Танго смерти

– А знаешь, Аделька, – сказала пани-земляничка, – у того парня волосы были светлее… Тебе не кажется?

– Точно, – закивала пани Адель, – и они были к тому же волнистые, а уши плотнее прилегали к голове.

– И тот был выше… немного, но выше…

Здесь уж комиссар вскипел не на шутку и, с трудом сдерживая свою ярость, прохрипел:

– Все свободны! – И полицейскому: – Составь протокол.

Уже на улице я спросил у Мили и пани Конопельки:

– Откуда вы знали, какое время назвать?

– А что тут долго думать? – рассмеялась Миля. – Библиотеку закрывают в восемь, ты мог назвать любое время, начиная с семи тридцати. Но мы не допускали, что ты можешь назвать семь сорок две или семь пятьдесят одну.

– А та пани… какое счастье, что вы ее узнали через столько лет… она ведь была тогда девушкой…

– Да кто там узнал! Впервые вижу, – махнула рукой пани Конопелька.

– Как? Вы же вручали ей президентскую грамоту!

– Ну и что? Мы эти грамоты вручаем каждый год на какие-нибудь праздники. Если она у нас работала, то рано или поздно могла ее получить.

– А если бы… если бы именно она и не получила? Если бы она проработала там всего год-два?

– Ну, что ж, – пожала плечами пани Конопелька, – порой стоит и рискнуть.

– Не знаю, как вас и благодарить. Я ведь…

– Мы знаем, где вы были и что вы делали… – улыбнулась пани Конопелька и с заговорщицкой миной, предварительно оглядевшись по сторонам, прошептала: – Травить крыс вызывали?

– И мышей тоже! – залилась смехом Миля и, бросив на прощание: «Чао, Гарбуз!», взяла пани Конопельку под руку, и обе зашагали в направлении центра. Я почесал затылок и пошел утешать свою матушку, а по пути умылся у колонки, чтобы мама не ровен час не испугалась.

16

Уроки Иосифа Милькера стали для Ярки неким сакральным действом, она вдруг осознала, что по дороге к старику настраивает себя на соответствующий лад, даже мысленно разговаривает с ним, слыша при этом его реплики, она действительно прониклась музыкой больше, чем всем остальным, что ее окружало, Милькер стал для нее настоящим гуру, она готова была выполнить любое его желание, и если бы учитель в особо вдохновенные моменты игры на скрипке велел ей прыгнуть в окно, она бы прыгнула, и это она тоже для себя осознала, и теперь, кроме безудержной тяги к урокам, поселился в ней еще и страх, но он не мешал, он лишь щекотал нервы, возбуждал и подзадоривал. Уроки музыки, которые Милькер давал Ярке, были совсем не похожи на все те, которые она брала до сих пор, когда каждый новый учитель учил ее заново, так, будто главной его задачей было стереть в памяти ученицы все предыдущие знания и умения. Милькер пошел другим путем:

– Извлечение звука – вот над чем вам придется работать больше всего. Скрипка должна иметь красивый звук, а смычок буквально всасываться в струну. Музыкальностью Бог вас не обделил, поэтому я буду учить вас умению передать скрипке то, что звучит в душе!

Сначала уроки проходили у старика дома, где Ярке невероятно нравилось, все в этом доме настраивало на какой-то особый лад, по-особенному пахла старая мебель, вызывая в памяти что-то давно забытое, то, что так же пахло в детстве, книги своими корешками гипнотизировали и завораживали, девушка заметила, что играя смотрит на корешки книг, как на ноты, но скоро все изменилось, когда Милькер предложил играть на улице. Ярка была удивлена, не могла понять, к чему этот эксперимент, как можно брать уроки на улице, где вокруг тебя снуют незнакомые люди, а кто-то еще и останавливается и пялится, но учитель стоял на своем:

– Вы скованы, вы как улитка в раковине, а вам нужно освободиться, ваша душа должна вырваться из вас, когда вы играете, и порхать в поднебесье. Я заметил, как вы скользите взглядом по книгам, этого не должно быть.

– Но ведь тогда я буду скользить глазами по прохожим…

– Нет. Они вам будут мешать, поэтому вы перестанете обращать на них внимание, вы будете их игнорировать, не будете замечать. Это заставит вас сосредоточиться и никак не ассоциировать себя с тем местом, в котором вы находитесь.

Ярке ничего не оставалось, как согласиться, но окончательно ее добило то, что Милькер, как только они выбрали место для игры на площади Рынок, сбросил с головы шляпу и положил у ее ног. У девушки дух перехватило от волнения, она отчаянно мотала головой и шептала: «Ни за что… не буду… что вы придумали?» Милькер терпеливо слушал ее и выжидал, чувствуя, что постепенно ее сопротивление становится все менее горячим, потом сказал:

– Начинайте играть, и музыка вас поднимет над городом, вы не должны ничего и никого видеть, вы не должны никого слышать, кроме меня. Вас подхватит волна музыки и понесет.

И Ярка сдалась. С тех пор каждый урок проходил в новом месте Львова – в Стрыйском парке, на Высоком Замке, на Кайзервальде, на Лычаковском кладбище, на Кортумовой горе…

Ярка не знала, что за несколько дней до этого Милькера посетил Ярош и поинтересовался, каким образом можно было бы услышать настоящее «Танго смерти». Старик лишь грустно покачал головой:

– К сожалению, это пока невозможно. Я его одной рукой исполнить не могу. Но даже если бы и мог, у меня нет нот. Тех двенадцати. Ведь в них и не было нужды, я знал мелодию наизусть, я мог ее сыграть хоть среди ночи. Но недавно у меня случился инсульт, память моя хорошенько пострадала, только тогда я опомнился, что не записал нот. Хотя надеюсь, что все же вспомню их.

– Возможно, удастся воспроизвести мелодию. На днях я завершил ее расшифровку из арканумской «Книги Смерти». Арканумцы обозначали ноты буквами. Мелодия, которую они исполняли в обряде смерти, состояла именно из двенадцати нот. Вот они… Возможно, вам поможет также этот диск. Здесь запись танца дервишей.

– Танец дервишей… да-да… Я слышал о нем. В этом танце тоже встроено всего двенадцать неповторимых нот. Все остальные не играют никакой роли, все остальные – лишь фон. Как и в нашем танго, – старик повертел диск в руке, а потом стал вчитываться в ноты, которые расшифровал профессор.

– Должен сказать, что когда я присутствовал при исполнении танца дервишей, со мной произошли странные вещи. Я будто покинул свое тело и поднялся над землей. А потом, видимо, вообще потерял сознание. Больше я его не слушал. Мне было страшно. Возможно, такие же чувства испытывает человек, когда умирает.

Милькер посмотрел на него задумчивым взглядом.

– Кажется, мы близки к истине. Но… есть некоторые проблемы. Допустим, мне удастся воспроизвести ноты. Но кто их исполнит? Дело в том, что там есть такие нюансы, если их не учесть, действие этой мелодии будет таким же, как у любого другого танго. Человеческое ухо не способно различить этих нюансов, но способно на них реагировать. Если не знать секрета исполнения, то дайте эти ноты даже величайшему виртуозу – толку не будет.

– Как же вам удалось?

– Калькбреннер зашифровал ноты. Но мне удалось их расшифровать. Руководствуясь его указаниями, я сумел исполнить это танго… – Милькер снова присмотрелся к нотам, и лист задрожал в его руке. – Кажется… кажется, – прошептал он взволнованно. – Это что-то похожее… похожее на ноты «Танго смерти»… Но я должен убедиться. Это не займет много времени. И еще… – Он обеспокоенно посмотрел на Яроша. – Я все это время искал себе ученика или ученицу… Человека, которого мог бы научить исполнять это танго так, как исполняли его мы… Но я всякий раз терпел поражение… Хотя с надеждой я не расстаюсь…