Тарра. Граница бури

«Надо будет вернуться и сжечь этот проклятый храм, — вдруг подумал Луи. — Привезти смолы, соломы и сжечь. Со всем его… содержимым. Против этого, наверное, и сам Архипастырь не стал бы возражать… На месте Лошадок никогда больше не будут жить люди. Приедут из ближайшего дюза «синяки» с оброчными крестьянами, перепашут оскверненную землю, засеют волчцами… А потом останется только жутковатая легенда, и седоусые старики в соседних селах будут качать головами и предупреждать путников, что недоброе это место и лучше мимо по ночам не ездить…»

Луи опять потянулся к спасительной фляжке: пить перед боем — последнее дело, но не пить он не мог. Да и не он один. Впрочем, в исходе схватки принц не сомневался, клокотало в нем и в его людях нечто, не оставлявшее таинственным убийцам ни единого шанса. Только бы догнать — ведь те опередили их на добрых десять часов. Хорошо, что он так и не расстался с Гайдой — ифранская овчарка сразу же взяла след. От других псов толку не было — они были натасканы на птицу и перепуганы. Ненужную свору пришлось оставить в полувесе от бывших Лошадок на попечении обжегшего руки сигуранта. Бедняга Жани бросился на звучавший из подполья догорающего дома отчаянный детский крик и спас… совершенно очумелого от дыма и пламени кота, пулей взлетевшего на росшую под окнами сгорбленную вишню. Жани несколько дней не сможет даже поводья в руках удержать, но возиться с ним было некогда.

Все думали об одном — догнать, но опытные воины сумели втолковать молодняку, что предстоит преодолеть не одну весу, а потом еще и драться, а значит, нужно беречь силы. Через полчаса Матей заставил остановиться и что-то съесть. Люди ворчали, но когда и принц не терпящим возражений тоном поддержал бывшего недруга, неохотно принялись за оставшиеся припасы. Это оказалось весьма кстати, так как переход был не из легких.

Луи привстал на стременах и посмотрел вперед. Разумеется, ничего, кроме ночи, он не увидел. Он плохо знал эти места, это была самая настоящая глухомань, хотя отсюда рукой подать до больших дорог. Косогоры, перелески, леса, озера, весной и осенью служившие пристанищем пролетающим птицам, редкие деревни — не бедные, кто сейчас в Арции живет бедно? — но и не богатые, во всяком случае, по арцийским меркам. Куда было здешним землям до плодородных черноземов Средней Арции или той же Фронтеры. Зато здесь прекрасно росли маленькие розовые яблоки, из которых делали лучшее в Благодатных землях яблочное вино. Потому-то здешние села и утопали в садах, которые как раз доцветали. Цветущие яблони… и у их корней убитые люди, что может быть неуместнее и страшнее?

Принц в последний раз отхлебнул из горлышка и решительно завинтил крышку. Хватит, больше ни глотка, хотя б пришлось гнаться за этими извергами до Последних гор. Но этого не потребовалась. Они настигли их в очередной деревне, названия которой Луи так и не узнал.

2

Как всегда в этих краях, перед рассветом резко похолодало, с недалекой речки потянулся туман. Очевидно, у Луи разыгралось воображение, потому что длинные белесые космы показались живыми и чуть ли не разумными. И еще очень голодными. Молодой человек чувствовал вековую злобу и сосущую, неутолимую холодную пустоту… Обругав себя за преждевременно данную клятву, но так и не притронувшись к оставшейся царке, принц неожиданно для самого себя развернул чалого и подъехал к Шарлю Матею, двигавшемуся по молчаливому уговору чуть впереди отряда рядом с неизбежным Винсеном.

Матей, казавшийся в утренней дымке очень старым и уставшим, повернулся к принцу.

— Мы их догоняем. Гайда пошла верхним чутьем.

— Я понял, — кивнул Матей. — Что-то еще?

— Не нравится мне этот туман, — неожиданно выпалил Луи.

— Мне тоже, — согласился его собеседник, — но там вряд ли кто-то прячется, все наверняка в деревне.

— Я не об этом. — Луи досадливо поморщился. Вольно же было ему заговорить о своих страхах. И с кем? С человеком, который и снов-то наверняка никогда не видит.

— Я всегда боялся тумана, — внезапно признался его собеседник, — в тумане мы все — заблудившиеся дети.

Ответить принц не успел. Тишину разорвал воющий крик. Кричал, без сомнения, человек. Женщина. Но в крике этом не было ничего разумного. Только смертный ужас. Луи спиной почувствовал, как напряглись его люди, но первым опомнился все тот же Матей, гаркнувший:

— Стоять!

— Стоять?! — невольно переспросил принц.

— Мы не можем очертя голову кидаться, не зная куда. Нас слишком мало, а этих… — Матей запнулся, не найдя в своем солдатском лексиконе слов, достойных вчерашних извергов, — этих должно быть никак не меньше полутора сотен, то есть три на одного. Так что вперед. Но очень тихо. Вон до тех кустов. И уйми собаку.

Гайда действительно была вне себя. Ее горло разрывало низкое рычание, шерсть на загривке стояла дыбом, хвост совсем исчез между ног. Только впитанная с молоком матери любовь к хозяину и привычка повиноваться заставили суку замолчать и медленно пойти рядом с хозяйским конем.

«Вон те кусты» оказались все той же обязательной в здешних краях сиренью. Заросли примыкали к заборчику, окружавшему крайний дом, двери в который были распахнуты, так же как и в Лошадках. Выставить охрану убийцы не озаботились.

— Совсем обнаглели, — проворчал Винсен, проверяя пистоли.

— «Зло всегда есть глупость», — назидательно процитировал Книгу Книг еще один ветеран, чьего имени Луи, нарочито презиравший своих тюремщиков, так и не удосужился узнать.

— Если бы всегда, — не согласился со священным текстом Матей, — но сейчас, похоже, нам везет. Они, — он произнес это слово с непередаваемым отвращением честного рубаки к палачам, — похоже, привычек не меняют. Наверняка гонят всех к церкви.

— Чего же мы ждем? — дернулся вперед Луи.

— Чтобы Клод и Рауль успели зайти с той стороны, — пожал плечами ветеран. — Ни один не должен уйти.

Если бы полностью рассвело, было бы видно, как Луи покраснел. Опыт, конечно, вещь великая, но догадаться о том, что врага надо взять в кольцо, мог бы и сам.

Всадники молча сидели в седлах; время, казалось, остановилось. Крики теперь звучали беспрерывно. Воющие, жуткие вопли гибнущих в муках живых существ. Кто-то из сигурантов не выдержал и сунулся было вперед, но стоящий рядом ветеран — Луи только сейчас заметил, как ненавязчиво люди Матея перемешались с его сигурантами, — успокоил парня оплеухой. Это было невыносимо — сидеть и ждать, когда впереди гибнут, и страшно гибнут, люди, но они ждали, пока Матей не поднял и опустил левую руку, словно бы рубанув невидимое чудовище, и не бросил: пора…

3

Горы и пущи остались позади. Армия миновала Фронтеру и теперь целеустремленно пересекала Нижнюю Арцию — Годой, несмотря на вежливые протесты графа Койлы, предпочел старый Олецький тракт более новому Лисьему, объяснив это нежеланием раньше времени тревожить Арроя. Нижняя Арция, плоская и сырая, не нравилась Уррику. Что можно сказать хорошего о местности, где и оглядеться как следует нельзя — разве что на дерево залезть, но и с вершины увидишь одно и то же — зеленеющие кроны, кое-где расступающиеся, чтобы окружить зеленоватые озера, небольшие села и мокрые луга, по которым без пастухов разгуливают бестолковые, позабывшие, что значит голод и опасность, коровы и овцы.

Войско шло быстро, не заходя в деревни — по счастью, редкие. Михай строго-настрого запретил своим солдатам даже заговаривать со встречными, но гоблина раздражали тревожно-любопытные взгляды из-за заборов, светлокожие ребятишки, открывшие от удивления рты, назойливые лохматые собаки. Крестьяне взирали на происходящее столь же мудро и отстраненно, как пасущиеся на лугах коровы, и принимались за прерванную работу, так и не поняв, что же такое они видели.

Впрочем, рядом со штандартами Михая покачивалось имперское знамя с нарциссами и личная консигна графа Койлы, посланника Базилека, принадлежавшего к одной из самых влиятельных арцийских фамилий. Попадавшиеся порой купцы и нобили полагали, что Базилек решил усилить свою армию таянскими наемниками, и, морщась, принимались подсчитывать, какими новыми налогами это обернется.