Таран

— А куда же он ездил, е-мое?! — удивился Костыль. — Ты что, полковник, мозги нам пудришь?

— Костя, будь повежливей, если можно! Все-таки в гостях находишься, а не у себя на хате… — скромно заметил Мазаев. — Разве я говорил, что с Жорой разобрался Птицын? Это вы с Васей, ничего не дослушав, подняли кипеж. Если вы, милые браточки, будете себя плохо вести, вас тут просто повяжут, как цуциков, соображайте мозгами…

Вася и Костыль попритихли: и впрямь тут, на этой оперативной дачке, особо не повякаешь.

— Могу объяснить, куда ездил Жора, — сказал Михаил Иванович, — вернемся к нашей карте. Вот здесь, в восьми километрах от поста ГАИ, — поворот налево. Дорога выводит к бывшему пионерлагерю «Звездочка», который при советской власти принадлежал химкомбинату. А в этом пионерлагере нынче обосновался известный вам «дядя Вова», у него там и личная резиденция, и подпольный бордель, и лаборатория по разработке наркотических препаратов нового поколения. Удобное место, в сторонке и от дорог, и от населенных пунктов, и от старых друзей… И дорожки туда кружные и малоезжие, сразу приметно, если кто-то сел на хвост. Опять же выехать можно на два шоссе, причем несколькими разными путями. В общем, мои опера так и не вычислили толком, где он базируется. Но повезло, как ни странно. Дело в том, что гражданка Терещенко Александра Михайловна, которую Вова имел несчастье приговорить к смерти, по счастливой случайности умерла несколько позже, чем планировалось…

— Это та, что на улице Некрасова сгорела? — Самолет немедленно вспомнил беседу с «дядей Вовой» в «Маргарите» — Которую сперва прикололи, а потом из пистолета добили?

— Не совсем так. Ту версию, которую ты сейчас излагаешь, я специально для Вовы придумал. Чтоб он не сильно беспокоился. Ну, и чтоб господин Перфильев себя спокойней чувствовал… Девушку-то эту, Шуру Терещенко, из-за него убивать собирались. Потому что она нечаянно задержалась там, где «дядя Вова» вел с господином Перфильевым весьма интересную беседу… Вообще-то, ее предполагалось ни химзавод отвезти и бросить в канаву с кислотными стоками. Это ей сопровождающие рассказали, убежденные в том, что дальше нее это не уйдет. Но ей повезло: ребята захотели ее и лесок сперва отвезти, побаловаться. И вдруг откуда ни возьмись — пацан с автоматом. Юра Таран, тот самый, гроза полей и огородов! Пошмалял их как детей, а девушку посадил за руль. И поехали они по дороге к городу, намереваясь объехать его по объездному шоссе и спрятаться у Шуриной подруги в одном дачном поселке, где, возможно, жили бы просто как голубки, но тут приключилось несчастье. Два чудика на букву «м», Чалдон с Матюхой, решили, что смогут ни «уазике» догнать «Тойоту». В итоге слетели с копыт. Матюха убился, а Чалдону Юра и Шура помощь оказали, как ни странно, отвезли в город и сдали в травмпункт. А потом к Шуре домой поехали. Вот тут и вышла драма — в подъезде нарвались на какую-то шпану, и Шуре в живот перо воткнули. Таран ее отнес наверх, а сам побежал звонить в «Скорую». Бедная Шура от большой тоски, что жизнь не сложилась, подпалила обои, а потом решила из пистолета выстрелить в рот, чтоб не мучиться. Но промахнулась, разворотила щеку, частично зубы, но до смерти не убилась. А бабушка-соседка, некая Софья Дмитриевна Алексеева, девяносто без малого по возрасту, увидев, что пожар начался, смогла ее вытащить. Пожарные Шуру кое-как перевязали, передали «Скорой», которую по рации вызвали. Долгое время была в сознании и требовала к себе кого-либо из старших офицеров милиции. По крайней мере, так из больницы сообщили, когда к нам в управление позвонили. Опять же повезло, что я был на службе… Учтите это, господин Перфильев! Так что пока о том, что Шура, царствие ей небесное, все-таки рассказала кое-что, знаем только мы с вами. А то Вова бы и вас следом за Жорой отправил. Может быть, еще вчера.

— Все это хорошо, — наморщил лоб Костыль. — Но на фига все-таки Жора туда помчался? Я ж точно помню, что он с Генрихом договаривался.

— Вот этого я, к сожалению, не знаю. Если б ко мне прошлой ночью шпионку не подослали, я бы на Вову и не подумал… Скорее на Самолета, конечно.

— Я могу пояснить… — с некоторой неохотой произнес Перфильев. — Генрих вчера сообщил, что Жора перезвонил ему еще раз и сообщил, что переносит встречу на другой день. Птицын считает, что у него в системе прошла утечка. Прошу учесть, что кейс пришел к нему вчера в середине дня. Так что Жорина смерть с появлением кейса напрямую не связана.

— Давайте немного отложим историю с Жорой, — предложил Мазаев. — Может быть, все-таки обсудим предложения Генриха?

— Вопрос назревший, — солидно произнес Костыль. — Перед лицом «дяди Вовы» надо сохранять единство. Иначе он нас всех перетравит.

— Я тоже не возражаю, — проворчал Самолет. — Доложи, Геннадий, будь другом.

— Исходные условия принять трудно, — произнес Перфильев. — Но есть пространство для маневра. Генрих просит выделить ему в распоряжение двадцать пять процентов средств, накопленных в известном фонде, то есть дать право подписи по доверенности. Ну, и в качестве дополнительных услуг лично от меня — максимально облегчить оформление бумаг в обладминистрации, а также подогнать организованную им школу частных охранников под указ об оборонно-спортивных организациях и снять с нее частично некоторые местные налоги.

— Губа не дура! — покачал головой Вася. — И что за это, чемодан в руки?

— В том-то и дело, что нет. Он сказал, что кейс — это в некотором роде гарантия его личной безопасности. Генрих еще до того, как пригласил меня на встречу, отправил кейс за пределы области. Он прекрасно понимает, что с ним ничего не может случиться, пока компромат под контролем его людей. По его утверждению, там, в кейсе, достаточно много сведений, касающихся не только меня лично, но и фонда, в существовании которого мы все до некоторой степени заинтересованы. У него есть номера счетов, могу показать список, который он мне вручил.

— Не может быть! — вскричал Самолет. Перфильев достал вчетверо согнутый листок и положил перед Васей.

— Это Крылов выкопал? — с явным волнением произнес Летунов. — Ни фига не поверю! Все засвечено…

— Я не знаю, взял ли он эти номера из кейса Крылова или из других источников, но они точные, верно? Уже этого хватит, чтобы нас сильно подставить. И копии с фиктивных договоров о переводе средств несуществующим фирмам у него есть. Он указал и страны, в которых фирмы зарегистрированы, и их названия, и реквизиты. Причем самое ужасное, с его точки зрения, если информация о фонде хотя бы частично попадет к Вове и тем, кто его поддерживает.

— Тут он прав, — произнес Костыль. — От ментов и полицаев еще можно отмазаться, а от братвы — никогда.

— Кстати, — прищурился полковник, — а Генрих еще, не предлагал Вове кейс?

— Пока нет. Но, если у «Антареса» есть утечка, разговор непременно будет. И Вова вряд ли поскупится…

— Тебе, Геннадий, случайно комиссионные не предлагали? — спросил Вася с плохо скрываемой неприязнью. — Что-то ты больно за интересы Генриха переживаешь. Тебе так не кажется, а?

— Комиссионные должен предлагать ты, Василий Петрович, — без ложной скромности произнес Перфильев. — Мне за скорейшее заключение сделки. Потому что иначе нельзя гарантировать, что завтра, даже сегодня вечером, ксерокопии этих бумажек не попадут к Вове. А завтра, как известно, вам с Костей назначена весьма ответственная встреча. Если Вова завтра будет в курсе дела, вы оттуда попросту не вернетесь.

— Блин, — рассердился Вася, — ты за фу-фу еще и бабки просишь? Ну, ты нахал, Гена! Я понимаю, если б еще кейс в полном объеме — за пять процентов, скажем. Башли туда — бумага сюда. Это ж он нас будет стричь по полной норме из года в год!

— Знаешь, корефан, — вздохнул Костыль, — я намедни сказал покойнику Жоре, когда он был еще живой, что лучше буду в лаптях по земле бегать, чем лежать под землей в ореховом гробу и белых тапочках. К тому же, если вернуться к вопросу о «дяде Вове», то при том, что мы нынче знаем, с ним надо что-то решать — и быстро.

— Быстро только кошки трахаются, — произнес Вася. — Я понимаю, что гражданину полковнику этот вопрос кажется вполне ясным. Тем не менее он что-то не дает команды ОМОНу, не поднимает по тревоге СОБР, чтоб мчались на всех парах освобождать пионерлагерь «Звездочка» и водружать над ним большой трехцветный флаг. Потому что покосить там всех не удастся, да и вообще умные люди в ментов не стреляют. И Вова так и так останется живым, ему даже вышку с исполнением нынче не дашь, да и ту надо помаяться, чтоб пришить без перекоса. А ведь Вова из вредности может и показания дать. Такие, что в Управлении собственной безопасности аж подпрыгнут от восторга, разоблачив полковника Мазаева как оборотня и двурушника. Вот почему ему бы очень хотелось замочить вора руками воров. Я уж не говорю, что, по понятиям, это то же самое, что для мусульманина насрать на Коран. Да, сейчас беспредел, эпоха гангстеризма и отмороженности, в которую многое делается не так, как завещали великие предки. Да, Вова сам повел себя хреново до невозможности, и любой приличный сходняк лишил бы его почетного звания и поставил бы на перо в натуре. Но все же многое требует предварительного обмозгования. Вова в области — смотрящий, господа хоршие и не очень. Если в тех местах, с которыми мы контачим по разным товарно-денежным делам, об этом узнают — жизнь сильно осложнится, Костыль. Придется много бегать и объяснять, что мы не ссучились, а права имели. Кстати, хрен объяснишь многим. Особо на югах, которые терпели нас только из уважения к Вове. А там мимо аксакалов и саксаулов не проедешь — не поймут. Зарубят товар — и те, кто нам под него авансы давал, поставят нас на счетчик.

— Васек! — с деланной проникновенностью произнес Костыль. — А тебе Вован случайно адвокатскую ставку не платит? Ты же вроде был уже вполне согласный. Что случилось, а? Или, может, думаешь, что мы все дурее тебя? Мне Жора покойный всю эту же систему сомнений пересказал втрое короче и вдвое понятнее. Но то, что завтра нас двоих могут вынести из «Маргариты» с инфарктом от какого-нибудь Вовиного снадобья или одного с инфарктом, а другого с инсультом, — это правда жизни. Или ты надеешься, что Вова учтет твою преданность? Зря! Замочит через месяц — крайний срок.