Танец семи покрывал

— Не хочу к вам заходить. Представляю, что там у вас творится.

— Даже не представляешь, — признался Стефан.

Марианна внимательно посмотрела на него.

— Тогда тем более. Не зайду к вам, пока все это не закончится.

— А как, по-твоему, это все должно закончиться? — поглаживая лежавшую на его коленях кошку, полюбопытствовал Стефан.

— Как-то закончится. Я знаю, что Стелла здесь. Наверное, вы с ней что-то придумаете.

Марианна подсела боком к столу и, вздохнув, умолкла. Взгляд Стефана скользил по стенам, по знакомым портретам, пока не остановился на одной фотографии.

— Это и есть София?

— Да.

— Как это я прежде не замечал? Стася ужасно похожа на нее.

— Ты не заметил, а Чон, востроглазый такой, сразу углядел между ними сходство... Кстати, почему ты говоришь: «Стася похожа на нее»? Стася и Стелла — близнецы.

— Но Стелла совсем другая, — пожал плечами Стефан. — Выражение лица, глаза другие... Когда я впервые увидел ее, я решил, что брежу, что это Стасин призрак. Мы с ней всю ночь проговорили, и к рассвету я пришел к убеждению, что они со Стасей совершенно разные. Полные, можно сказать, противоположности.

— Почему так? — безразлично осведомилась Марианна.

— А ты не находишь, что пришло время мне ставить вопросы?

Рука Стефана по-прежнему ласкала кошку, но взгляд сделался жестким.

— Что ты хочешь узнать от меня? Ведь Стелла тебе все рассказала?

— Расскажи теперь ты. Если можно — покороче. Я как-то устал от всяких открытий за последнее время. — Стефан прикрыл глаза.

— Я любила Софию, — начала свой рассказ Марианна. — Когда она вышла замуж за твоего отца, мы с ней очень подружились. Она вышла замуж без любви, ее родители сильно скандалили, и ей очень хотелось вырваться из собственного дома. Она училась в консерватории. Твой отец в ней души не чаял, и было за что. София была такой... возвышенной, прямодушной и доброй. Через год у них родились девочки-близняшки, и тогда я стала заходить к ним все чаще и чаще, чтобы немного разгрузить Софию от хлопот. Через полгода она уже полностью могла доверить детей мне. Николай Витольдович, зная, как она тоскует по занятиям в консерватории, разрешил ей вернуться туда раньше, чем истек срок академического отпуска... Тот человек, которого она полюбила, тоже был музыкантом, дирижером довольно известного в те годы коллектива старинной музыки. Он жил в Петрозаводске, но в Москве бывал на гастролях. Они познакомились с Софией. Сначала она мне ничего не рассказывала, но я видела, что с ней что-то происходит, что она мало интересуется детьми, исчезает из дому, как только Николай Витольдович уходит на работу, и появляется за полчаса до его прихода какая-то взбудораженная, как будто была не в себе... Я решила с ней поговорить. Помню, сидели мы с ней на крылечке, курили, дети бегали по саду, мы слышали их голоса. И я сказала: «София, с тобой что-то происходит». Она вдруг заплакала, зарыдала навзрыд. Я стала ее успокаивать. Тут-то София все мне и выложила. Сказала, что любит того человека безумно, что хочет уйти к нему от Николая Витольдовича... Сколько слов я потратила, чтобы убедить ее не делать этого! Я ее убеждала, что масса женщин имеют приключения на стороне, заводят любовников, и мужья ничего об этом не знают. Она вдруг вскочила как ужаленная: «Я не могу так! Не могу обманывать их обоих! Я не люблю своего мужа, а егообожаю!» Я снова принялась ее уговаривать, но вижу — бесполезно. Заговорила о девочках, ведь Николай Витольдович их родной отец, а тот... «Не говори так! Он уже их любит, потому что они мои дети!» И сколько потом я ни пыталась вернуться к этому разговору и помешать Софии сделать этот роковой шаг, все было бесполезно. Прошло лето. Тотуехал к себе в Петрозаводск, а София как-то затаилась в себе. Я уж было решила, что тот оставил ее в покое. Но в один ужасный день, когда Николай Витольдович был на симпозиуме в Ленинграде, к дому подъехала машина. София выскочила навстречу, быстро собрала вещи, детей, написала записку мужу... Что мне было делать, поперек колес ложиться, что ли? Но она была в таком состоянии, что, чего доброго, и переехала бы через меня... Но тут заупрямилась Стася. Как будто что-то поняла. Стелла сразу запрыгнула в машину, она думала, они поедут покататься. А Стася как уцепилась за столб на крыльце, так ее и не оторвать было. Тотвышел из машины, хотел силой затащить ее. Но Стася так кричала и плакала, что он отступился. София и плакала, и руки ломала, и на колени перед ней становилась. Стася как приросла к столбу. Я сказала: «Оставьте ребенка, позже ее заберете». Потом как закричала: «София, кто так делает?! Надо было обо всем честно сказать Николаю Витольдовичу! Обо всем договориться!» Она посмотрела на меня с перекошенным от страдания лицом, и я поняла, что все бесполезно, — она вся во власти тогочеловека, молодого, красивого, уверенного в себе. Так они и уехали, оставив Стасю. Ну, не буду рассказывать, что было с твоим отцом, когда он вернулся и обо всем узнал. Сначала София мне часто писала, все спрашивала о Стасе. А потом, видно, между ней и новым ее мужем стали происходить какие-то нелады, и письма от нее перестали приходить. А через десять лет после этого она вдруг однажды поздно вечером явилась ко мне — постаревшая, с лихорадочным блеском в глазах, худая. Она тогда уже знала, что неизлечимо больна, и воспользовалась ремиссией, чтобы прилететь и повидать Стасю. И опять — что я могла сделать? Прогнать несчастную, смертельно больную женщину? Я позвала к себе Стасю, которая совсем не помнила о том, что у нее была другая мать, кроме твоей матери, Стефан... Мы ей все рассказали. Сказали, что у нее есть сестра-близнец. И мне это было странно: София сказала, что Стелла все помнит — и Стасю, и дом с садом, и тот день, когда они уезжали. А Стася все это забыла. Через полгода София умерла, Стася ездила на похороны и там познакомилась с сестрой. Они ужасно друг другу понравились. Остальное ты знаешь. Теперь расскажи о Стелле.

Стефан ненадолго задумался.

— Ну что тебе сказать? Внешностью — это Стася. Внутренне — современная, уверенная в себе, энергичная девушка, модельер. Обожает своего отчима. Он тоже любит ее. Он сейчас живет в Америке, здорово преуспевает. Когда все закончится, Стелла уедет к нему.

— Что закончится?

— Об этом позволь мне умолчать.

— Она и тебя зовет с собою в Америку?

— Я не поеду. Паша Переверзев прислал мне письмо. Он восстанавливает какой-то монастырь под Архангельском. В Бога уверовал. Собирается стать там послушником.

— Уж не собираешься ли и ты сделаться монахом?

— Не знаю. Я, видишь ли, не то что не верю в Бога, но ничего не знаю о Нем. Кто-то должен меня научить. К тому же я некрещеный.

— А обеих девочек София окрестила за спиной Николая Витольдовича, — сказала Марианна. — Передай Стелле, что она крещеная. Пусть знает об этом на тот случай, если вы задумали что-то плохое... Я сначала Чона ужасно ненавидела, но теперь мне его жалко. Он просто развалина.

Стефан слегка усмехнулся:

— Ничего криминального мы не задумали. В действиях Зары и Чона криминал как будто отсутствует. Мы будем действовать их методами. То есть обойдемся без кинжала и яда.

Марианна с жалостью посмотрела на него. Стефан нахмурился.

— Не стоит меня жалеть. Я могу опереться на Стеллу.

— Но ты чувствуешь, что она — твоя сестра?

— Стелла — моя сводная сестра. А Стася была совершенно родной.

— Тебе нужна моя помощь? Деньги?

— Деньгами нас всех снабжает Стелла, а ее — богатый отчим. Зара думает, что я потихоньку распродаю картины Стаси... Так что пока ничего не надо. Прощай. — Стефан, сняв кошку с коленей, поднялся. — Прости, если в чем был перед тобою виноват.

Марианна машинально перекрестила его.

Глава 43

КУСТ СИРЕНИ

Наступил сентябрь. Заре показалось, что Чон немного ожил. Он стал понемногу кулинарничать, варил Терре похлебку, играл с ней в саду, собирал упавшие яблоки, прибрался в доме, вымыл окна... Словом, избавил Зару от тяготивших ее хозяйственных забот. Наконец она отважилась подступиться к нему с серьезным разговором.

— Давай рассуждать логически. Твоя жена умерла, ее уже не вернешь. Тебе надо потихоньку возвращаться к жизни, заниматься делом. Съезди для начала в салон за красками...

— Умерла, говоришь? — неуверенно промолвил Чон. — Но кто тогда записал баркаролу со старой пластинки на мою магнитофонную ленту?

— Опять о пластинке! — взвилась Зара. — Да Стефан, кому же еще! Он, конечно, не признался, но что из этого? Ясно, что он страдает, хоть и вида не подает. Хотел напомнить тебе о сестре.

— Стеф говорил...

— Мало ли что он говорил! Конечно это сделал он, больше некому...

Павел неуверенно покачал головой.

— Послушай, вот ты была на похоронах... Ты уверена, что вы похоронили Стасю, а не какую-то другую утопленницу?

Зара возмущенно всплеснула руками:

— Да ты сам видел ее мертвое тело! Своими собственными глазами! Что уж говорить обо мне!

— Знаешь, у меня тогда все как-то плыло перед глазами. Ее русые волосы... Одежда ее...

— Она умерла, Чон, и давай отнесемся к этому как к свершившемуся факту. Ну чем еще я могу доказать тебе, что ее нет в живых?

— Может, ты съездишь со мною на ее могилу? — предложил Чон. — Я так и не побывал на ее могиле.

— Думаешь, я помню, где могила? Конечно, я там была два раза, один раз со Стефаном... Н-да. Стеф с тобой не поедет. Хочешь, я договорюсь с Родионом? Позвоню ему и попрошу, чтобы он показал тебе Стасину могилу. Заодно поговори с ним о ее картинах — почему он их забрал к себе. Ты был ее мужем. Пусть вернет обратно.

— Да, пожалуй, мне ее работ как-то не хватает. Позвони.

Родион не выказал никакого удивления, когда Зара попросила его сводить Чона на Стасину могилу.

— Это правильно, — сказал он. — Пусть побывает на кладбище. Если только он в состоянии самостоятельно передвигаться...

— В состоянии, — заверила его Зара. — Он вовсе не так плох, как прежде.

— Рад за него. Передай Павлу, завтра встречаемся в метро «Тульская», внизу, в зале, где поезда, в четыре часа дня. Удобно ему?..

Зара заверила Родю, что Чону это удобно, и, довольная мирным голосом Родиона, — ей казалось, что он терпеть ее не может, — передала их разговор Чону.

— Видишь, человек с готовностью вызвался проводить тебя... А тебе мерещится, что все тебя ненавидят. Нет, это не так!

На другой день Зара снаряжала Чона на кладбище. Ей хотелось, чтобы он выглядел как можно лучше. Она выгладила его лучшую рубашку, вычистила темно-серый костюм, купила десять белых роз. Чон послушно переоделся. Зара прошлась расческой по его густым поседевшим волосам и вручила ему букет.