Танго железного сердца

Индеец удивлен. Потом смотрит туда, куда направлен взгляд Холдена. Лицо его меняется. Детская радость.

Ирландец смотрит наверх, потом хватается за лиану и начинает карабкаться наверх.

Когда через несколько минут он спускается вниз, эхо выстрела уже затихло. Никого нет. Третий герой исчез, остался один индеец. Свинцовый нарыв лопнул и разорвал индейцу живот. Все вокруг какое-то подозрительно красное, словно это ритуальная краска. Ирландец стоит и долго смотрит на индейца. Потом присаживается рядом с умирающим.

— Кто? — спрашивает Холден. Он не любит тратить слов попусту — даже в такую минуту. Синее Облако смотрит на ирландца, собирается с силами. Сил не так много, поэтому он почти шепчет.

— Человек с лицом шакала, — говорит индеец и замирает.

В застывших глазах — обрывок неба.

Холден выпрямляется и вновь смотрит на стену. Там нарисована черная курица. Позади ирландца слышна приближающаяся тяжелая поступь. Как глухое буханье федеральной артиллерии.

9. Вспышка во тьме

В то время ординарцем у Гастера состоял некто Барни Уинтроп, человек невеликого ума, но многих других достоинств. Чувство юмора было одним из этого другого.

— Чтобы ты сделал, парень, если бы мы сейчас победили?

Кипятильник надолго задумался. Во-первых, до сих пор никто не называл его «парень». Во-вторых: вопрос был интересный. Зубчатые колесики, маховики и бронзовые рычажки в его голове пришли в движение, заскрипели.

— Разрешите казнить президента Линкольна?

Барни посмотрел на Кипятильника с удивлением. Затем произнес фразу, бесповоротно изменившую жизнь ужасного механического человека. Фраза была проста — как прост и незамысловат по своей сути горный обвал.

— Какой к чертям Линкольн, если его пристрелили в шестьдесят пятом? — сказал Барни и добавил: — Актеришка Джон Бут. Сделал президенту мозги на вынос.

Когда полковник и Керлингтон вернулись из города, они первым делом направились в сарай. На вопрос «где?» Барни молча указал на стену, в которой зияла дыра огромных размеров, напоминающая по очертаниям силуэт парового котла на двух ногах. За проемом начинался зеленый луг, по которому кто-то протоптал дорожку, а еще дальше — густой лексингтонский лес, куда словно въехали на паровозе.

Механический человек исчез.

10. Куриный рейд

Обоз этот не был обычным обозом. В ящиках вместо зеленых федеральных бумажек, которые ничего не стоили, оказалось нечто иное. Это иное готовилось к заграничному путешествию: в Париж и Берлин, в Лондон и Вену — в уплату за ружья, пушки, ядра, сукно, зерно и рельсовое железо. Северяне покупали у Европы все для продолжения войны. Золото щурилось, смотрело на мальчишек сквозь щели в досках и сворачивалось в упругие золотые кольца. Золото готовилось к прыжку. В темноте сверкали его желтые равнодушные глаза.

Четверо сидят верхом, положив револьверы и винтовки на шею лошадям. Обманчивое спокойствие. Им по четырнадцать-пятнадцать. На мальчишках оборванная одежда, куртка не подходит к штанам, потертые штаны к щегольской новенькой шляпе. Но они точно — не федеральная конница.

У старшего из них, Гарри Хлопа, на рукаве нашивки капрала.

Перед мальчишками, на пороге церкви стоят люди, одетые гораздо лучше, и смотрят на них. Северяне?

Северяне.

Мальчишки пришли в город, испытывая странное чувство: они были врагами здесь, но они были молоды и не знали ненависти. Они считали себя героями и потому были милосердны. Они смотрели на девушек и не видели отличия от своих сестер и сестер своих друзей. Они знали, что такое смерть, но в этом городе смерти не было.

Голодные, дерзкие мальчишки из 6-й кавалерийской бригады южан. Прошли по тылам, смеясь и стреляя в воздух. Бессмертные? Пожалуй.

В городе смерти не было.

Смерть ждала их в курятнике. Уже по пути обратно домой, уводя за собой повозку с золотом, Гарри Хлоп спрыгнул и нырнул в низкую дверь. Ни куска хлеба…

И тут, в пуху и перьях, раздался выстрел. Предводитель южан был убит. Стрелявшего не нашли — хотя не очень-то и искали, если честно.

Они стояли над ним и молчали.

А потом решили сделать с золотом то, что обычно делают мальчишки. Они его спрятали и нарисовали карту. А потом — разделили ее на три части. Такая вот игра.

11. Власть денег

«Однако стоит признать, деньги вызывают сильные чувства — особенно, когда их нет», — написал Джон Керлингтон на полях дневника. Мы можем только догадываться, что заставило его написать это. Осенью 1867 — за два года до визита к генералу Ли — изобретатель перебрался из родной Вирджинии в не слишком родную Южную Каролину. Полковник Гастер путешествовал с ним. Компаньоны не забыли про свой великий план, но отчаянно нуждались в средствах на создание механической армии. Может быть, поэтому в дневнике появилась такая запись.

А возможно, потому, что именно в тот день, прихлебывая херес, жуя сигару и смеясь, полковник Гастер рассказал про Куриный рейд. Кипятильник подавал на стол нехитрую домашнюю стряпню.

12. Человек с лицом шакала

Вытянутым и желтым, как от несварения желудка. Круглая черная шляпа. Человек уже появлялся перед нами, чтобы тут же исчезнуть — хотя на самом деле, занимает в нашем повествовании значительное место.

Недди Твистед стоит над ящиками с армейской маркировкой, напротив него стоит Холден О’Брайен.

Третья сторона треугольника — Кипятильник.

Молча улетают в небытие мгновения.

13. Шестерни и зубчики

Полковник кавалерии Гастер командовал 6-й кавалерийской бригадой. Он послала обычный пикет. Его нет два дня и три, а потом приходят трое мальчишек и говорят, что прошли по тылам янки и уничтожили обоз с продовольствием. «Невероятно! Небывалый героизм!» — воскликнул Гастер.

Конечно, он им не поверил.

— Когда ты остаешься один на один с темнотой, — говорит Кипятильник. — Ты понимаешь, как мало то, что ты хотел сделать, имеет значение.

А потом добавляет — глухим металлическим голосом:

— Я хочу домой.

Наши герои молча наблюдают, как Кипятильник уходит за горизонт. Темная металлическая фигура на фоне огромного заходящего солнца кажется черной и маленькой.

А потом Холден и Недди смотрят друг на друга. Руки у рукоятей револьверов.

14. Предатель

— Вы называете меня предателем, — сказал генерал Ли. — Возможно, вы по-своему вы правы. — генерал помолчал. — Только помните, я сказал: я больше не даю опрометчивых обещаний? Именно. Однажды я встал на сторону Юга, хотя считал отделение Конфедерации большой глупостью… но я дал слово.