Танцы на минном поле

— Выкладывай.

— Контора хочет заказать нескольким информационным агентствам, из своих, мониторинг средств массовой информации по вопросам борьбы с нарко-преступностью. — Выкладывает Голованов. — Я пришел предложить тебе контракт.

— Что ж, — кивает Войтовский. — Предположим. Борьба с наркомафией — дело благое. Отчего не помочь, по старому-то знакомству. За ваши деньги…

— Не беспокойся. Я проведу гонорар через Контору. То есть, конечно, не абы что, но, думаю, не помешает, — заказчик обвел взглядом убогую обстановку агентства и добавил. — Естественно, любая помощь с моей стороны. Можешь не сомневаться.

— Думаешь, понадобится помощь? — Настораживается Михаил, чувствуя в словах старого знакомого какую-то недоговоренность.

— Полагаю, да. — Кивает тот. — Но это, так сказать, мое личное мнение. Сам увидишь. Здесь творится что-то странное. Честно тебе скажу, я сам попытался уяснить, откуда тут ноги растут — ничего не вышло.

— Хорошо, — кивает Войтовский. — Мы возьмемся. Детали обговорим отдельно.

Глава 3

По сведениям, поступившим из хорошо информированных источников: вначале было Слово. Вскоре после этого появилась масса охотников знать именно те слова, которые говорящий не предназначал для чужого уха. В свою очередь, появление охотников обусловило появление самого процесса охоты. Ибо, как только одни стали всячески стараться проникнуть в чужие тайны, другие начали прилагать максимум усилий, чтобы скрыть не только сами секреты, но и подступы к ним. С появлением в широком обиходе радиостанций, пейджеров и сотовых телефонов в вечной борьбе дичи и охотника наступило заметное оживление. Ценная информация, в прямом смысле этого слова, носилась в воздухе, ожидая того, кто пожелает заполучить ее в свои сети. Естественно, желающие нашлись очень быстро. К числу таковых принадлежало и информационное агентство «Кордон», собиравшее, систематизировавшее и обрабатывавшее конфиденциальные сведения, поступавшие сюда из десятков стационарных и передвижных «точек».

— «Кордон» — это граница — пояснял как-то Алексей Полковников — граница между правдой и ложью. Каждый имеет право знать, где она находится. Звучало это толкование довольно изящно в устах аналитика, мыслившего подобными категориями вполне искренне. Однако, учитывая, куда и для чего шли результаты усердного труда агентства на Страстном бульваре, говорить о «каждом» было несколько наивно.

Тайная война, которую вел расформированный "Центр", тайная война за Отечество против государства, требовала новых и новых сведений, отнюдь не предназначенных для широкого оглашения.

Созданный в самом начале восьмидесятых годов, "Центр по усовершенствованию…" по сути своей, был мощнейшим оружием в руках Верховного в борьбе за интересы Советского Союза в любом самом отдаленном уголке мира. Действия его, окруженные пеленой строгой секретности, не были подчинены никакому закону, кроме личного приказа Верховного. Международные скандалы, перевороты, отставки правительств, уничтожение "неудобных» политических деятелей и группировок и прочие "усовершенствования» — вот что составляло основную работу сотрудников "Центра". И, надо сказать, нареканий на качество этой работы за годы существования "Центра" не поступало ни с одной из сторон. Само существование подобной организации было верхом вероломства и изощренного коварства, — то есть, главных политических добродетелей со времен Никколо Макиавелли. Но войны, как известно, выигрывают маршалы, а проигрывают политики. Созданный Юрием Владимировичем Андроповым под свою руку, он, словно богатырский меч, который не удержать недостойному, был слишком опасен своей мощью пришедшим ему на смену кучерам и холопам. Исход был ясен. "Центр" был упразднен за ненадобностью. Мы мирные люди, и наш бронепоезд давно растащили на металлолом. Но одно дело, отдать приказ, другое — реально распустить десятки виртуозов тайной войны, да еще ничем, кроме условного места получения приказа, с верховной властью не связанных. Канул в былое штаб-особняк в Фарисиевском переулке, исчезла полу отбитая табличка на заборе "Межрегиональный Центр по усовершенствованию…", но люди-то остались. И средства, положенные на счета в иностранных банках, и недвижимость, и многое-многое другое "несметное" богатство тоже никуда не делось. А главное — цели. Цели остались прежними. С той поры, как Центр "ушел под воду", основной его боевой задачей было: "создание предпосылок для решения стратегически важных вопросов российской политики". Так это звучало официально. А неофициально…

Работники "Центра" видели лишь преграду там, где остальные упирались носом в тупик. Они находили способ уничтожить ее в случаях, когда другие искали слова для собственного оправдания. О скольких таких уничтоженных, сметенных с пути преградах так и не догадались те, кто изрекает слова с высоких трибун? Не счесть! Сколько их еще предстояло? Этого не знал никто. У "Центра" не было права совершать глупости. За него этим занимались те, кто стоял у руля страны. "Центр "был необходим, чтобы возвращать маятник российских часов в исходное положение. И, если до поры до времени он не мог изменить ситуацию в целом, — не дать очередным кабинетным гениям втянуть Россию в катастрофу было ему по силам.

Работа, которую, в связи с этим, вело агентство, не совсем согласовалась с законом или, если говорить откровенно, совсем с ним не согласовалась. Но подобные мелочи не слишком волновали его сотрудников. Генеральный директор дочернего предприятия Центра Усовершенствования, очевидно, вследствие своего таежного воспитания, к таким мелочам относился весьма скептически, предпочитая поступать так, как почитал должным, не интересуясь мнением прислужников слепой богини; Алексей Полковников, находясь в возвышенном мире линейной и парадоксальной логики, был бы, вероятно, крайне и неприятно удивлен, расскажи кто-нибудь о том, что, кроме известных законов мироздания, существуют еще какие-то, ему лично вовсе не нужные. Единственным человеком в этом слаженном коллективе, которого всерьез занимала дилемма — справедливость или законность, был Владимир Ривейрас. Видимо, усилия, благодаря которым в Высшей школе милиции ему удалось убедить себя в том, что его предначертание — охранять закон от враждебных посягательств, оказались настолько велики, что полностью отказаться от наработанных стереотипов ему было не под силу. Однако и он со временем смирился с тем, что цель оправдывает средства, ибо любой процесс, дающий осязаемые результаты, сам по себе убеждает в правильности приложенных сил. А результаты были налицо. В отличие от всякого рода частных сыскных агентств, специализирующихся на отслеживании неверных мужей, назначающих совещания с девицами в Сандуновских банях, и радиоперехватах на тему: «какого цвета трусики мне лучше надеть на эту вечеринку», «Кордон» интересовался не войной компроматов, а постоянно меняющимся раскладом в высших эшелонах власти, в какие бы одежды эта власть не рядилась. В числе негласных «абонентов» агентства значились референты и секретарши, любовницы и жены, телохранители и «мальчики», — поставщики и разносчики той драгоценной пыльцы, которая в конечном итоге определяет успех любой операции — ее высочества информации. Временами, хотя отнюдь не так часто, как хотелось бы, «на улице случался праздник», когда какая-нибудь «особа, приближенная…» в запале выкладывала в свою карманную говорилку сведения «стратегического характера». Обычно же за каждую крупицу, за каждый кусочек огромного мозаичного полотна, позволяющего человеку с крепкими нервами собственными глазами узреть апокалиптическую картину борьбы крыс вокруг трона, приходилось платить часами упорной, кропотливой работы. Отслеживание связей, маршрутов движения, сфер «жизненных интересов» — вот на чем специализировалось информационное агентство «Кордон», располагавшееся в доме, подобно эсминцу, носившему гордое имя: «Страстной».

— Ну что, господа офицеры, — обратился к своим подчиненным капитан Войтовский, когда дверь за нежданным посетителем затворилась, и шаги его затихли на лестнице. — Поможем коллегам?

Ривейрас выжидающе посмотрел на него, словно ожидая дальнейших объяснений. Лицо командира выражало странную смесь охотничьего азарта и тайного злорадства, словно заказ, сделанный его однокашником, был очередным звеном в неизвестной Владимиру игре. Впрочем, кто знает, может, именно так оно и было.

— Предположим, что ФСБ необходим мониторинг средств массовой информации по комплексу проблем, связанных с наркотиками — прервал наблюдения Ривейраса негромкий голос аналитика, разговаривавшего не то с пространством, не то с самим собой, но только не с сидящими тут же компаньонами. — Возникает вопрос — для чего?

— В смысле, для чего? — недоуменно глядя на собеседника, переспросил Ривейрас.

— Если взять за отправную точку, что всякое действие ФСБ не несет смысловую нагрузку само по себе, но каким-то образом коррелятивно связано с его последующими действиями, — начал свои объяснения Алексей, — в таком случае, намечается явная тенденция…

— Дыма без огня не бывает, — перевел с русского на русский Михаил Войтовский.

— Делаем так. Володя, у тебя сегодня вечер развлечений. Потолкайся по ночным клубам, сходи к Первой аптеке — разузнай конъюнктуру рынка. Я пока съезжу к начальству, согласую заказ и получу индульгенцию на все последующие безобразия. Ну и опять же, понюхаю откуда ветер дует. Хочу понять — является ли нынешний мониторинг заурядной рабочей акцией, или же, действительно, появилось нечто, что обусловило стремительное возрастание интереса спецслужб к этой теме. Все ясно?

— Вполне.

— Тогда с Богом. Леша, ты займись газетами, журналами… в общем, всем, что связано с формированием общественного мнения. Да, вот еще что. Я понимаю, что это осложняет задачу, но, возможно, для широты обзора нам следует отступить назад. Рассмотрим интересующую нас тему в динамике, месяц за месяцем. Понял?

— Угу, — не открывая рта, кивнул Полковников, включая стоящий перед ним компьютер. — Поглядим, поглядим, что у нас тут хорошего…

— А я, — продолжал Войтовский. — Заеду к начальству, получу добро на операцию. В конце концов, лишний источник в департаменте стратегического планирования нам не помешает. Да, вот еще что. Володя, держись на связи, быть может, вечером придется слегка поразвлечься.

Ривейрас одарил командира вопросительным взглядом, но, не дождавшись ответа, молча кивнул. Капитан Войтовский не любил делиться своими замыслами, и об этом в кругу соратников знали все. Иногда создавалось впечатление, что необходимость работать в группе несколько тяготит его, впрочем, как и отсутствие привычных условий одиночной охоты. И уж, во всяком случае, не было никакого смысла задавать ему вопросы. В случае, когда кто-нибудь, не в меру любопытный, пытался донимать его расспросами, он долго глядел на вопрошавшего, словно не видя его, и потом разворачивался и, не говоря ни слова, уходил. Какие туманные сопки виднелись ему в эту минуту? Никто не знал.

Прямой телефон в кабинете генерала Банникова молчал, и это не могло его не тревожить. Казалось, что с недавних пор Сам охладел к своему любимцу, и, хотя никаких последствий это похолодание еще не имело, оно уже вовсю служило поводом для слухов и догадок, которые в стенах этого здания всегда были образчиками виртуозной аналитической мысли персонала. Нельзя сказать, что возможное перемещение всесильного генерала куда-нибудь поближе к перилам иерархической лестницы сильно огорчало сотрудников, особенно ту их часть, которые, в отличие от «фаворита», как за глаза именовали его на Лубянке, являлись коренными москвичами. Сжигаемые внутренним желанием «падающего толкнуть», все эти ищейки и легавые из «созвездия гончих псов» во-всю напрягали свои мозговые извилины, пытаясь отыскать причины немилости, и принести свою вязаночку дров на всенародное аутодафе. Однако причина не находилась, и приговор не оглашался. Генерал-лейтенант Банников продолжал выполнять свои обязанности, вот только телефон с ключом-шифратором и бронзовым орлом молчал уже который день.