Танцы железных людей - Танцы медных людей

– Но если вас поймают, то оштрафуют на два наказания за каждую? Это же бессмыслица!

– Чушь. От наказания меня не убудет. А на минус-наказание можно в комнату смеха сходить. Посмотреть на смеющихся дам.

– Так вы, выходит, антисоциальный тип!

– Не менее антисоциальный, чем вы, благочестивый.

– Это почему?

– Вы со своим благочестием нахапали столько минус-наказаний, что вам их за всю жизнь не истратить!

– Я оставлю их детям, скоро будет восстановлен закон о праве наследования, чтобы можно было передавать минус-наказания детям.

– Ага. И выбранные вами дети никогда не почувствуют обжигающего прикосновения хлыста, никогда им не будут загонять иголки под ногти, никто не будет закапывать кипящее масло в их очаровательные глазенки. Вы педофил?

– Я?.. С чего вы так решили?

– С чего? Я думаю, вы хотите протащить этот закон, а потом прийти к своим детям и сказать им: смейтесь, дети, теперь вас никто, кроме меня наказать не сможет!

– Хмм... Но я ведь не покупаю ваших картинок.

– А зачем вам это? Вы можете подкарауливать детей в раздатчицах пирожных, собирать их и говорить: дети, чего вам не хватает для праздника? пирожные есть, мороженное, соки и лимонады тоже есть, но это не праздник? какой же праздник без смеха? Смейтесь, дети, я дам вам сто минус-наказаний, каждый из вас сможет улыбнуться по целых четыре раза! И заржете так заразительно.

– Несчастный. Мучаетесь. Скажу вам, как человек опытный, это очень быстро надоедает.

– Правда? Не верю! Все вы, благочестивые подонки, так говорите. Чтобы простому человеку не так завидно было.

– Простой человек! А кто вам мешает стать благочестивым?

– Только не надо меня тут разводить на вашей вонючей минус-наказанской мечте! Знаю я. Все просто: месячная школа, двухнедельные курсы и трехсекундная лекция аж на самой старушке-Земле! Ну не у всех есть способности к этому вонючему благочестию! Я полжизни проведу под хлыстами, чтобы отмытарить эти школы-курсы-лекции, а толку будет ноль!

– Неизвестное всегда пугает. Я вас понимаю. Но посмотрите сюда.

Господин Останкин отвел манжету своего робокостюма. Страшный красный шрам образовывал браслет на стыке руки и кисти господина Останкина.

– Что это?
– изумился Доктор Философии.

– Ампутация кисти без наркоза. Четырежды за полгода благочестия.

– Хо! Так вы - наш. Драный пес! Сейчас я вам свои регалии покажу.

Доктор Философии стремительно поднял подол юбки. Бедро Доктора Философии представляло из себя сплошной шрам. Кое-где кашицей свисали кустарно зашитые ткани. Фиолетовый набухший фурункул красовался под коленкой Доктора Философии. Венчало картинку разноцветное клеймо на внутренней стороне бедра.

– Хлыстование, каленое железо, зубчатые дубинки, - комментировал Доктор Философии, - а фурункул... шурупы, которые мне под коленные чашечки ввинчивали, оказались нестерилизованными.

– Да. Понимаю. Все на ходу делается, - господин Останкин снял нижнюю часть робокостюма.
– Я-то на ампутациях специализируюсь.

Длинные ровные ноги господина Останкина покрывали кольца шрамов.

– Вот это - обычная пила. Долго и очень болезненно. Вот это циркульная пила. Быстро, но умопомрачительно горячо. Это - топор. Боль остается надолго.

Доктор Философии хмыкнул:

– Вот, что значит благочестивый! За тысячу минус-наказаний любой орган можно обратно пришить. Лучшие микрохирурги в вашем распоряжении!

– Вы опять о своем?

– Ладно. Не буду. А вот верхняя часть у меня так себе.

Доктор Философии быстренько снял серебристую блузку. Шрамы. Порезы. Яркий спиралевидный шрам от пупка по животу. Господин Останкин посмотрел на него с нескрываемым недоумением.

– Понимаю, - застенчиво покраснел Доктор Философии.
– Детство. Все мы начинали с сеппуку.

– А что это у вас за орган между грудей болтается?

– Неудачка. Пытался щупальце пришить, но оно не прижилось. Вот мембрана под правой лопаткой прижилась.

4.

– Что она делает?

– Примитивный орган. Фиксирует концентрацию ненависти.

– Действительно примитивный.

– Ладно вам! С вашим-то благочестием можно и не такие органы отрастить!

– Я, честно говоря, не очень этим увлекаюсь.

Господин Останкин снял верхнюю часть робокостюма, лифчик и ягодичный массажер.

Доктор Философии залюбовался небольшими, с гордо поднятыми сосками, грудями, изъеденными язвами.

– О!
– воскликнул доктор, заметив страшный шрам, опоясывающий точеную талию господина Останкина.
– Деление тела! Фантастика! Я только раз видел такое. Человек показывал шрам за пять минус-наказаний.

– Подделка, - томным голосом сообщил господин Останкин, ему явно была приятна реакция Доктора Философии.
– Я - единственный! Подойдите поближе.

Господин Останкин слегка оттянул кожу на ребрах, под правой грудью. Кожа с треском разошлась.

– Можете проткнуть мне легкое. Возьмите лучше спицу.

– За так?
– ухмыльнулся Доктор Философии.

– Сто минус-наказаний устроит?

– Мало. Тысячи за две я могу это сделать.

– Вы с ума сошли. Двести - предельная цена за оказание этой ничего не значащей любезности!

– Оставим этот разговор. Покажите лучше выращенные вами органы.

– Вообще-то я их почти все уже ампутировал. Я их выращиваю, чтобы провести какую-нибудь неожиданную ампутацию.

– Но что-то наверняка осталось.

– Конечно: гонг, приживлен к пятнадцатому позвонку, усиливает ужас; глаз апокалипсиса, под языком, помогает видеть кровеносную систему человека; лимб, в прямой кишке, усиливает общее ощущение отвращения; маршальский жезл, в матке, пространственное ощущение боли.

– Это все - имплантанты?

– Нет. Гонг и маршальский жезл выращены посредством генной инженерии. Остальные имплантанты, но имплантированы в виде зародышей. Я очень много экспериментирую.

– Почему ваш женский половой орган так неразвит?

– Шестая ампутация оказалась неудачной. Пришивал орган, купленный в лавке порочных. Женщин было мало, зато девочки уродились, но, с другой стороны, женские половые органы были очень модны. Поэтому пришлось брать что дают. Дав кому надо миллион минус-наказаний.

– Миллион минус-наказаний! Безумие! За какой-то паршивый половой орган!

– А вы предпочитаете что-то другое?

– Конечно. Да за миллион минус-наказаний можно сменить кожу на облегающее удовольствие!

– У меня есть. Съемное.