Таня Гроттер и птица титанов

Верка Попугаева взвизгнула.

– А-а-а! Этот гаденыш коснулся моей руки! Я-то думала: я ему нравлюсь, а он – гимрак! Шлепкус всмяткус капиталис! – яркая искра, выпущенная из ее перстня, врезалась в грудь Тузикову.

Заклинание размазывания по стене – жуткая вещь. Мгновение спустя ноги Кузи отделились от пола. Описав в воздухе полукруг, он врезался в рамку с портретом Дедала Критского. Кузя Тузиков, сын потомственного мага Тузикова, некогда оживившего утопленную Герасимом собачку Муму, сполз на пол и, не двигаясь, затих.

В кабинете повисла тишина – такая, что стало слышно, как у Гуни Гломова бурчит в животе. Потом Рита Шито-Крыто негромко окликнула:

– Попугаева!

– Ну? – отозвалась та.

– Верка! Это ты?

– А кто еще?

– Уж я не знаю кто. Если Тузиков был гимраком и прикоснулся к тебе, то… понимаешь, что это означает?..

Первым разобрался в этом, как ни странно, Жора Жикин, который в обычное время не отличался ни умом, ни сообразительностью.

– Фурыллис эббус труфус бонирайис аппедицитус болотомус! – выпалил он на одном дыхании, и Верка Попугаева, синея и зеленея, покатилась по полу.

Доцент Горгонова укоризненно цокнула.

– А вот это напрасно! Никаких Фурыллисов! Этот сглаз относится к числу безусловно смертельных! К счастью, пяти минут еще не прошло, и контрзаклинание сработает. Добрее надо быть, молодой человек!.. Дуллис нуллис!

Искра из ее перстня коснулась Попугаевой, и лицо Верки перестало быть таким пугающе синим. Судорожный шипящий звук сквозь стиснутые зубы – и Попугаева вновь начала дышать.

Теперь все уцелевшие укрывались за партами, настороженно наблюдая друг за другом и отслеживая каждое случайное движение. Любая критическая ситуация мгновенно делит коллектив на четыре примерно равные части. Первая – пытается спастись бегством. Вторая – впадает в ступор или прикидывается ветошью. Третья – истерит, распускает руки и ищет виноватых (обычно это все, за вычетом самого ищущего). И, наконец, четвертая – пытается предпринять нечто конструктивное.

Дуся Пупсикова – увы, приходится это признать! – относилась к паникующей группе.

– Гимрак убил Попугаеву и Тузикова! А! О! Они разлагаются!.. О! А! Я слышу смрад! Выпустите меня отсюда! О! О! Не хочу быть жертвой! Линузус очкустус! – заголосила она, обжигая нос магической искрой, которую в панике выпустила слишком близко.

В спешке Дуся забыла, что заклинание невидимости не распространяется на одежду и волосы. Ее опустевшая юбка пробежала вдоль стены и пискнула, споткнувшись об упавший стул. Из-под повисшей в пространстве челочки донесся жалобный стон:

– Я вывихнула ногу! Пристрелите меня кто-нибудь – я умираю! Я стала гимраком!.. Запомните меня прежней! Жикин, ты подлый эгоист! Каменное сердце!.. Ой, коленка болит!.. Я гимрак, гимра-а-ак!

Вопли сменились мирным сопением. Медузия, сжалившись, усыпила Пупсикову банальным Пундусом храпундусом.

Семь-Пень-Дыр высунул из-под парты голову, прикрывая ее сверху стулом.

– Я понял, как гимрак попал в Тузикова!.. А то у меня не стыковалось! Вот она где прокололась, гадюка! – прошипел он.

– Кто?

– Да Ритка Шито-Крыто! Кто выпустил гимрака? Она! Кто стоял к дверце ближе всего? Снова она!.. Делайте выводы! Потом она проходила мимо Тузикова и задела его рукой! Ритка – гимрак!

– Сам ты гимрак, пень с дырками! – буркнула Ритка. – А вы все имейте в виду! Сунься ко мне кто – прикончу на месте!

Черномагесса полулежала, забаррикадировавшись сразу двумя партами. Парты окутывало красное защитное облако, потрескивающее при всяком Риткином движении.

– Не верьте ей! Гимрак ее пожрал и зомбировал!.. Сто дырок от бублика даю, что она гимрак! – завопил Семь-Пень-Дыр. – Нельзя терять времени! На счет «три» атакуем! Раз… два… три!

Помчавшийся в атаку Горьянов рухнул лицом вниз, сраженный усыпляющим шипом. Ритка не промахнулась. Сам же Семь-Пень-Дыр почему-то остался в укрытии.

– А ты чего не побежал? – поинтересовался у него Ягун.

– Замешкался! – возмутился Дыр. – Говорил я, что она гимрак!.. Смотрите, иголку в Горьянова воткнула! Нормальные темные маги так не поступают!.. Приготовились! Раз, два…

На счет «три» Дыр снова таинственно замешкался, а жертвой суровой Риты стал Жора Жикин, не успевший поставить блокировку против рокового сглаза Гыгли-мыгли карадыгли.

Больше к Шито-Крыто никто не совался. Издали ее обстреливали запуками, но запуки гасли, встречая защитное сияние. Медузия Горгонова, единственная, кто без проблем справилась бы с Риткой, от участия в схватке почему-то уклонилась. «Семь пней и одна дырка» еще немного поискал желающих идти в атаку, но таковых не обнаружилось, что его крайне возмутило.

– Ну и ладно! Не хотите сражаться, и не надо! – с сожалением произнес он. – Может, гимрак в нее и не вселялся! Я же ничего не утверждаю. Я просто высказал свое мнение… Между прочим, Гроттер тоже странная! Сидит и молчит! Вот чего она сидит и молчит?

Ванька, вздохнув, расшнуровал свой тяжелый десантный ботинок и, шепнув Топтакли-лягакли, подбросил его Семь-Пень-Дыру. Стол Дыра трижды подпрыгнул, и – все стихло.

– Ну вот! – сказал Ванька, грустно шевеля большим пальцем, торчавшим из рваного носка.

Печаль Ваньки объяснялась просто. Заклинание Топтакли-лягакли было необратимым и неснимаемым. Буйствуя, обувь атаковала всех, включая ее владельца. Значит, ботинок навеки потерян. Другой же обуви у Ваньки не предвиделось. Разве что попросить у Тарараха валенки-быстрошмыги? Но у них такой чудовищный перелет, что от кровати до стола порой приходится добираться с заскоком через Норвегию.

Таня смотрела на Валялкина с недоверием. Она не понимала, как получилось, что защитил ее не Глеб, а Ванька, которого она считала способным только на то, чтобы таскаться за ней хвостом.

Дальше было еще хуже. Заклинания становились опаснее. Воздух рябил от искр. Пахло горелыми партами. Изредка красные и зеленые искры сталкивались, взрывались с сухим стеклянным хлопком, и начинала твориться совершенная белиберда.

– Паранойус крышус срывонис!

– Маразматут кульминационит!

С разных сторон звучало то Ноуменус кантус выпулялис, то Маньякус пришивакус Магфиозо якудзякус. Медузия едва успевала успокаивать накаляющиеся страсти то Парус спускалусом, то Отрезвонум нормаликусом.

К окнам с противоположной стороны прилипали любопытные диатезные физиономии спешно вызванных магфиозных купидонов. Малютки в темных очках неустанно трещали крылышками и, рисуясь друг перед другом, извлекали из карманов пухлые пачки конфетных фантиков. Один самый магфиозный, самый крутой купидон случайно потерял красные, в горошек шортики, зацепившись за оконную ручку. Из дыр в карманах посыпались надкусанные пряники и кусочки черного хлеба. Прочие купидоны притворились, что ничего не заметили. Истинные магфиозо должны всегда покрывать друг друга.