Танго втроем

— Начало девяностых, — предположил Шувалов. — «Друг» Гельмут здесь крепыш хоть куда.

— Девяностый год, — уточнил АйБиЭм. — После падения Стены, когда «весси» и «осей» слились в бурном экстазе, празднества в Баварии были особенно пышными.

Он возбужденно пощелкал пальцами, затем ткнул кнопку, включающую микрофон, хотя их треп наверняка и без того записывают.

— Оператор, открутите запись назад… Еще! Все, стоп-кадр! Шувалов тоже стал пристально всматриваться в изображение. на экране. Мероприятие, как это обычно бывает, снимало сразу несколько телекамер, и режиссер трансляции, работавший за пультом, включал их в работу поочередно, стремясь показать не только сцену с симфоническим оркестром, но и реакцию публики.

В какой-то момент камера, снимавшая гостевую ложу, ушла чуть вниз и в сторону, выделив среди прочей публики группу мужчин числом до двух дюжин, в возрасте от пятидесяти и старше; а некоторым из них, пожалуй, было даже за восемьдесят.

— Так, так, — задумчиво произнес Мануйлов. — Я так и думал… Занятная группа товарищей, хотя правильнее бы их назвать «альте кемпфер»…

Шувалов бегло владел немецким, доводилось и в Германии бывать не единожды, поэтому намек понял. «Альте кемпфер» в переводе с немецкого означает «старые бойцы, соратники». Именно так в гитлеровской Германии именовали заслуженных, если так можно сказать, «наци», то есть имевших особые заслуги перед рейхом и лично фюрером. Ну а в современную эпоху так величаю' друг дружку «правые», те, кто тайно или явно симпатизирует теории расового превосходства, национал-экстремистским идеям кому не по душе границы нынешней пусть даже объединенной, не все еще изрядно «секвестированной» послевоенными соглашениями Германии.

Эти солидные мужчины, которые случайно, а возможно, вовсе не случайно угодили в кадр, не какие-то там «скинхеды» и даже не радикалы из таких зловещих организаций, как «Орден арманов», «Викингюгенд» или «Люди Вотана», возродившихся, казалось бы, из пепла Второй мировой войны к исходу XX века; нет, это публика покруче и поопаснее… Их еще называют членами «Геррен-клу-ба», «клуба господ», потому как все они принадлежат к финансовой и политической элите, хотя и предпочитают до поры не афишировать своих истинных взглядов и жизненных устремлений.

— Второй слева, — дал указание оператору Мануйлов. — Укрупните изображение. Гм… Надо же, такой хитрый лис и так под-ставился…

— Что это за дядя? Мне он незнаком.

Стоп-кадр запечатлел крупного рослого мужчину лет пятидесяти с небольшим, светловолосого, с застывшей на породистом лице маской холодного безразличия и даже превосходства.

— Конрад Велп. Или, если вам угодно, доктор Велп.

— И чем он знаменит, этот доктор? Он что, хорошо лечит людей?

Мануйлов бросил на него странный взгляд.

— Значит, вы не в курсе… Велп — доктор искусствоведения. Скромно, да? Тем не менее, по некоторым, весьма отрывочным сведениям, он является одной из ключевых фигур «Геррен-клуба». До недавних пор мы о нем мало что знали, но в последнее время он частый гость в нашей стране, поэтому досье стало постепенно заполняться. И хотя по Велпу удалось собрать только верхушечную информацию, кое-что в этой фигуре настораживает…

— Например?

— Давайте смотреть дальше, — уклончиво сказал Мануйлов. Он неожиданно рассмеялся. — Ну вы и шутник, Виктор Константинович… Думали, я прохлопаю Велпа? Или не замечу, в каком окружении он засветился? А вот и нет! Хор-рошую пленочку нам показали, есть над чем подумать…

— Я, наверное, по жизни уродился тупой, — сумрачно сказал Шувалов. — Игорь Борисович, вы обещали комментировать зрелище.

— Думаю, наш общий начальник сам внесет должную ясность. — Мануйлов явно осторожничал. — Задействуйте ассоциативное мышление. И тогда вы сами поймете, что нас уже вскорости ждет.

— Я вот тут припоминаю одну из наших оперативных сводок, — задумчиво сказал Шувалов. — Западная губерния, в аккурат самое начало мая… И дальше, в середине месяца, еще один «рецидив».

— Верной дорогой идете, товарищ, — процитировал АйБи-Эм. — А если добавить к этому закрытое совещание в МВД почти двухнедельной давности, тайное расследование в недрах ФСБ и присовокупить к этому участившиеся в последнее время попытки взломать федеральные базы данных…

— Ставлю еще один ролик, — вмешался режиссер. — Последний.

Изображение было черно-белым, вернее, изжелта-серым — вновь пошли кадры кинохроники военной или даже довоенной поры. Чуть громче и тревожнее, чем прежде, теперь звучала музыка Вагнера.

На экране проплывала величественная панорама крупного германского города, доминантой которого являлся королевский замок на возвышенности над рекой; в кадре меняются городские виды, сочетающие в себе черты утонченной готики и помпезного монументализма, воистину изобилие старины и свидетельств величия «прусского» духа… Нарядные речные трамвайчики, праздная публика, заполонившая набережную Преголи…

— Ну вот мы и в Кенигсберге, — негромко сказал Мануйлов. — Конца тридцатых годов.

Изображение как-то странно задергалось, затем сквозь панораму одного из красивейших и самобытных городов предвоенной Европы стали проступать совсем другие черточки и штрихи, постепенно сложившиеся в уродливую маску смерти: город, видами которого они только что любовались, повержен в руины… Этим жутковатым кадрам как нельзя лучше подходит музыкальное сопровождение, заимствованное из финала оперы Рихарда Вагнера «Кольцо Нибелунгов», любимого произведения Гитлера, заканчивающегося феерической сценой вселенского краха.

— Готтердеммерунг, — после паузы, когда в зале вновь вспыхнул свет, подал реплику Мануйлов. — Сумерки богов… Должно быть, вы уже догадались, для чего нам показывали подобный материал.

Шувалов понимающе покивал головой. В этих кадрах кинохроники, специально подобранных и «сшитых» вместе с современным материалом в единую композицию, содержится вполне конкретный посыл.

Гитлер покончил с собой в фюрербункере именно в канун Вальпургиевой ночи — ночь на 1 мая едва ли не главная дата в календаре сатанистов. Но даже сейчас, спустя пять с лишним десятилетий, рано еще подводить итоги кровопролитной мировой войны — слишком много зловещих тайн оставил после себя «тысячелетний рейх», очень сильно теневое влияние тех людей, кто хотел бы попытаться заново перекроить карту Европы — и не только это.

— И аз воздам, — хмуро сказал Шувалов, в глазах которого все еще стояла апокалиптическая картина руин и пожарищ. — Такой город похерили… А кто, спрашивается, виноват?

— Полагаю, Сергей Юрьевич, нам поручат еще раз хорошенько проверить «кенигсбергский след». А также попытаться выявить причину пристального интереса, который проявляют в последнее время к нашему западному анклаву господа из «Геррен-клуба», а также ЦРУ, БНД и некоторые другие серьезные спецслужбы.

— Я вижу, вы не теряли времени даром.

В просмотровый зал вошли двое: первый зам секретаря Совбеза, он же Мерлон-4, фактический руководитель «А-центра», и незнакомый Шувалову мужчина в штатском. Судя по легкому кивку, которым обменялись Мануйлов и этот мужчина, знакомиться им не было нужды. Вид у новоприбывших был до крайности озабоченный.

После необходимых представлений и краткого вступительного слова Мерлин положил руку на плечо Шувалову, своему верному рыцарю Ланселоту.

— Подполковник… Выбор на вас пал еще и потому, что вы с Лозовым уже бывали в тех краях и вам не нужно разжевывать кашку. С некоторыми ключевыми персонажами и местным колоритом вас познакомит Станислав Романович; если понадобится, мы с Игорем Борисовичем его дополним. Здесь вам будет поставлена задача-минимум, не исключено, что по ходу дела задание будет скорректировано по максимуму.