Таня Гроттер и пенсне Ноя
Шрифт:
Они находились в просторной и светлой зале, убранной не без роскоши. Тяжелая бархатная портьера разделяла ее на две части. Перед портьерой, преграждая им путь, на горе костей помещалось массивное и очень пухлое существо неопределенного пола. У него было две головы – каменная и глиняная. Первая голова была головой старца, вторая – головой молодой женщины. Жирный мягкий торс чем-то напоминал тела богов Древней Индии. Две из четырех его рук лежали на бедрах, две были скрещены перед грудью. Во всей его фигуре была какая-то одутловатая неподвижность.
Ягун попытался обойти существо и заглянуть
Поняв, что ему не пройти эту залу и за целую вечность, Ягун остановился и беспомощно посмотрел на Таню.
– Тут какая-то пространственная магия. Похоже, мы застряли, – сказал он.
В этот момент голова старца разомкнула губы.
– Я Ицатва. Тот, кто хочет пройти дальше, должен ответить на вопросы. Не станете отвечать – останетесь здесь и умрете от голода. Рискнете и ответите неверно трижды – ваша смерть будет быстрой… Что останется, если я заберу ваше дыхание, ваш след и вашу тень?
– Останусь я! – наудачу вякнул Баб-Ягун.
Ицатва не ответил. Он явно был из тех, кто не тратит времени и сил на лишние слова. Но Баб-Ягун в ту же секунду ушел в пол по пояс. Он не ощущал боли, увидел лишь, что вокруг его ног сомкнулся сплошной камень. Нечего было и думать о том, чтобы освободиться. Таня увидела, что Баб-Ягун побледнел.
Таня постаралась расслабиться. Впервые в жизни она жалела, что не родилась Шурасиком. В мире магов вообще популярны философские загадки. Загадки же типа «два конца, два кольца, посередине гвоздик» являются исключительно изобретением лопухоидов. «Искренность, друзья мои, только искренность. Думайте сердцем, ищите всеобщее – то, что объединяет всех. Голова здесь дурной советчик», – нередко говаривал Сарданапал, сам любитель подобных ребусов.
На что-то смутно надеясь, Таня поднесла к глазу стеклышко Ноя и посмотрела сквозь него на Ицатву, но это не приблизило ее к разгадке. Ицатва остался Ицатвой – он не стал ни лучше, ни безобразнее.
– Останется мудрость! – осторожно сказала Таня и ушла в пол уже не по пояс, как Ягун, а по грудь. Это было понятно – ведь оставшаяся у них попытка – одна на двоих – была последней. При следующем неправильном ответе они с Ягуном окажутся заживо замурованными.
Ицатва же вновь не шевельнулся: лишь вопросительно приподнял одну бровь. Он терпеливо ждал последний ответ.
– Останется… память! – сказала Таня, желая лишь, чтобы все поскорее закончилось. Она была уверена, что это все, гибель. Но тут голова старца слетела с плеч Ицатвы и раскололась, ударившись о пол. Ицатву это мало обеспокоило. Вторая его голова даже не взглянула на осколки.
Таня же внезапно поняла, что увязает в граните всего лишь по пояс. Теперь разомкнула губы глиняная голова, голова молодой женщины. Вот только голос был все тем же.
– Что уродует самое красивое лицо и может превратить в неудачницу даже богиню Фортуну?
– Злоба. Зависть, – поспешно выпалил Ягун, разом использовавший две попытки.
На миг они вновь провалились в пол по грудь, а затем неведомая сила небрежно вытолкнула их из плена. Таня
так и не успела понять, какой из двух ответов правильный. Но все равно благодарно посмотрела на Ягуна.Глиняная голова скатилась на пол и разбилась. Но это был еще не конец. Теперь грозный голос звучал из утробы Ицатвы. Одновременно те две его руки, что лежали на бедрах, вытянулись вперед.
– Вы слишком часто отвечали неправильно. В этой руке у меня твое сердце. В другой – твое. Одно из сердец я верну, другое – раздавлю. Кто-то из вас должен остаться здесь и умереть, другой же сможет продолжить путь. Ну же, выбирайте: кому умереть?
– Мне! – быстро сказала Таня, вспомнив о флаконе с ядом. Не все ли равно – когда и как, если умереть все равно придется?
– Эх, мамочка моя бабуся! Нет, не тебе, мне! Я хочу! – заспорил Баб-Ягун.
Голос Ицатвы возвысился. Теперь он гремел как труба.
– Это окончательное решение? Я даю вам последнюю возможность. Будете упорствовать – погибнете оба. Ну же, кто готов принять жертву и остаться жить?
– Не я, – сказала Таня.
– Ну и не я! – заявил Ягун.
Они ожидали смерти, но вместо этого Ицатва сказал:
– Вы сделали правильный выбор. Я раздавил бы сердце того, кто смалодушничал, или два сердца, если бы смалодушничали оба… Теперь же мой черед уйти – так уж написано на роду! Слижите кровавую пену с моей шеи – и получите всю мою магию! Коснитесь губами капли пота на моем челе – и обретете мудрость. Вдохните мое последнее дыхание – и моя сила станет вашей.
Тяжелое тело Ицатвы покачнулось на горе костей и, внезапно распавшись на четыре части, скатилось вниз. Таня и Баб-Ягун осторожно приблизились. Теперь ничто уже не удерживало их. От Ицатвы пахло землей, глиной и еще чем-то. Похоже, он был когда-то вылеплен из грязи и глины, обложен камнем и обрызган кровью.
– Так как насчет его силы? Кто первый? – неуверенно спросил Ягун.
– Знаешь, тут явно какой-то подвох, – сказала Таня. – Пожалуй, нам лучше отказаться от его подарков. Я сомневаюсь, чтобы Дубодам предложил нам что-то бескорыстно.
– Угу… Слизывать пот мертвеца и кровавую пену… Я, конечно, гурман, но все же не до такой степени. В магическом мире подобные подарки принимает только полный чайник, – проговорил Ягун.
Тело Ицатвы вспыхнуло. Пламя метнулось к стене и охватило портьеру. За ней оказалась дверь из темного дерева. Ягун сильно толкнул ее, и она открылась с неприятным скрипом. Сразу за дверью начинался узкий коридор с темницами. Двери вздрагивали. Из-за некоторых раздавался глухой нечеловеческий рев и рычание.
Ягун осторожно заглянул в зарешеченное оконце. Там, в каменном мешке, метался худой длиннорукий человек с головой ягуара. Заметив Ягуна, он прыгнул на дверь и, рыча, принялся трясти ее, на всех живых и мертвых языках требуя крови.
Внук Ягге отскочил так поспешно, что налетел спиной на другую дверь, расположенную прямо за ним. В тот же миг чьи-то холодные пальцы, просунувшись сквозь прутья решетки, вцепились ему в шею. Пытаясь повернуть голову, Ягун увидел синее существо со складчатыми крыльями и огромной, точно котел, головой. Зубы в его распахнутой пасти скользили навстречу друг другу, как две цепи бензопил.