Tanger

Звонил из Дома творчества Няне в офис. «Прощай. Целую», — немножко испуганный голос. Потом в «Мужик», еще занять денег. Нелли — ни Рубер, ни Волкадаевой не было. Потом Димке. Его нет. Поехал к нему. Пока доеду, он появится. С «Каширской» уехал на «Варшавскую». Еле упросил контролершу с маленькими глазками пропустить назад в метро. Рассказала всю свою жизнь и пропустила. Приехал на «Кантемировскую». Яркие серые голуби, ягоды рябины в снегу. Купил в магазине бутылку «Крымской вишни». Ждал его на площадке шестнадцатого этажа. Выходил на пожарный балкон. Потом написал ему записку ручкой на двери.

И, стоя в этой Димкиной высотке, я вдруг подумал, как можно просто и нечаянно упасть. Прыгнуть и засмеяться. Я прыгнул, и все перевернулось во мне по длинной параболе до земли, и вдруг вновь встал в своем теле на пожарном балконе, и вздрогнул. Вспомнил Димку: «Так радостно, Анварка, особенно в первый снег, с похмелья взять чекушку водки и мороженое и пойти на берег не замерзшего пруда». Выпил полбутылки «Крымской вишни». Стало спокойно. Я подумал о романе, про то, что могу снимать квартиру с Полиной, мне нужен только год, лишь один год на всю оставшуюся жизнь — напишу роман, а потом хоть бы что, буду в голом виде мыть полы в голубых ночных клубах.

Поехал на «Сокол». Удивительно, что с тобой всегда и до самого конца остаются те, на кого рассчитываешь меньше всего, кого и всерьез-то не воспринимаешь.

Тефаль — ты всегда думаешь о нас.

Надорви, сожми и откуси — Bi-fi.

Пил в вагоне, сидел среди кучи джинсовых ног, смотрел, как меняется обувь под моими глазами.

Как всегда не знал, в какую сторону выходить. Допил бутылку, в животе что-то хрустнуло.

Снег. Беретка. Черное короткое пальто. Свежие и от мороза ярко-серые глаза. Я держал ее за руку и сквозь тонкую кожу перчатки чувствовал холодок колец. Мы стояли в самом центре этой крымской площади городка художников, как пара в стеклянном шарике с зависшими хлопьями снега.

— Что случилось, Анвар? — снова спросила она.

— Нет, ничего, всё нормально.

— Но я же вижу, что-то случилось?

— Все нормально, Полин.

— Какая смешная эта оранжевая шапочка! — неприятно засмеялась она. — Зачем она тебе? Она тебе не идет.

— Яркий цвет от ментов спасает, — миролюбиво усмехнулся. — Они знают, что такие незарегистрированные типы, как я, не будут носить яркий цвет.

Качала головой и все смеялась, будто своим мыслям каким-то.

— Что ж, ладно… Вот мужчина! — показывает на Мика Джаггера на билборде.

— Этот дедушка с бутылкой минеральной воды?! — спросил я.

Он засмеялась своим рычащим смехом. Димка меня понял бы.

Снова ворвался в уши шум проспекта, потом снова стих, когда мы вошли во дворы. Чтобы не молчать, я рассказывал ей про Гарника, у меня всегда как-то легко и весело получалось про него рассказывать.

— Да я чувствую, как я бы с ним…

— Что ты с ним?

— Ну, как бы я поиграла с ним, помучила его как мужчину, я знаю таких мужчин.

«Ты не в его вкусе».

— Что же все-таки случилось, Анвар?

— Ничего. У меня простата вместо мозгов.

Смеркалось, и люди стали розоветь, как перед рассветом.

Пришли в этот дом, как московская пара элитных детей.

— Ох, блядь, штаны в краске испачкала. Где бы это я могла? Так всегда с самой любимой вещью происходит. Аж душа заболела.

— Да, так всегда.

Достала витамины из старинного шкафчика.

— А я знаю, какой день недели, потому что на таблетке «Сплата» указаны дни. Вторник.

— Удобно.

— А ты Достика любишь? Я сейчас Достика читаю.

— Кого?

— Достоевского.

— А-а.

— Это Манька так его называет — Достик. Эта Маня.

— Я музыку свою поставлю.

— Не надоело еще? Удивительно.

— Ну, так я поставлю?

— Ну, так поставь.

— Опять эта вьенн, не надоело… ты хоть знаешь, о чем она поет?

— Женщина страстно призывает любовь.

— Смешно, вьен-вьен — это девочка зовет отца, который бросил их с мамой — приходи-приходи.

— Не может быть?!

— Абсолютли!

— Так даже лучше… А выпить чего-нибудь нет?

— Виски. ИГОРЬ ПРИВЕЗ.

— Выпью.

— Может не надо? Ты когда пьешь, становишься нехорошим.

— Да? А ты будешь?

— Нет.

Выпил, открыв заслонку, покурил в мусоросборную трубу на кухне.

— Это самый дешевый вид виски, ты знаешь? Его в аэропортах и самолетах продают. Он стоит всего семь долларов, что ли.

— Ну и что?

— Ничего, он тебя не уважает, он не художественный человек, в нем бездн нет…

— Вот, я же говорила.

— Что?

— Ничего. Так. Штаны жалко.

— Я позвоню.

— Что? Звони.

— Алло, Денис, слушай, а куда Димка пропал?

— А, Анвар, узнал тебя… Димка, хм, его выгнали из квартиры, он там что-то учудил и затопил вниз три квартиры, всю нашу аппаратуру забрали у него, он пока в нашем офисе на «Беллорусской» живет. Пиши телефон.

— Алло, Димка, привет. Наконец-то, неудачник гребан-ный!.. А я у Игоря. У Гусинского… Нет, однофамилец просто. А ты Полину помнишь, к нам приходила. Та самая. Х-ха-ха… Когда пойдем в ресторан «Русскому цара»?!

— Так плохо после проститутки! — вдруг сказал он. — Просто пиздец, гораздо хуже, чем если бы никого не было вообще, никакой женщины, нетуже сил переживать это… — отрешенно говорил он.

— Надо было позвонить Кириллу, — сказал я и заржал.

Из комнаты вышла Полина. Я улыбнулся ей.

— Уходи!

Бледное, перекошенное лицо.

— Димка, жди меня! — я засмеялся и хотел подшутить над нею.

— Уходи немедленно!

Я ухмыльнулся и пьяно одевался у дверей.

— Вызовите такси Степному барону!

— Пошел вон! — она стояла и тряслась. Казалось, еще немного и ее стошнит на меня.

Я хотел извиниться перед ней. Но она рывком распахнула дверь.

Долго стоял в снегу возле метро. Что же делать? Смыкались под снегом верхушки деревьев. Розовый, занавешенный снежинками тоннель впереди. Снег чувствовался на лице, руках, мириады розовых снежинок стояли вокруг на своих колючках, и пищала тихая американская музыка из игровых автоматов.

Потом стоял в метро и снова думал, что делать дальше. Весь этот день ездил по Москве из конца в конец, и денег уже не оставалось.