Тарас Шевченко
Шрифт:
Когда 3 ноября 1857 года Шевченко впервые увидел сборники Герцена «Полярная звезда» с литографированными портретами пяти повешенных Николаем декабристов — Пестеля, Рылеева, Бестужева-Рюмина, Муравьева-Апостола и Каховского — над изображением плахи и топора, как символ народного отмщения, — Шевченко не мог сдержать горячего волнения:
— Обертка, то есть портреты первых наших апостолов-мучеников, меня так тяжело, грустно поразили, что я до сих пор еще не могу отдохнуть от этого мрачного впечатления. Как бы хорошо было, если бы выбить медаль в память этого гнусного события! С одной стороны портреты этих великомучеников с надписью: «Первые русские благовестители свободы». А на другой стороне медали — портрет неудобозабываемого Тормоза с надписью: «Не первый русский коронованный палач».
В Нижнем Новгороде начал Шевченко
Шевченко проклинает и бога, покровительствующего царям:
Безбожный царь, источник зла, Гонитель истины жестокий, Что натворил ты на земле! А ты, всевидящее око! Ты видело ли издалека, Как сотнями в оковах гнали В Сибирь невольников святых? Когда терзали, распинали И вешали?! А ты не знало? Ты видело мученья их И не ослепло?!Призывом к борьбе за свои права, к всенародной революции проникнута поэма «Неофиты». Сам Шевченко указывал, что эта поэма «будто бы из римской истории»; в действительности же он, как это часто делали революционные поэты, под видом древнего Рима, жестокого цезаря Нерона и первых мучеников-христиан изобразил царскую крепостническую Россию, ее самодержцев и помещиков, угнетенный народ и самоотверженных борцов за его свободу.
Поэт рисует картину жандармского произвола и репрессий, которая, конечно, не могла восприниматься как картина «древнего Рима», слишком она напоминала николаевскую Россию:
Нет ни одной семьи иль хаты, И нету ни сестры, ни брата, Чтоб слезы не лились рекой, Чтобы не мучились в тюрьме Или в далекой стороне…Но эти муки изгнанников, без суда сосланных десятками, сотнями и тысячами «в Сибирь, иль то бишь… в Скифию!», как иронически замечает Шевченко, не пропадут даром, близится час расплаты:
Кишат Невольниками Сиракузы — В подвалах, в тюрьмах А Медуза И голытьба в трактире спят. Но скоро грозная восстанет И кровью вашею, тираны, Похмелье справит.Поэт верит в победу народа над своими угнетателями; вдохновляют народ в борьбе сосланные царем революционеры, которые вновь становятся в ряды бойцов против деспотии:
Нерон жестокий! Божий суд, Внезапный, праведный, в дороге Тебя застигнет. Приплывут И прилетят — на белом свете Их много — мученики, дети Святой свободы. Вкруг одра, Вкруг смертного одра предстанут В оковах… А ты, мучитель, во сто крат Собаки хуже ты!К «святым воинам-мстителям» поэт исполнен горячей любви и уважения, для него именно в них заключен идеал служения Истине:
Хвала! Хвала вам, души молодые, Хвала вам, рыцари святые, На веки вечные хвала!..Нетрудно в образе этих «святых рыцарей» узнать новое воплощение темы декабризма, новое раскрытие смысла и значения беззаветного подвига «первых русских благовестителей свободы».
Поэт верит, что скоро
Закуют царей несытых В железные путы И оковами двойными Руки им окрутят. И неправедных осудят Осужденьем правым….Героиня поэмы, мать осужденного тиранами борца за народ, вместе с тысячами таких же, как она, страдалиц явилась в столицу молить о защите «цезаря и бога»; поэт с болью говорит об этих ослепленных людях:
Пришли их тысячи в слезах, Со всех концов страны… О горе! Кого вы умолять пришли? Кому вы слезы принесли, К кому в несчастье и позоре Пришли с надеждой? Горе! Горе! Рабы незрячие! Кого, Кого вы молите, благие. Рабы незрячие, слепые? Палач не слышит ничего!.. Молитесь правде на земле, Другим богам не возносите Своей молитвы! Всё обман: И поп, и царь…«Неофиты» принадлежат к самым замечательным созданиям поэта-революционера. Эта поэма показывает, каких творческих высот достиг Шевченко именно во второй половине 50-х годов, какие идейно и художественно значительные вещи он в этот период способен был создавать.
Трагичен и в то же время бесконечно светел образ матери-героини, после гибели сына-революционера исполнившейся великих сил для служения тому делу, за которое он отдал жизнь: «слова его живые в живую душу приняла» и «по торжищам, дворцам, чертогам» «слово правды понесла».
Этой же осенью, вскоре по приезде в Нижний, Шевченко близко познакомился с семьей Владимира Александровича Трубецкого, председателя нижегородской палаты гражданского суда. В «Дневнике» читаем беглую запись:
«Ходил к Трубецкому, весьма милому князю-человеку…»
Трубецкие давно проживали в доме отца Добролюбова и находились со всей его семьей в самых тесных дружеских отношениях: после смерти родителей Добролюбовых у Трубецких и их родственников жили на воспитании младшие сестры Добролюбова — Юленька и Катенька.
Николай Александрович состоял с Трубецкими в оживленной переписке, всегда присылал им свежие книжки «Современника», указывая, какие из неподписанных (или подписанных псевдонимами) статей принадлежат ему.
Сам Добролюбов побывал в Нижнем Новгороде совсем незадолго до приезда сюда Шевченко, летом 1857 года, и жил в том же доме своего покойного отца, что и Трубецкие.
Навещая часто Трубецких и постоянно читая внимательным образом «Современник», Шевченко мог выделить в журнале статьи молодого критика, уже обратившего тогда на себя общее внимание. А на протяжении зимы 1857/58 года в «Современнике» было помещено до сорока статей и рецензий Добролюбова.
Добролюбов и Шевченко были близки друг другу своими литературными и общественными интересами и симпатиями.
Эго отразилось в дневниках великого украинского поэта и великого русского критика. Оба они восторженно отзываются на появление «Губернских очерков» Салтыкова-Щедрина, оба зачитываются герценовской «Полярной звездой», оба горячо воспринимают усиление борьбы против крепостного права, даже оба трогательно заносят в свои дневники одно и то же впечатление от добытого при помощи друзей портрета Герцена…