Танго Скорпионов

– Неплохо, но иногда с палочкой ходит. На одной ноге, сделали операцию, а на вторую денег нет, – сообщил Саня.

– И сколько такая операция стоит? – поинтересовалась Лиза.

– Семьдесят тысяч, оценивается каждая нога, после длительных спортивных утех, – сказал Саня. – Как хорошо, что я рано ушёл из спорта, – без сожаления произнёс он. – А отец ещё судил до пятидесяти лет, а там беготни за матч хватает, и сам до шестидесяти лет со своими старичками поигрывал несмотря на то, что ноги у него давно болели. Вот и конечный результат получился его спортивной деятельности.

– Пошли – ка Санька за стол? – потянула она его к столу, – а то у меня в кухне жара, наливка боюсь, закипит, в голову может сильно после ударить. А про эти горшки, – показала она на многочисленные керамические изделия, – ты ещё успеешь наслушаться вволю.

Санька мясом не закусывал после наливки. Он набросился на налима и плотно поев, вышел на крыльцо.

Весеннее солнце не на шутку разгулялось к этому времени. С крыши по жёлобу большими градинками скатывалась в бочку ранняя капель. А небольшие сосульки временами отрывались от карниза крыши летели вниз, падая на деревянный настил, где словно разрывные снаряды разлетались на осколки. Долго ему быть в одиночестве на крыльце не пришлось. К нему вышла Лиза и, достав из кармана своего ватного жакета сигареты, закурила. Она так заманчиво втягивала дым в себя, и приятно выпускала его, что Саньке в эту секунду вдруг захотелось покурить вместе с ней. Несмотря на то, что он никогда не курил. Он перехватил у неё из руки горящую сигарету и затянулся. После чего сильно закашлялся и возвратил сигарету хозяйке.

– Нет, Санька, – тебе курить не к лицу, как и твоему дядьке, – сказала она, – я даже представить себе не могу Якова с сигаретой в зубах. Хотя трубка бы ему пошла. У него борода колоритная как у морского волка, но запаха табака он не переносит. А я уже втянулась, считай больше двадцати лет дымить начала, как только Юльку грудью откормила, так и закурила от скуки. Но на здоровье не жалуюсь. Курт шестьдесят лет уже курит, а его ни одна лихорадка не берёт. В лес далеко, один уже не ходит, если только с Яковом, на Агапе или на нашем драндулете рванут.

– Его, наверное, лес спасает от всяких напастей? – сказал Саня.

– Это, само собой разумеется, но он я тебе скажу, давно забыл вкус чая и кофе и употребляет только лесные напитки. Заваривает боярышник, шиповник, облепиху и черноплодную рябину, а из спиртных напитков, кроме своей клюквенной и брусничной настойки ничего не пьёт. А Маня у него и водочку любит и самогонку гонит. У них гости, чаще, чем у нас бывают. Мы то, что, считай миром забытые люди. Юлька разве, что приедет раз в году, да ты раз в пять лет, – уколола она его. – Семёна откровенно сказать, мы часто видим, но его в лес ни за какие калачи не заманишь сейчас. «Не хочу, говорит летом кормом у комаров быть, а зимой волком на луну выть». И занятой он очень. А твой отец, много лет уже не появлялся здесь, а ему не мешало – бы отдохнуть в нашем краю. У нас в лесу лучше дышится, чем на любом климатическом курорте. Моря нет, – зато Каролина есть, хоть и узкая, но вода в ней чистая и проточная, как в роднике.

– У Семёна, своя программа была, спортивно – коммерческая. Потом у него сбой пошёл, и он сейчас устроился на новый заводик, после чего я его сам месяца три не видел, – сказал Саня.

– Дурака он валяет Семён, – засмеялась Лиза, – три брата, а все такие разные, будто воспитание получали по отдельным учебникам. Семёна работать не заставишь. Он здоровенький и счастливый сейчас в больнице лежит, книжки читает, да молодым медсёстрам под халаты заглядывает. Мы были на прошлой неделе у него с Яшей. Весел и нос в табаке. Целью Сёма задался, – во что бы – то ни стало, добиться себе группы по инвалидности. Всю жизнь пытается кого – то обмануть.

– Правильно делает, – сказал Саня, – не всё же нас государству обманывать.

– Не мне судить, – затушила Лиза сигарету о стойку крыльца, – я вашу городскую жизнь узнаю, только от гостей, когда они наезды к нам делают. Для меня лес и наша Каролина самая ясная и близкая жизнь.

– А за, что речку Каролиной интересно назвали? – спросил Саня, – я почему – то раньше значения этому не придавал.

– Когда в войну сюда нагнали немецких и румынских военнопленных, речку Сошку заключённые и переиначили в Каролину, а почему, это тебе лучше спросить у Карла. Он, что – то рассказывал, но я в подробности того времени не вникала. Он всю историю нашей местности и быта знает лучше любого краеведа. Но Каролиной её называют от Орлов и до нас, а дальше она для всех Сошка. Хотя она во многих местах, протекает, как ручей и по сути дела образовалось несколько рек.

Из глубины леса раздался лай собак.

– Весну наша псарня почувствовала, – сказала Лиза, – у них в это время лай добрый и ласковый, не то, что зимой. Знать Яков, где – то поблизости. Вначале собаки на подворье прибегут, а потом всадник появится. Они, почувствовав дом, бегут, как угорелые. Сейчас к своему корыту подбегут, нажрутся и к печке лягут.

И действительно вскоре собаки показались около дома. Они, не дожидаясь, когда им откроют калитку, пролезли в свой лаз под забором и бросились в первую очередь не к еде, а к гостю. Обнюхав его и облизав ему руки, они поняли, что это свой человек стоит около хозяйки. После такой доброжелательной встречи гостя, бросились к своему обеду. За собаками показался и Яков с густой бородой. Вместо ружья у него за спиной висела лопата. Он восседал на рыжем коне, на спине которого лежали два резиновых мешка изготовленные из автомобильной камеры.

– Опять свой лепной материал привёз, – заворчала Лизавета, – теперь с места не тронется, пока он у него не закончится.

Яша, ещё не заехав во двор, увидал племянника, стоявшего на крыльце, и помахал приветливо ему рукой. У ворот он словно лихой джигит, ловко соскочил с лошади и в первую очередь бросился обниматься с гостем.

– Молодец, что приехал Санька! – радостно сказал он, – видать, налима хочешь отведать? Так бы не приехал. Теперь и мне всё не так скучно будет. Лиза меня в последнее время совсем не желает понимать, – скосил он один глаз в её сторону, – я ведь Саня в искусство ударился.

– Черепичных дел мастер ты, а не скульптор, – разозлилась на мужа жена и зашла в дом.

– Вот такая капризная она у меня стала, – пожаловался Яша племяннику на жену, – курит много, поэтому и психует. Я вот не курю, как ты знаешь. Так у меня нервы, словно броня, ни за, что не пробьёшь. Ты хоть надолго приехал? – спросил он у Сани.

– Пару неделек думаю отдохнуть, – ответил племянник, – а там видно будет.

– Что значит, видно будет? Это неправильный ответ, – возразил Яша, – оставайся на весь отпуск? А там глядишь, и Сёма приедет, если успеет к этому времени завершить своё дело.

– У меня отпуск теперь стал бессрочным, – сказал Саня, – насели на меня там прилично, – пришлось рассчитаться с завода. Буду искать себе другую работу.

– Без работы в наше время тяжело, – с сожалением произнёс Яков. – Да и инженеров сейчас не больно то жалуют, всё больше экономисты, да бухгалтера требуются. Не знаю, что из этого получится?

– Так развалили все предприятия, вот и инженера остались не у дел, – сказал задумчиво Саня.

– Ладно, Санёк ты не горюй, всё образуется у тебя, – подбодрил племянника Яков. – У нашего рода фамилия не застойная, а взрывоопасная, сродни атомной бомбе, что-нибудь, придумаем. У меня тут задумки есть перспективные, которые нам принесут удачу. А если мы к этому делу подключим Семёна, то успех колоссальный нам обеспечен. Сейчас я Агапа в стойло поставлю, и мы с тобой за наливочкой обсудим мои проекты.

Глава 4

Семён Максимович, был средним по счёту из братьев Пановых. В прошлом это хороший спортсмен и талантливый тренер. Ему было пятьдесят лет. Высокий рост и спортивная выправка, не оставляла равнодушным к нему женщин. С харизматической улыбкой на лице, с превосходным чувством юмора, он моментально притягивал к себе представительниц противоположного пола. Кроме спортивного фасона Семён не признавал никакого гардероба. На голове не имел ни одного седого волоса, поэтому выглядел значительно младше своих лет. Он всегда был жизнерадостен и часто предавался охоте за симпатичными женщинами, невзирая на их возраст. Но цели что бы обольстить симпатичный ему «объект» перед собой не ставил. Считая, что счетоводы побед на любовном фронте плохо кончают, превращаясь постепенно из мужчины в среднее между двух полов. Он довольствовался тем, что ему текло в объятия. Он не был ловеласом, но вёл полнокровную жизнь настоящего мужчины. С тех пор как его жена Лида получила первую группу инвалидности, моральный образ жизни Семёна резко поменялся. Любимая его фраза была, – «Если ты не играешь с жизнью, то жизнь будет играть тобой, а это значит быть у неё в заложниках».