Тарантул (Тарантул 3)

– А ты чего «гаврилку» нацепил, Степа?

– Он теперь у нас зафрантил. Новый костюм купил и ходит по улице без пальто. Задается.

– Ничего я не задаюсь, – обиделся Степа.

– А зачем без пальто ходишь? Холодно же…

– Пальто в починке; а далеко ли до магазина сбегать, – оправдывался Степа.

– Ладно. Мы не маленькие, – не унимался Миша. – Нас не проведешь. Я тебе скажу, Вася, в чем дело. В магазине… знаешь, в «красных кирпичиках», девочка есть, ученицей поступила… Понимаешь? Вот он для нее и вырядился.

– Ну и врет, ну и врет! – сильно покраснев, запротестовал Степа. – Не слушай его, Вася. Это он нарочно выдумывает.

– А чего ты покраснел? – спросил Вася.

– Что?

– Покраснел почему?

– Разве покраснел? У вас тут жарко. Халаты, что ли, греют, – небрежно сказал Степан и, поправив халат, повел плечами, словно на нем была тяжелая шуба.

Смущение Степы говорило само за себя. Над ним часто подшучивали и раньше, но всегда он был спокоен. И вдруг смутился. Значит, Мишина шутка попала в цель.

Под перекрестным огнем насмешливых взглядов Степа смущался все больше и всячески старался показать, что шутка ничуть его не обидела. Он стал внимательно разглядывать потолок, стены, соседние кровати. Чтобы не видеть комичных усилий друга и не расхохотаться, Васе пришлось закрыть глаза. Миша тотчас же толкнул локтем в бок Степу и, кивнув на раненого, встал.

– Довольно болтать, – тихо сказал он. – Нянечка не велела много… В другой раз поговорим. Ты поправляйся, Вася, мы пойдем.

Вася взглянул на друзей и, с трудом удерживая подкатившийся смех, пояснил:

– Ничего, Мишка. Щека, понимаешь, засохла, смеяться не дает, саднит.

– Повидались – и хватит.

– Степа, ты не сердись… Наклонись поближе, – попросил Вася и, когда приятель присел возле изголовья, продолжал: – У меня к тебе просьба. Сделаешь?

– Ясно, сделаю.

– Матка, понимаешь, одна, а я окна не утеплил. Надо фанерки к раме прибить поплотней и газетой заклеить. Гвозди в столике.

– О чем говорить? Гвозди у меня есть.

– Так сделаешь, Степа? Холодно ей.

– Сегодня же сделаю.

– Ну спасибо, – закончил Вася, но не выдержал и продолжал: – Слушай… А как ее зовут?

– Кого?

– А это девочку, продавщицу?

– Ну что вы, в самом деле, выдумали! – с возмущением сказал Степа. – Мало ли в Ленинграде продавщиц! Какое мне дело до них!

Начала разговора Миша не слышал, но, когда Степа стал отрицать очевидную истину, решил вмешаться:

– Подожди, подожди! А на прошлой неделе кто тележку тянул по Большому? Пристяжкой.

– Какую тележку?

– С продуктами в «красные кирпичики».

– Ну так что?

– Ничего. Против фактов не попрешь, дорогой товарищ.

Теперь Степе ничего не оставалось, как только безнадежно махнуть рукой и отойти от кровати. Отрицать было бесполезно. На прошлой неделе он действительно помогал Кате везти в магазин продукты, и, значит, Мишка их видел.

13. УТРОМ

Константин Потапыч проснулся, но не сразу сообразил, где находится. Тепло, сухо, светло, и покрыт он не шинелью, а ватным одеялом. Спал он крепко.

«Куда это меня занесло?» – подумал майор, вытирая ладонью губы.

Почувствовав гладкую кожу бритого подбородка, сразу все вспомнил. В гостях! Вчера он якобы приехал в Ленинград с Большой земли и под фамилией Мальцева остановился у знакомого химика. Как же его зовут? Сергей Дмитриевич Завьялов. Сам хозяин в командировке, а здесь живут его дети, Коля и Аля. Вечером он был в бане, потом побрился и около восьми часов лег спать.

А сколько сейчас?

Константин Потапыч вытащил из кармана пиджака, висевшего на стуле, часы и посмотрел.

Батюшки! Одиннадцать! Сколько же он спал? Шестнадцать часов.

Пора вставать. Но ему дали отпуск до завтрашнего дня, и надо им воспользоваться. Можно поваляться часок-другой. В кровати так тепло и приятно.

В квартире полная тишина. Никаких признаков жизни. А ведь здесь он не только затем, чтобы валяться на кровати. Иван Васильевич уговорил его пожить с ребятами два дня и устроить им что-то вроде экзамена, посмотреть, как они будут себя вести в его присутствии.

«Ну что ж, пока все идет хорошо, – думал майор. – Встретили меня сдержанно, но приветливо. Не смутились, не суетились. Коля проводил до бани и ушел в училище, а Аля вечером напоила чаем. Хорошая девочка! Самостоятельная, заботливая. Настоящая хозяйка. Вот если бы и моя была такой, – с грустью подумал Константин Потапыч, невольно сравнивая Алю со своей избалованной, капризной дочерью, которая ничего не умела и не желала делать. Сейчас она эвакуирована со школой и живет за Уралом. – Как-то она там?»

…Миша давно сидит над учебниками. Глаза бегают по строчкам, но из всего прочитанного не запомнилось ни одного слова. Дверь в комнату приоткрыта, и он напрягает слух, чтобы не пропустить момент, когда встанет гость.

Сколько же можно спать?

Томительно тянется время. Наконец скрипнула дверь, и послышалось шарканье ног. Гость прошел в ванную комнату. Плеск воды, фырканье доносились ясно.

«А что он делал в комнате, как одевался, этого было не слышно, – подумал Миша. – Надо, чтобы дверь в его комнату закрывалась неплотно. Петлю, что ли, сломать?»

Через несколько минут раздался голос:

– А дома кто-нибудь есть?

– Есть! – отозвался Миша, выходя в переднюю.

– Такая тишина. Я уж думал, что все ушли, бросили меня одного. Привет моряку! Как успехи?

– Ничего, – сдержанно ответил Миша, здороваясь с гостем. – Проходите в гостиную, Григорий Петрович. Аля там оставила завтрак. Долго вы спали!

– Да-а… Я и сам поразился. Шестнадцать часов спал, как сурок.

Они прошли в гостиную. На столе стоял чайник, накрытый стареньким, но ярко раскрашенным петухом, сшитым из лоскутков и ваты. Нарезанный хлеб и консервированная колбаса были аккуратно разложены на тарелках.

– Смотрите, как она это все заботливо! – похвалил гость. – Прелестная хозяйка… Гордитесь своей сестрой, Коля! А где она сама?

– В школе. Остыл, наверно, – сказал Миша и, подняв «петуха», потрогал чайник.

– Ничего, ничего, – остановил его гость. – Очень горячий я не пью. От горячего чая, говорят, всякие неприятности в желудке развиваются. Язвы, колиты… Вы замечали, Коля, что животные горячего не пьют и не едят? Кошки, например, собаки?

– Да. Это я видел.

– Вот, вот. Кошки очень любопытно обращаются с горячим кусочком мяса или рыбы. Лапкой пробуют, катают его и ждут, пока остынет. А почему? Их ведь никто не учил… Это природа. Природа – великое дело. Человечество оторвалось от природы, и поэтому много всяких неприятностей, – назидательно говорил гость, наливая себе чай и усаживаясь за стол. – Зубы портятся раньше времени, глаза; волосы вылезают… Сколько лысых развелось! Про болезни я уж не говорю. А все дело в том, что от природы оторвались.