Танец падающих звезд

Велосипедисты-оптимисты

В последний раз Серена ездила на велосипеде маленькой девочкой. У нее была загорелая кожа и бутылка воды в корзине. Ее родители каждое лето снимали одну и ту же квартиру. Во дворе всегда стоял все тот же велосипед, который с каждым годом становился все меньше для ее вытягивавшихся ног. На велосипеде до моря было минут десять. Серена доезжала за семь. И не уходила с пляжа до тех пор, пока не закатывалось солнце, а след от купальника не становился чуть четче по сравнению с предыдущим днем. Это был велосипед для девочек. Совсем не похожий на велосипед ее дочери. Серена осмотрела голубую раму так же быстро, как в детстве, когда хотела добраться до солнца как можно скорее, чтобы не пропустить ни одного луча. Она тщетно пыталась успокоиться.

— Я приеду завтра в девять на вокзал Термини, — сказала Грета.

Серена не слышала ее голоса три дня, которые показались ей тремя годами. Висевшие на кухне часы с гусеницами показывали восемь. Через час она снова увидит свою дочь. Надо спешить.

— У меня все болит, — сказала Грета, потягиваясь.

Они сели в Неаполе в ночной поезд. Второй класс, с сидячими местами. Деревянный настил, на котором они спали с Ансельмо на берегу моря, показался ей царским ложем. Тут она поняла, что в третий раз просыпается рядом с ним, и внезапно охватившая ее радость смела все остальные чувства.

— Привет.

— Привет.

Утренний поцелуй. Вот что такое счастье.

— Мы почти приехали.

По их лицам пробежала легкая тень. Скоро она снова увидит свою мать. А он вернется к своим посланиям, полоскам в небе и ветру.

— Что теперь будет? — спросила Грета полушепотом, глядя, как Рим встречает их согнувшимися в поклоне олеандрами.

— Теперь мы постараемся быть оптимистами.

Звучало не очень убедительно. Чего-то не хватало. Может, немного смелости, может, чувства реальности. Но больше у них ничего не было. И они решили, что этого должно хватить. Поезд замедлял свой ход, а они продвигались по коридору в обратном направлении, постепенно приближаясь к велосипеду Ансельмо, привязанному в последнем вагоне.

Грета посмотрела за окно.

Они шли, но стояли на месте. Движение поезда вперед уничтожало их движение в обратную сторону. Казалось, что весь мир вокруг остановился и только они могли идти дальше, рука в руке, бесконечно. Вместе навсегда.

Они дошли до последнего вагона. Поезд остановился на вокзале.

Грета спрыгнула на перрон и почувствовала себя космонавтом, который приземлился на Луне и пытается медленно передвигаться неуклюжими и неестественными шагами, пока рядом стремительно проносится темная непознанная Вселенная, кружа вокруг спутника Земли. В этом хаосе она увидела Серену. Мать шла ей навстречу. Потом побежала. Потом остановилась в нескольких шагах, словно хотела попросить разрешения обнять ее.

— Созвонимся позже? — спросил Ансельмо.

— Да.

Ансельмо помахал Серене рукой и исчез в толпе на своем велосипеде.

— Грета. Я чуть не умерла от страха.

Серена взяла дочь за руки. Ни тени упрека в голосе. Она просто была счастлива снова видеть ее.

— Ты не сердишься?

— Сердилась. Чуть-чуть. Сейчас уже нет. Ты здесь. С тобой все хорошо. Все остальное… все остальное мы уладим, — закончила Серена, с трудом скрывая волнение.

Звучало здорово. Но на деле все было несколько сложнее.

— Ты так много и так долго от меня скрывала.

— Ты сердишься?

— Да.

Серена приняла удар, но не сдалась. И начала заново:

— А я знаю, что надо делать, когда Грета сердится. Я ведь ее мама. Кто, как не я, может это знать…

Грета в изумлении смотрела на мать. Она вела себя не так, как обычно. Она была не такой жесткой. И не такой глупой.

— …пойдем, у меня для тебя сюрприз.

Грета осторожно двинулась по перрону вслед за матерью.

За длинным вокзальным коридором у входа стоял столб. К столбу был привязан Мерлин.

— Ты что… приехала на велосипеде?!

— Да.

Грета не верила своим ушам. Ее мать на велосипеде! Она даже представить себе этого не могла. В голове просто не складывалась такая картина.

— Это было забавно… То есть сначала я умирала от страха на каждом спуске, потом пошло лучше. В общем, мне понравилось.

Картина по-прежнему не складывалась.

— Ты три дня без велосипеда, и я подумала, что он тебе сейчас будет нужен. После всего, что произошло…

Так и есть. И мать это поняла. Она поняла, что ей нужно. И даже сделала именно то, что ей нужно.

— Ты довольна?

Грета кивнула и спрятала улыбку. Серена заметила ее, но промолчала, отдала дочери ключи от цепи и попрощалась:

— Я жду тебя дома. Я расскажу тебе все, что ты захочешь. Если ты, конечно, захочешь.

— Мама!

— Что?

Грета хотела поблагодарить ее, но вместо этого сказала:

— Беги! Посмотрим, кто будет первым!

Она вскочила в седло и счастливая вылетела на дорогу.

— Нет, постой! Не так быстро! — услышала она у себя за спиной.

Мамин голос. Мамины переживания, мамины упреки — и снова Рим под колесами ее велосипеда. Грете все это показалось прекрасным. Привычки — это чудесно, хотя никто в этом не признается.

Эмилиано ненавидел ждать. Он выбрал самый разбитый велосипед и полностью разобрал его. Детали, разложенные вокруг него в строгом порядке, создавали иллюзию, что он держит ситуацию под контролем. Но это была всего лишь иллюзия. Эммино молчание напоминало ему, что с ней что-то происходит. Он не знал что. Он мог только ждать. А Эмилиано ненавидел ждать. Тогда он начал аккуратно собирать велосипед заново. Он умел это делать. И быстро учился тому, чего еще не умел.

— Ты молодец! — похвалил его Гвидо.

Эмилиано молча продолжал надраивать старую цепь. Гвидо еще какое-то время наблюдал за его работой.

— Сегодня возвращается Ансельмо. Через несколько часов он будет здесь и начнет работать. Для тебя работы почти не останется…

— Ты меня прогоняешь? — спросил Эмилиано.

Он вдруг понял, что ему очень не хочется уходить из мастерской, и почувствовал себя глупо.

— Нет, я предлагаю тебе работу. Не здесь. Я хотел представить тебя одному моему приятелю. Механику.

До прихода в мастерскую Эмилиано никогда в жизни не работал. Он добывал деньги, общаясь с нужными людьми. Подчиняясь сильным и повелевая слабыми.

— Машины?

— Мотоциклы.

Было бы здорово найти работу. Да еще такую, которая тебе нравится. Предложение Гвидо казалось слишком заманчивым, чтобы быть правдой.

— Когда?

— Да хоть сейчас.

Нет, действительно слишком хорошо.

— Ты не боишься, что я позвоню друзьям и мы обчистим его мастерскую?

— А разве у тебя еще есть друзья?

Жестоко. Но не больно. Потому что тот, кто ему это говорил, был настоящим другом. Эмилиано едва заметно улыбнулся: