Танцы на минном поле

— Шифрограмма прибыла, — повторил Расторгуев.

— На мое имя? — поинтересовался следователь, удивляясь, отчего бы шифрограмме на его имя приходить в особый отдел воинской части.

— Никак нет. Но я думал, может быть, вам будет интересно.

Крутый поднял на него удивленный взгляд.

— Ну, давай, выкладывай, что там у тебя.

— Сюда выдвигается группа из ФСБ. Из департамента по борьбе с терроризмом.

— Хорошо, — кивнул Крутый, подавляя невольное изумление.

В появлении подобной группы не было ничего странного, но отчего в обход него?.. Опять какие-то кабинетные игры», — досадливо подумал он.

— Что еще нового в части?

— Нового? — Расторгуев задумался. — Да, в общем, ничего. О комиссии из управления тыла вы уже слышали.

— Что еще за комиссия? — оживился подполковник, понимая, что как раз комиссии тыловиков, работающих у него под боком, ему и не хватало для полного счастья.

— Плановая комиссия, — пожал плечами особист. — Они сюда каждый год в конце ноября приезжают. Сами понимаете, у боеприпасов тоже свой срок годности имеется, А без подписи сверху даже трехлинеечный патрон не спишешь.

— Послушайте, товарищ майор, — Крутый замялся, пытаясь скрыть внезапно охватившее его волнение. — Вы не могли бы узнать побольше об этой самой комиссии?

— А что? Разве что-то не так? — насторожился Расторгуев.

— Да нет, все в порядке. Считайте это моей личной просьбой.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, — отрапортовал майор, со скамьи военного училища помнящий, что просьба командира есть приказ в вежливой форме. — Разрешите идти?

Расторгуев вышел, и следователь, положив локти на стол, сжал пальцами виски. «Вот только этого мне не хватало. Сейчас эти тыловики начнут пересчитывать патроны и снаряды и уж, как пить дать, доберутся до боеголовок. Доберутся, доберутся, их давно уже пора списывать. А теперь спецконтейнеры стоят распломбированные, и скрыть пропажу не удастся. Никак не удастся. Разве что», — он кинул взгляд на установленный незадолго перед этим телефон прямой связи. — «Надо немедленно отозвать эту комиссию обратно в Москву. К чертям собачим все эти плановые проверки. А тут еще эти антитеррористы свалятся! Их так просто не отошлешь. Это не тыловики, это ФСБ. Чего их сюда несет?» — Последняя мысль озарила его мозг, как залп установки «Град». «А действительно, какого рожна им тут надо?!»

Глава 7

В это утро, впервые за много дней, небо над Энском-7 не было затянуто тучами. Временами из-за обрывка этой серой занавеси по-шпионски выглядывало солнце. Однако, личный состав Энской части был всецело занят своим делом и не склонен поддаваться на провокации. Солдаты и сержанты, прапорщики и офицеры в едином боевом порыве спешили по своим делам, не обращая внимания на метеоусловия. Неизвестно, чем занимались в это время генералы и адмиралы, но подполковнику Крутыю было не до лучей осеннего солнца, проникающих в кабинет через чисто вымытые стекла. После вчерашнего разговора с Президентом ему в очередной раз непреодолимо захотелось стать магом и волшебником, на худой конец, прорицателем. Он понимал тревогу Самого по поводу пропавшего ядерного оружия, понимал необходимость действовать быстро и решительно. Однако, следов преступления не было, и никакая поспешность не могла изменить этого обстоятельства. Он в очередной раз анализировал известные ему детали и подробности похищения, пытаясь хоть где-то найти логическое несоответствие, малейшую зацепку, ухватившись за которую можно было бы раскрутить все дело. Папка с личным делом Дунаева, лежавшая на столе перед ним, являла эталон карьеры боевого офицера, достойный всероссийской палаты мер и весов. Здесь был весь джентльменский набор: и партийность, и семейное положение, и высокие правительственные награды. Не хватало лишь одного — той, пусть незначительной, мелочи, которая могла бы побудить два с лишним десятка таких же вот бравых боевых офицеров похитить ядерное оружие и исчезнуть с ним в неизвестном направлении. "Впрочем, направление, как раз, вполне понятно, точнее, вероятнее всего, понятно. Весь мусульманский мир с радостью распахнет объятья обладателям такого груза. А если нет?" — Крутый откинулся в кресле и устало прикрыл ладонью глаза: "Если предположить, что заговорщики по- прежнему находятся где-то на территории бывшего Союза?" Про себя следователь называл Дунаева и его команду заговорщиками, и вполне отчетливо представлял, какие силы, в таком случае, могут стоять за ними в Москве, да и по всей России.

— Вы разрешите? — В приоткрывшуюся дверь просунулось круглое лицо майора Расторгуева. — Я стучал, вы, видимо, не слышали.

— Да, заходите, Родион Степаныч. Простите, задумался.

— Садитесь. Что-нибудь новенькое?

— Так точно, товарищ подполковник, — майор понизил голос почти до шепота. — Вчера я, как вы мне приказали, велел установить негласное наблюдение за московской комиссией…

— И что? — следователь напрягся, как борзая, почуявшая следы.

— Тут странное дело получается…

— Давайте, давайте, не тяните!

— Вчера полковник Михненко с этим приезжим подполковником устроили пьянку…

Крутый невольно поморщился в ожидании подробного рассказа о том, чего и сколько усидели господа офицеры, и как они буянили после этого. — Вы уверенны, что все это имеет значение для следствия? — Переводя взгляд с лица майора на давешнюю папку, спросил он.

— Вам лучше судить. Разрешите, я продолжу?

— Продолжайте, — пожав плечами, вздохнул Крутый.

— Так вот, разошлись они уже за полночь, но наш командир, почитай, совсем лыка не вязал, а этот приезжий подполковник — ничего, как и не пил вовсе.

— Вот как? — Вновь обретая интерес к обстоятельствам нынешней ночи, заторопил представитель военной прокуратуры.

— После того, как они разошлись, — продолжал Расторгуев, — подполковник вернулся в офицерское общежитие, но перед тем, как идти к себе, тринадцать минут провел в комнате одного из офицеров приехавшей с ним группы. Некоего лейтенанта Сундукова.

— Но это еще может ничего не значить — медленно произнес следователь.

— Вот и я так в начале подумал, — расплылся в улыбке особист, — мало ли, сигарет зашел попросить, или распоряжение на завтрашний день дать.

— Ну?

— Так вот, сегодня этот самый лейтенант, ничем так, особо не занимаясь, приклеился к старшине первой роты старшему прапорщику Захаркину с разговорами: долго ли он здесь служит, не случалось ли чего за это время, особо в последние годы, а паче всего, — что здесь делает комиссия из военной прокуратуры.

— И что же ваш прапорщик? — Скрывая охватившее его возбуждение, проговорил Крутый.

— Как положено! — Майор похлопал себя по груди, где под кителем чистым тоном стучала одна из трех компонент истинного чекиста, — Все при мне сообщил под роспись. Так что, все тут.

"Вот оно! Вот оно и случилось!" — возбужденно думал про себя следователь, вслушиваясь, как учащенно бьется его сердце: "Вот он, след!"

— Спасибо, Родион Степанович, — он поднялся, протягивая майору руку. — Это очень важная информация. Продолжайте наблюдение. Глаз с них не спускайте. Чуть что новое — сразу докладывайте лично мне. Днем, ночью, — не имеет значения.

— Есть, товарищ подполковник! — Расторгуев подскочил, несколько озадаченный таким порывом экспрессии обычно сдержанного и молчаливого следователя.

"Они все знают", — сверлила мозг полковника неотвязная мысль. "Знают куда больше, чем мы. Если это так, то группа Дунаева с боеголовками, очевидно где-то на территории страны. И вся их чертова организация, откуда-то проведав о следствии, принимает меры. В таком случае, ой-ей-ей что может быть! Скажем, отзовет завтра Президент эту комиссию, а послезавтра возьмет, да и долбанет здесь, скажем, склад авиабомб, как раньше под Владивостоком! Тогда тут точно не разберешь, когда и что было", — в эту минуту у Крутыя возникло внезапное желание поднять в ружье комендантский взвод и одну из рот охраны и взять с налету под стражу всю эту, так называемую, "комиссию". Он протянул руку к кнопке звонка.

"А если нет? Если действительно это комиссия из управления по тылу, и действительно подполковник посреди ночи заходил к своему подчиненному за сигаретами, а лейтенант этот, оболтус, допустим, чей-нибудь сынок. А из Москвы сейчас выслан, скажем, для того, чтобы после своих шалостей высокому начальству глаза не мозолить? И старшину он расспрашивает не потому, что работа комиссии его интересует, а оттого, что от безделья мается. Возможно такое? Отчего нет? А если даже и правда, что люди из этой комиссии связаны с группой Дунаева, в командировочном предписании у них совсем другое значится. Вот и доказывай потом, что они отъявленные враги, а вовсе не с тобой приступ паранойи от общего переутомления приключился. " Крутый убрал руку от кнопки звонка и нервно застучал пальцами по столу. "Да, задачка… Одно ясно — брать их сейчас нельзя. Да это, черт возьми, и не моя работа, если вдуматься. А чья? Ну, скажем, тех же ФСБшников…" — эта мысль поразила его так, что он бы непременно сел, если бы уже не находился в этом положении. "Господи! Ну, конечно же! Как же я сразу не понял? Вот же оно все, на поверхности. Группа из Департамента по борьбе с терроризмом уже на подлете, с минуты на минуту будет здесь. Значит, ситуация под контролем? Значит, вот зачем они сюда летят! А я то, дурак, не понял. Впрочем, и не мог понять. Но поторопился, поторопился… Не надо было звонить Самому. Хотя, почему не надо? Я делал выводы из тех фактов, которые имелись в моем распоряжении, и проявил разумную бдительность. Бдительность и паникерство совсем не одно и тоже. Теперь поступили новые вводные, следовательно, ситуация изменилась. То есть, что она изменилась быстро, не моя вина, так что корить мне себя не за что. Надо звонить и уточнять совместные действия, исходя из сложившейся обстановки. Причем, сделать это надо до того, как сюда приедут люди из ФСБ." Крутый поднял трубку телефона прямой правительственной связи, и повернул ключ шифратора.