его губы приближаются к уху. Когда я осматриваю комнату, замечая пустой стол и кожаный диван, я бормочу:
— Чей это кабинет?
— Теперь мой, — хрипит он, пинком захлопывая за собой дверь.
Он прижимает меня к стене, поддерживая одной рукой, а другой расстегивая штаны. Теплый трепет внизу живота опускается между бедер, когда он расстегивает молнию, мое дыхание учащается в предвкушении. Я обвиваю пальцами его шею, и он сдвигает меня достаточно, чтобы стянуть трусики.
Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня, его глаза долгое мгновение мечутся между моими. Я облизываю губы, и он опускает взгляд. Его пульс учащается под моей ладонью, тук-тук-тук. Затем он одним резким движением вонзает в меня член, и грубый рокот вырывается из его груди, когда он наполняет меня.
Моя голова откидывается на стену, глаза закрываются. Так идеально.
— Черт, Эмми, — стонет он, прижимаясь своим лбом к моему.
На секунду он остается в таком положении, и наше тяжелое дыхание пронизывает воздух, когда мы поглощаем друг друга взглядом.
Медленно он выходит, затем скользит обратно. Долгая дрожь проходит через него. Он делает это снова и снова, плавно и методично, и я не могу унять дрожь, сотрясающую мое тело.
Боже, да.