Танцы втроем

– Начнем с того, что стреляли в вас и Смолича. Вам повезло, Смоличу повезти не могло и он был убит четырьмя прицельными выстрелами в голову и грудь.

Это я уже слышал. Повторение – мать учения, мать его.

– Нет расклада лучше в мире, чем четыре на четыре, – заметил я. – Рубину тоже убили четырьмя выстрелами.

– Да, – кивнул Золотарев. – Далее. Нашлись свидетели, которые видели, что стреляла женщина, полностью совпадающая по описанию с Воробьевой. Но это была не Воробьева.

– Вот как? – Я был приятно удивлен.

– Да. У Воробьевой есть абсолютное алиби. Во время убийства она заправлялась на бензоколонке на Лермонтовской, чему тоже есть немало свидетелей. Но, как вы знаете, Владимир Андреевич, поскольку вы были в ресторане, у Воробьевой есть двойник. Или, по крайней мере, вчера появился.

– Да, отлично поет, кстати, – сказал я, вспоминая вчерашний джаз-вечер.

– Воробьева утверждает, что сама видела свою "сестрицу" первый раз в жизни. При этом, однако, как показывает ресторанная прислуга, она с удовольствием поднялась на эстраду и там совершала вместе со своей новоявленной подругой разного рода непристойные телодвижения.

– Побольше слушайте кого не попадя, лейтенант, – сказал я очень и очень жестко, поскольку его формулировочка уязвила меня до глубины души. – Танцевали они, между прочим, отменно, и, если угодно, эротично, в чем уже лет семь нет ничего криминального и даже аморального. Что же до ее раскомплексованности… Скажите, вы давно были в ресторане?

Золотарев замялся.

– Лет пять назад, – наконец сказал он.

– Ну так вот, я вам напомню. В ресторанах люди пьют, едят и веселятся, для того они и придуманы. А уж кто как веселится – как по мне, совершенно неважно, лишь бы без мордобоя.

– В общем да, конечно, – тяжело, очень тяжело не согласиться со старшим по званию. – То есть вы хотите сказать, что, по вашему мнению, Наташа действительно не знает, кто был ее двойником?

– Едва ли. Я знаю одно – бухгалтер получил свои пули не зря. Более того, учитывая, что в тот же день его машина была взорвана, легко предположить, что убийство является повторным, более удачным покушением на его жизнь со стороны неких мафиозных структур, связанных с туристическим агентством "Евротур". Наемный убийца был наряжен в точности, как Наташа, чтобы сбить следствие с толку.

– Я приблизительно так и думал. Кстати, Владимир Андреевич, простите мне мою навязчивость, но где вы раздобыли такую куртку?

– Купил прошлой осенью на базаре у смешного такого вьетнамца, – этот ответ был заготовлен у меня для всех еще днем. – Понятия не имею, где такие шьют.

– Вы знали о кевларовой подкладке?

– Конечно, ради этого и купил. Ведь в нашей работе без кевлара никак. А ходить по ресторанам в бронежилете, мягко говоря, несподручно.

– Что да то да, – согласился Золотарев.

Вообще-то я ничего против Золотарева не имею. Он неплохой парень и, когда поднаберется опыта, будет, пожалуй, неплохим сыщиком.

– Я так понял, Слава, ты сегодня времени даром не терял. Свидетели там, свидетели сям, Воробьева и все прочее, – сказал я дружелюбно, переводя разговор в другую плоскость.

– Да, Владимир Андреевич. А что делать? Вам хорошо, вы – капитан, вас в Управлении все знают и любят, а мне еще ого-го сколько работать надо…

После такого признания Золотарев стал мне по-настоящему симпатичен.

– Да, работать надо, – согласился я. – Но я тебе, Слава, хочу дать один дружеский совет: не возись с делом Смолича. Дело дохлое. Абсолютно. Но послушай кое-что другое…

***

15 мая, 9.37

От завтрака Кононов отказался, зная, что может потребить его в любой момент. В этом смысле порядки в больнице отличались либерализмом. Он чувствовал, что сегодняшний день принесет ему успокоение. Он знал, что неприятных сюрпризов больше не должно быть. В одну воронку снаряд дважды не попадает. Он вспомнил о Елизавете Михайловне, которая, как всегда, оказалась права со своими мрачными предчувствиями. К счастью, права не до той степени, как могло бы быть. "Нужно ей позвонить, что ли, а то волнуется, старушка".

Дверь в палату распахнулась и на пороге возникла Наташа. Кононов, небритый, опухший и несчастный, сделал ей знак рукой, больше всего опасаясь, чтобы она ненароком не назвала его Володенькой. Сережа, оторвавшись от бульварной газетенки с полуголыми феминами и светскими сплетнями из мира звезд, смотрел на вошедшую во все глаза.

– Доброе утро, – приветливо сказала Наташа, выглядевшая очень соблазнительно в белом халате.

– Подожди меня пожалуйста на диванчике, возле столика дежурной медсестры, – холодно сказал Кононов.

Дверь за Наташей закрылась. Она была послушной и имела виноватый вид.

– Это твоя певичка? – Поинтересовался Сережа, лузгая семечки.

– Угу.

– Оно и видно.

Кононов глянул на себя в зеркало. Синюшные веки. Щетина, больничная пижама. Нечищенные зубы. Ничего не скажешь, красавец. Но времени на прихорашивания у него не было и потому он ограничился чисткой зубов и, скрипя, словно несмазанная телега, вышел из палаты.

– Привет, Натали.

– Привет, Володя. – Наташа набросилась на него с поцелуями. – Что у тебя со здоровьем?

– Ерунда. Два ребра, сотрясение мозга, легкое, – отрапортовал Кононов.

Взгляд Наташа шарил по полу. Как обычно у людей, которые чувствуют за собой вину.

– Может, на улицу выйдем? – предложил Кононов, которому страшно хотелось курить.

Они сели на солнышке в виду фонтанчика. Молодая листва, тюльпаны на клумбах. Идиллия.

– Я требую объяснений, – Кононов пристально взглянул в лицо Наташи.

– Ты их получишь, – согласилась Наташа. – Прежде всего я хотела извиниться. Извиняешь?

– Это будет зависеть от объяснений.

С женщинами нужна твердость – это Кононов знал и отступать от выбранной линии поведения намерен не был. В конце концов, ему надоело быть марионеткой в руках Наташи. То призрак, то двойники, то куртка. С этим нужно кончать.

– Во-первых, какого черта ты в меня стреляла? – Начал Кононов.

– Это не я. Я, как известно всем и вся, в это время заправлялась и меняла масло на круглосуточной бензозаправке, что на Лермонтовской. Честное слово! Стрелял мой двойник.