Танк на Медвежьем болоте

— Ну, что? — шепотом спросила Нина.

— Пока ничего.

— Попробуйте пошарить рукой.

Он послушно опустил руку и, светя вослед пальцам, стал наощупь обследовать все закоулки. Один раз под ладонь попались круглые мелкие предметы, он сгреб их в горсть, поднес к свету — позеленевшие пистолетные патроны. Другой раз пальцы наткнулись на какой-то листок, он осторожно потащил его — листок повис, стал расползаться. Что это было? Бумага, кусок ветоши, кожаный переплет журнала? Коричневые лепестки, источая воду, один за другим разваливались, падали, оставляя на пальцах липкую грязь. Наконец он попробовал шарить под собою ногой и наткнулся носком на какой-то, уступающий нажиму, круглый предмет. Наклонился, с трудом вытащил — снарядная гильза, разорванная взрывом, большего калибра. Виктор Петрович понял — пушечная.

Больше ничего не попадалось, и он уже хотел было вылезти, как вдруг пришло в голову: раз уж он все равно мокрый по пояс, может, пошарить руками поглубже, наощупь, в грязи? Ведь все, сброшенное с места взрывом, должно быть там, на дне. Опустился на колени. Нина сказала:

— Я буду светить вам сверху, дайте фонарик.

Наклонясь, погрузил ладонь в густую вязкую жижу, начал обшаривать каждое углубление, каждый выступ. Он не знал устройство танка и искал наощупь, все больше теряя надежду. Все, что вытаскивал, отдавал наверх Нине, но это были предметы случайные и безымянные: осколки, сорванные гайки, попались молоток и разводной ключ. «Инструмент водителя», — подумал Виктор Петрович, и вдруг почувствовал, что между пальцев проскользнуло что-то круглое, легкое, нагнулся и накрыл ладонью небольшой плоский предмет. Осторожно взяв в горсть, поднял его, поднес к глазам — ком грязи, в нем — грязь быстро стекала, — блеснул металл. Попросил Нину:

— Возьмите у меня… Что это?

Нина откинулась от люка, вверху раздались неясные возгласы, снова появилась ее тень и задыхающимся от волнения голосом она сказала:

— Вылезайте, посмотрите, скорей!

— Сейчас…

Он продолжал обследовать дно до тех пор, пока не убедился, что больше ничего не достанет, и тогда, с трудом ища, куда бы поставить ногу — из ботинок, с одежды лились вода, грязь — с помощью Нины с трудом выбрался из люка.

— Так что там такое? — Присел на корточки. На танковой, покрытой облупленной почерневшей краской, броне лежал маленький круглый грязный комочек. Виктор Петрович поднял его и, положив на ладонь, повернул к свету. Блеснул желтый металл. Золотые карманные часы! Стекло вылетело, стрелок нет, он потер пальцем циферблат, сверкнула белая эмаль, зарябили остатки цифр.

— Вот носовой платок, протрите, — быстрым шепотом сказала Нина.

Таня и мальчишки, тесно сбившись в кружок, затаив дыхание, ждали.

— Виктор Петрович, на крышке что-то написано!

Он отвел руку. На круглой выпуклой желтой поверхности отчетливо была видна буква «X».

— Хазбулаев… Это часы старшего лейтенанта Михайлова… Это он погиб в этом танке. Он и его экипаж. Они не пропали без вести, — сказал Виктор Петрович. — Они сражались здесь до конца.

Нина взяла у него часы, а потом их так же бережно стали передавать из рук в руки ребята.

— Ну, вот и стало все ясно… Давайте нарвем болотных цветов и принесем их в наш музей. Цветы, сорванные в этот последний день, — сказала Нина. — Они засохнут, но всегда будут напоминать о нем.

— А часы отправим его жене, — добавила Таня. — Ведь так? Вы говорите, она столько лет ждала и верила. Правильно?

— Конечно, отправим… Ну, мальчишки, живо — по кустам.

На сухом песчаном взлобке наломали лиловых, горько пахнущих веток вереска, осторожно опустили крышку люка.

Начался обратный путь. Виктор Петрович шел последним, идя, представлял себе, как он, вернувшись в редакцию, первым делом даст телеграмму в Харьков. А может быть, даже по пути на юг заедет к Михайловой. Как при встрече они сядут друг против друга и он, не глядя в лицо пожилой, столько лет жившей ожиданием чуда, женщине, протянет ей коробочку с часами и начнет объяснять про Хазбулаева, про человека, который тоже любил ее мужа, и про подарок, которому они оба в тот момент придали совсем другое значение: знак внимания, память о бое, но не будущее, не судьба…

Выбрались на знакомую тропу. Шли сосняком, Левашов далеко отстал, под сапогами хрустит, петляет засыпанная мертвым серым мхом тропинка. Как вдруг где-то совсем рядом громыхнул выстрел, пуля с визгом пропела над головой. Виктор Петрович бросился на землю. Посыпались срезанные пулей хвоя и мелкие ветки.

Затем послышался треск, кто-то уходил, ломая кусты.

— Кто это стрелял? — крикнула Нина. Они с ребятами уже бежали к нему, назад. Подлетел и остановился, вздрагивая, готовый по первому приказанию бежать дальше, Акбар.

— Я смотаюсь посмотрю, кто это был, а? — неуверенно спросил Андрей.

— Не смей этого делать! — Нина рассердилась.

Лица у всех были бледные.

— Ничего особенного не случилось, — сказал, наконец, Виктор Петрович. — Случайный выстрел, не надо волноваться. Пошли дальше.

— Случайный! Она как чиркнула, я как пригнусь! — Коля покачал головой. — Нет, это в вас стреляли! Факт!

— Ну кто в наше время будет стрелять в людей? — Таня говорила не очень уверенно. — Акбар перед этим остановился, хотел назад кинуться — я задержала. Он ведь у меня все-все чует! Он бы его нагнал.

— Кого его? Ну и осталась бы ты без собаки.

— А что если он наблюдал за нами, когда мы были у танка, а? — сказал Андрей. — Когда мы стояли на нем, в кустах кто-то прошел, мне показалось.

— Ну, пошло-поехало, — рассердился Виктор Петрович. — Теперь мы таких страхов наговорим! Повторяю, ничего особенного не случилось: человек выстрелил по ошибке, испугался и убежал. Ведь именно так, Нина? Идемте поскорее отсюда.

17

Водяная мельница в Староборье не работала уже много лет. Правда, после войны, в первый месяц, когда молоть зерно для деревни было негде, мельницу починили, и лет пять она верой и правдой служила людям. Потом муку стали привозить из Энска, а старую мельницу забросили окончательно. Никто из деревенских ребят уже не видел, как большое скрипучее водяное колесо вращается, а жернова перетирают крепкий ячмень или золотистую рожь. Вода в обмелевшей и совсем заросшей осокой и кувшинками Ужовке лениво крутила в омуте перед плотиной зеленые островки ряски и тонким ручейком стекала по темному осклизлому желобу.

Двери мельницы забиты не были, на них висел огромный рыжий замок. Окна второго этажа, куда раньше подавали мешки с зерном, были серыми от пыли, а под крышей мельницы гнездились летучие мыши. Старухи в деревне поговаривали, что на старой мельнице живет до сих пор нечисть. Пионеры в нечисть, конечно, не верили, но в одиночку по вечерам никогда к запруде не ходили, а если и бегали купаться, то непременно веселой и шумной толпой.

На этот раз к мельнице подходили всего трое, впереди них беззаботно бежал Акбар. Когда до мельницы оставалось метров триста, Таня послала его в разведку. Вскоре пес прибежал, весело помахивая хвостом, всем своим видом говоря: «Все спокойно, у мельницы — никого». Ребята подошли к ее дверям и огляделись.