Танго смерти
Шрифт:
Но удивительная вещь – их отсутствие вызвало еще большее желание писать, потому что за это сравнительно недолгое время он создал неизмеримо больше, чем за предыдущие годы. Это можно сравнить, например, с воздухом и свободой. Когда они есть, их не замечаешь. Когда поэту не хватает воздуха, он умирает, а когда не хватает свободы, он превращается в пророка.
L
– Но я вас привела сюда не для того, чтобы похвастать нашими сокровищами, – продолжила пани Конопелька. – Трактат Калькбреннера находился на верхней полке, видите вон там свободное место между книгами? На том месте, где стояла пропавшая книга, была вставлена дощечка, чтобы соседние книги не сдвинулись, поскольку
Мы продолжили свой путь среди стеллажей, и хотя я шел довольно быстро, старушка семенила за мной, не отставая ни на шаг, а порой неожиданно оказывалась впереди меня, невесть когда обогнав, и пропускала вперед, чтобы я вел ее, пока в конце концов мы не остановились у знакомого уже стеллажа. Она велела мне забраться наверх и внимательно обследовать деревянную полку. Лестница, вибрируя, нещадно скрипела и прогибалась под моим весом, я на всякий случай придерживался руками не за лестницу, а за полки. Хорошо, что я прихватил с собой фонарик, там под самым потолком царил полумрак, я посветил на темную полку, которая хоть и была выстругана рубанком, но с годами сильно потрескалась, и принялся рассматривать ее дюйм за дюймом, пока не увидел трещинки, которые уже больше напоминали не естественные, а искусственные царапины, и когда я сообщил об этом пани Конопельке, она велела мне слезть вниз, взять чистую бумагу и карандаш и, снова поднявшись наверх, приложить бумагу к тем царапинам и затушевать их карандашом. Потом она схватила эту бумагу и поковыляла с такой скоростью, что я с трудом за ней поспевал, буквально порхала между стеллажами, радостно покрякивая и хихикая. Когда я вбежал в кабинет, старушка уже успела положить бумагу на стол, вооружилась лупой и прищурила глаз. То, что я увидел и без лупы, выглядело так: круг, а внутри круга несколько цифр.
– И что вы об этом думаете? – спросила старушка, постучав пальцем по бумаге. – Наконец-то мы напали на след. Но куда он ведет? Это круг… Он на что-то должен указывать. – Потом стала рисовать карандашом круги, один возле другого, казалось, это будет продолжаться до тех пор, пока она не изрисует весь лист, но вдруг она остановилась, подняла голову и улыбнулась мне: – Круг! А по-немецки как?
– Ring!
– Вот именно! Ring! Или же Рынок! А?
Я пожал плечами. Ну, Рынок… Но пани Конопелька уже взяла быка за рога:
– Немедленно мчитесь на Рынок и пройдитесь по домам с вот этими номерами, – ткнула она пальцем в цифры, – и запишите мне то, что там на этих домах написано.
– Вы имеете в виду вывески?
– Какие вывески, дубина? Нет ничего менее долговечного, чем вывески. Перепишите латинские надписи! И чтобы мне ни одной буквы не пропустили и не напортачили.
Я был огорошен и решил, что пани Конопелька окончательно утратила здравый смысл, но послушно взял карандаш и несколько листов бумаги вместе с тем листом, где были скопированы цифры, и потащился на Рынок. К своей задаче я отнесся с обычной для меня добросовестностью, поэтому вернулся в библиотеку только через три часа, пани Конопелька за это время чуть яйцо не снесла, она набросилась на меня с упреками и бранила, что я такой пан Гуздральский [64] , каких свет не видывал, и что она, если бы не ее плохое зрение, справилась бы с этой задачей за полчаса, но потом схватила дрожащими руками листы и, устроившись в кресле, принялась читать вслух и делать пометки.
64
Гуздральский – прозвище человека, который все делает медленно.
– Так, Рынок, 2… Дворец Бандинелли… «А 1739 D: 28 AVG»… Это сокращенно, а полностью должно звучать так: «ANNO 1739 DIEI 28 AVGUSTI». То есть «Года 1739 дня 28 августа». Но нас интересуют только цифры, поэтому выписываем только их. 1739 и 28. Первая – номер стеллажа, вторая – номер полки. Рынок, 4… «MA SR», а ниже – «MD CL».
– Это что за абракадабра?
– «MARTINUS ANCZEWSKI SECRETARIUS REGIS MEDICINAE DOCTOR CONSUL LEOPOLIENSIS». То есть «Мартин Анчевский, секретарь короля, доктор медицины, львовский ратман».
– Но здесь нет цифр.
– Ошибаетесь, есть. Эти буквы – одновременно и римские цифры. C – 100, L – 50, D – 500, M – 1000. В верхнем ряду есть номер стеллажа: М – 1000, в нижнем – номер полки. Поскольку сотой полки у нас нет, а есть пятидесятая, то получаем: 1000 и 50… Дальше – Рынок, 23… Здесь
цитата из Библии «TURRIS FORTISSIMA NOMEN DOMINI» и цифра «PROVERBIA 18», то есть «имя Господа – крепкая башня. Притчи, 18», не указана только строка цитаты. Но строку легко найти. Смотрим в Библию… так… вот эта цитата… 10-я строка. Записываем: 18 и 10. Видите, как просто и как хитро? Дальше. Рынок, 36. «HIS DIE 1 MA IULY» и «MARIA ANNO DOMINI 1730». То есть «Иисус дня 1 июля» и «Мария года Божьего 1730». Выписываем 1730 и 1.– А месяцы? – поинтересовался я. – Они ведь тоже имеют свои цифровые соответствия.
– Имеют. Но они нам не нужны. Везде должно быть по два числа, то из них, что больше, означает номер стеллажа, а что меньше – полку. Или я последняя дура, если это не так. Вы же не считаете меня дурой?
– Боже упаси. Я просто потрясен вашими глубокими познаниями.
– Э, когда-то учили… не то что сейчас…
– Но почему вы так уверены, что большее число – это номер именно стеллажа?
– А вы можете себе представить полку № 1730? Нет? И я не могу, потому что наша библиотека не небоскреб. Зато стеллажей у нас – о-го-го! Итак, что мы имеем? Стеллаж № 1739, полка 28. Стеллаж № 1000, полка 50. Стеллаж № 18, полка 10. И стеллаж № 1730, полка 1.
Она старательно выписала все цифры на бумажку и, вручив ее мне, сказала:
– А теперь отправляйтесь в увлекательное путешествие по неведомым тропам нашей библиотеки. Но только не в то крыло, куда вы до сих пор ходили, а в противоположное.
– Это какое же?
– А то, где на дверях красуется череп с костями.
– Господи! Там же написано «Вход строго воспрещен»!
– Так оно и есть. Там находятся закрытые фонды. Туда можно заходить только со специальным пропуском, который могут выдать исключительно пан директор, к сожалению, уже покойный, и я. Ведь это святая святых, заповедная зона, несусветные края… Не один уже ушел и не вернулся… Но только не вы. Я верю в вас. Вы вернетесь с победой.
– Над кем?
– Над собой. Над своими страхами, – она говорила так, словно провожала меня в бой, и я чем дальше, тем все меньше испытывал желание идти в те неизведанные края.
– И что я там должен искать? – спросил я.
– Не знаю. Просмотрите всю полку, книгу за книгой, пролистаете каждую страницу… Хотя постойте… Мы выпустили из внимания номера домов на Рынке – 2, 4, 23 и 36. Возможно, они нам точнее подскажут местоположение того, что мы ищем.
– А что мы ищем?
– Еще раз меня об этом спросите, и я превращу вас в куст герани. Не имею ни малейшего понятия. Возможно, это какая-то надпись – в книге или на самой полке, а возможно, лист бумаги, вложенный в книгу. Так вот – на 28-й полке стеллажа № 1739 сначала осматриваете вторую книгу с левого края. Если там ничего нет, тогда вторую книгу с правого края. Если и это тупик, тогда осматриваете все книги на этой полке. Что-нибудь вы все же должны найти. И так путешествуете себе от стеллажа к стеллажу. Номер дома на Рынке должен соответствовать положению книги с того или другого края. Ферштейн [65] ?
65
Ферштейн — поняли (нем.).
– Вроде бы да. Именно в таком порядке, как вы написали?
– А как бы вы хотели?
– Ну, видите ли, мне сначала придется прошагать до стеллажа № 1739, потом вернуться к № 1000, потом идти назад к № 18 и снова тащиться аж до 1730. Не проще ли было бы, чтобы я начал с № 18 и так далее?
Пани Конопелька поправила очки и посмотрела на меня так пристально, как никогда до сих пор не смотрела.
– Молодой человек, – сказала она, – вы меня уже заморочили. Идите себе, как вам в голову взбредет, только принесите мне что-нибудь. Ага… вот вам документ. Держите его при себе. Это пропуск в закрытые фонды. А еще возьмите вот это… – Она порылась в ящике, достала какой-то сложенный вчетверо лист бумаги и протянула мне: – Это если захотите есть или пить… Тогда и развернете. Сейчас не рассматривайте, но берегите его, потому что если потеряете… не знаю, кто вам и поможет…
– Есть и пить? Но ведь я не иду так уж надолго, – удивился я.
– Что? Ненадолго? А как вы себе представляете – где этот 1730-й стеллаж? Если вы думаете, что быстро с этим справитесь, то очень ошибаетесь. В закрытых фондах стеллажи нумеруются не только цифрами, но и буквами, то есть после № 1 идет № 1a, № 1b, № 1c, № 1d и так черт знает до каких пор. Но вы обращаете внимание только на стеллажи без букв. Поняли? Ой, чуть не забыла – матрасы и постельное белье лежат через каждые сто стеллажей. Как видите, администрация обо всем позаботилась.