Танцующий в темноте

И каждую секунду, которая последовала после того, как он оставил меня умирать.

Я открою тебе маленький секрет, о котором Лукас тебе не рассказывал. Обещания даются для того, чтобы их нарушать. Такие люди, как ты и твоя мама? Ты заслуживаешь смерти.

Я возвращаюсь к реальности, когда Адам подходит ближе, его тепло ощущается на моей спине. Грубые пальцы пробегаются по моим обнаженным рукам, и дрожь пронзает меня.

— Я доверяла тебе, — шепчу я.

Его руки напрягаются.

Я делаю шаг вперед, вне пределов его досягаемости.

— Я так долго ждала.

Рыдание подступает к моему горлу, но я сдерживаю его.

— Даже когда дверь закрылась. Даже когда я забралась так высоко, как только могла, и вода все еще доходила мне до рта. Я ждала. Я все еще думала… Я думала, может быть…

Воздух такой неподвижный, что кажется застывшим. Образы, ощущения, эмоции — я открыла шлюзы, и теперь тону в них.

Я слышу, как он сглатывает, и оборачиваюсь.

Он смотрит куда угодно, только не на меня, его пальцы теребят воротник, как будто он слишком тесный, чтобы дышать.

Волна гнева захлестывает меня. Глаза сужаются, и я двигаюсь вперед.

— Ты хоть представляешь, на что это похоже? Смотреть, как твоя мать тонет прямо у тебя на глазах?

Когда мои пальцы касаются его ботинок, я поднимаю подбородок и стискиваю зубы. Было бы намного проще, если бы он просто отступил. Почему он не отступает?

— Быть настолько напуганной, что не можешь дышать? Не можешь плакать? Не можешь позвонить единственному человеку, который должен был… который должен был… — мои слова захлебываются рыданием, и я ненавижу это.

Я обхожу его, моя рука касается его рубашки, и он ловит мое запястье, останавливая меня.

Он удерживает мой взгляд своим, холодность в его голосе не соответствует его глазам.

— Я хотел быть там…

— Ты бросил меня!

Слезы текут по моим щекам. Я отдергиваю руку, но он только крепче сжимает ее.

— Ты оставил меня с Райфом. Это было частью твоего плана с самого начала?

Мои слова повисают между нами, и я знаю, что веду себя нелепо, но они вырываются сами по себе. Я не могу остановить противоречивую смесь эмоций, охвативших меня.

— Ты сказал ему запереть дверь после того, как он тоже взял ключ?

Низкое рычание вырывается из его горла, и он отталкивает меня назад, пока мой позвоночник не упирается в стену. Я втягиваю воздух.

— Какой ключ? — он скрипит зубами.

Дверь в ванную открывается, но никто из нас не отводит взгляда. Я прищуриваюсь.

— Ключ, который он забрал у моей мамы. Тот, которым он запирал дверь на засов.

Что-то мелькает в его глазах, и жилка вздувается на шее. Он кладет ладони на стену по обе стороны от меня, затем наклоняется, его губы касаются моих.

— Я вернулся за тобой, Эмми.

Мое сердце подпрыгивает в груди, а бабочки перебираются из живота к горлу.

— Я вернулся, — хрипит он, его плечи вздрагивают от напряжения. — Я никогда не хотел бросать тебя. Я был гребаным идиотом. Я думал, что смогу это сделать. Я думал, что смогу вытащить всех оттуда.

Его веки опускаются, и он наклоняет голову, так что он становится ближе. Его дыхание скользит по моей коже.

— Я, блядь, подвел тебя.

Его нос касается моего, и я провожу языком по нижней губе. Его взгляд опускается, губы приоткрываются, и как раз в тот момент, когда я думаю, что он может поцеловать меня, он отталкивается от стены.

Из моих легких сразу выходит весь воздух. В груди колотится, и я чувствую разочарование до кончиков пальцев ног.

Он отворачивается, проводит рукой по волосам и обхватывает себя сзади за шею.

Я не могу оторвать от него глаз. Стук в груди затрудняет дыхание с каждой секундой, пока я смотрю.

Он вернулся.

Он вернулся за мной.

— Безумие, как ты знаешь, подобно гравитации.

Все, что для этого нужно, — это небольшой толчок.

— Джокер

Я провожу рукой по лицу, снова переводя взгляд на часы на стене в перерывах между ходьбой. Прошло два часа. Их трейлер в семи минутах езды. Сколько времени нужно, чтобы сказать гребаное "прощай"?

— Эй, — зовет Феликс из мини-кухни справа от меня. — Дыши глубоко, чувак. Вдох и выдох.

Я рычу, и он хихикает, качая головой.

Меня так и подмывает снова выглянуть в окно, но солнечный свет каждый раз бьет прямо в голову, когда я это делаю. Нам уже пришлось завесить стекло запасным одеялом. В августе чертовски солнечно, а шторы здесь могли бы и вовсе отсутствовать.

Господи, я не понимаю болезненных ощущений, бушующих внутри меня. Два дня она отдыхает, а потом уходит сразу после того, как наконец поговорит со мной. Адреналин, бурлящий во мне, готов взорваться. Я продолжаю тянуться за своим ножом, думая, что ощущение лезвия в руках успокоит меня, но это не так. Моя грудь горит, а легкие слишком сжаты, чтобы втянуть достаточно воздуха. Я пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы каким-то образом добраться до двух моих последних убийств, чтобы получить хоть какое-то чертово облегчение, но все, о чем я могу думать, — это она.

Я даже пытался отвлечься на другие вещи. За последние пару дней мы с Феликсом долго разговаривали. Некоторое время мы наблюдали за домом с помощью камеры, которая есть у него на ноутбуке. Я видел, как полиция совершала рейд по этому месту, безуспешно пытаясь получить информацию из программного обеспечения Феликса и со столов, которые зачистила Обри, прежде чем организовала перемещение секретарей к нашим дополнительным машинам.

Можно назвать это горько-сладким. Но все, что я чувствую, — это горечь.

Ничто не надежно. Все еще есть дерьмо, которое может привести к нам и тому, чем мы занимались. И потом, есть Райф. Феликс и я просмотрели накопившиеся записи; Райф, с помощью Стеллы, избежал пули, которую получил бы в бок. Он где-то есть, его сердце бьется, а одержимость Эмми и Катериной, скорее всего, процветает. Но мы и раньше избегали смерти, тюрьмы и чего похуже. Воссоздали себя и нашли источники дохода за экранами. Мы можем сделать это снова, и на этот раз лучше. Что касается Эмми, то, если Райф придет искать неприятностей, он найдет их в виде моего ножа у своего горла.