Таннен-Э — город под вечными льдами. Легенды Австрии

«Ступай за мной!» — воскликнул черт, сломал ветку орешника и зашагал вместе с Теофрастом к ближнему утесу, возвышавшемуся среди елей. Хлестнул черт прутом по утесу, и разверзся камень. «Обожди чуток, я мигом вернусь», — проговорил нечистый и скользнул в расщелину. Не прошло и нескольких минут, как он появился снова, протягивая студенту два пузырька. «Здесь то, что я тебе обещал, — молвил черт. — В желтом пузырьке золотая субстанция, а в белом — лекарство».

Черт заговорщически подмигнул и добавил: «Пошли вместе в Инсбрук! Сил моих нет, как мне хочется отыскать того негодяя, что засадил меня в древесный ствол. Вот бедняга! Представляю, как выпучит он глаза, когда увидит меня так скоро на свободе».

Посочувствовал Теофраст тому человеку, и захотелось ему его спасти. Предостеречь его он не мог, ведь не знал ни его имени, ни адреса. Да и черт наверняка был намного расторопнее его. Но вот пришла ему вдруг добрая мысль: поймать черта на тщеславии. Когда они проходили мимо ели, в которой раньше сидел нечистый, Теофраст сказал: «Верно, этот чародей обладает могучей силой, раз ему удалось затолкать вашу милость в это малюсенькое дупло. Уж ваша милость сами-то вряд ли сумели бы превратиться в такого крохотного паучка!»

«А вот в этом ты, приятель, сильно ошибаешься», — отвечал черт и высокомерно ухмыльнулся. Надувшись, он принялся хвалиться: «Черту по силам многое из того, о чем вы, жалкие смертные, и понятия-то не имеете. Да что там? Сейчас я на твоих глазах снова обернусь маленьким паучком и залезу в дупло».

«Ну, уж если ваша милость и на такое способны, — воскликнул студент, — берите обратно оба пузырька! Ради того, чтоб взглянуть на такое чудо, я бы чем угодно пожертвовал!»

«Ну и подивишься же ты сейчас!» — молвил черт и мигом превратился в черного паука. А черный паук вскарабкался вверх по стволу дерева и скрылся в дупле.

Не успел он очутиться внутри, как Теофраст схватил затычку и изо всех сил принялся засовывать и вколачивать ее в ствол дерева. Жалобно запричитал черт в дупле, но студент не дал себя одурачить и в завершение всего вырезал ножиком на затычке три новых креста. А сам побежал прочь из леса, предоставив черта его судьбе. На лужайке перед лесом он остановился, перевел дух, а после — радостно оглянулся по сторонам. Все этим утром казалось ему особенно чудесным: и цветы в траве-мураве, и голубое небо, и белые облака. Сел он на траву и проговорил: «Ну-ка, глянем, не обманул ли меня черт!» — затем открыл желтый пузырек и налил капельку себе на ладонь. И верно, капля на его руке становилась все тяжелее и тяжелее и превратилась наконец в червонное золото. Присвистнул довольный студент и порешил опробовать второй пузырек на первом же больном человеке, что встретится ему на пути.

Так вышло, что по дороге домой в Инсбрук набрел он на убогую хижину, где лежал больным один охотник. Дал ему Теофраст выпить несколько капель лекарства, и человек тот поднялся со своего ложа и выздоровел.

Не знала тут радость студента никаких границ. А в скором времени он стал самым известным врачевателем во всей округе.

Долгие годы упражнялся Теофраст в своем искусстве и излечил множество больных, от которых другие врачи уже отказались. Росли его слава и уважение сограждан, а вместе с ними и зависть да злость других врачей в Зальцбурге, растерявших мало-помалу всех своих пациентов. Не раз они исподтишка посягали на его жизнь, но планы их никогда не удавались. Однако в конце концов Теофраст все же стал жертвой коварства одного из своих соперников. Дело все в том, что этому сопернику удалось подмешать в еду Парацельсу толченые алмазные зерна. И Теофраст Парацельс, который помог столь многим людям, не смог спасти самого себя, потому что против смертельного воздействия алмазной крошки не существовало ни единого средства, и даже чудесное лекарство черта отказало.

Когда Теофраст лежал при смерти в своем доме на площади Плацль в Зальцбурге и почувствовал, что конец уже близок, то подозвал своего слугу, отдал ему пузырек с жидкостью золотистого цвета и приказал вылить его содержимое в реку Зальцах. Слуга же решил, что в пузырьке — волшебный эликсир, при помощи которого его господин столь чудесным образом исцелял людей. «Дураком же я буду, — подумал слуга, — если выполню это приказание моего господина. Вылить содержимое пузырька? Да ни за что на свете! Это же наивернейший способ стать в скором времени богатым и уважаемым человеком».

Он отправился к реке, побродил по берегу, пузырек же оставил надежно спрятанным в кармане своего кафтана. Когда через некоторое время он возвратился к своему хозяину, то сказал: «Господин мой, я сделал все, как вы мне приказывали».

«А когда жидкость влилась в воды, — спросил Теофраст, — ты ничего не увидел?»

«Ничего», — отвечал удивленный слуга.

Поднялся тогда Парацельс в гневе со своего ложа и воскликнул: «Ах ты негодник! Так-то ты выполняешь мои поручения! Ты меня обмануть хотел! Сей же час ступай и действительно вылей эту жидкость в Зальцах, а не то, видит Бог, ты об этом пожалеешь!»

В страхе убежал слуга, кинулся к реке и вылил содержимое пузырька в воду. А как только раствор смешался с водами Зальцах, засверкала река, словно чистое золото. С тех пор и находят на дне Зальцах золотой песок.

Что же касается Теофраста Парацельса, то по прошествии нескольких дней он умер в своем доме на площади Плацль в Зальцбурге.

Подледный луг

Слыхали вы когда-нибудь, отчего вершина Хохкенига сплошь покрыта глетчером, который блистает и искрится в солнечных лучах тысячами ледяных кристаллов? Нет? Тогда слушайте!

Когда-то давно там простирались выгоны и пастбища с травами по колено, и стада коров мирно паслись на тучных лугах. Пастушьи хижины были ухожены, коровницы-хуторянки хороши собой и охочи не только до работы, но и до песен. А работы у них было хоть отбавляй, ибо нигде больше в округе коровы не давали столько молока. Причиной тому, верно, были нежное сено и сочные душистые травы, которые росли там в изобилии. Наконец пришел день, когда масло, и сыр, и молоко некуда стало девать, столь велико было благословение над этим краем.

Хуторянки разбогатели, в кошельках у них зазвенело золото. Не диво, что привольная жизнь в достатке быстро научила их высокомерию и чванству, и они уже не знали, что делать со своим богатством. Хотите верьте, хотите нет — бубенчикам на шеях у коров полагалось быть из чистого серебра. И до того они чудесно звенели, эти серебряные бубенцы, что хуторянок взяла обида за своих быков — чем те хуже? Сказано — сделано: быки отныне щеголяли вызолоченными рогами, которые так и сверкали на солнце. Но и этого хуторянкам было мало. Они ели и пили, сколько душе угодно, а на прозрачную воду из горных источников и смотреть больше не хотели: вместо нее им доставляли бочками лучшее вино из погребов епископа Зальцбургского. На свои развеселые праздники они сзывали самых бедовых охотников со всей округи и распевали и отплясывали с ними ночи напролет.

Когда-то прежде они славились своим благочестием, ныне же совсем позабыли чтить Господа и обходились с его дарами так, словно те даются человеку не во благо его жизни, а только удовольствия ради. Девицы желали, чтобы их руки и лица были нежные и холеные, как у графинь; они купались в молоке, а искупавшись, так и выплескивали его целыми лоханками. Дорожки между домами эти гордячки мостили сырными головами, а на замазку пускали свежее масло и шутили, будто все это на тот случай, чтобы нечистому было чем полакомиться, если он со своей братией как-нибудь заявится к ним ночью. Из золотистого масла они скатывали шары и играли ими — словом, вконец избаловались с жиру.