Тату

– Прикольные тату, сразу видно хороший мастер делал, - завистливо цыкнул языком Карагач. Дизайнер говоришь? Может, и мне нарисуешь?

– Не такое, но нарисовать могу, но вот колоть... нет, я не мастак, - доедая бутерброд, оглядел свои руки Димка.
– А на бумаге - без проблем, было бы чем...

– Ну, бумага и ручки у нас имеются - успокоил его Сергей Степанович.

После обеда, когда все собрались на прогулку - Димку вызвали на встречу с адвокатом. Тщедушный, худощавый мужичок, с суетливыми движениями рук - не произвел на Серебрякова никакого впечатления. Да и судя по беседе, адвокат даже и не пытался придумать ловкие ходы в его оправдание. Он заранее настраивал Димку, чтобы тот признался и обещал свести дело к части первой, а это уже мол, не пятнадцать, а всего восемь лет. А там, мол, половину срока отсидишь и выйдешь за примерное поведение. Но Серебряков не собирался ни в чем уступать. Он не чувствовал за собой никаких угрызений совести и твердил адвокату, что он и в следующий раз поступит так же и не намерен уступать всякой сволочи, а тем более "папенькиным сынкам". И что этот Громов получил по заслугам. Адвокат, постоянно вытирая потный лоб замусоленным платочком, ничего от него так и не добился, но предупредил Серебрякова, что завтра в 12.00 назначено первое слушание по его делу в суде. Вернувшись в камеру, он поделился своими сомнениями в своей бесплатной защите. Мужики попросили его подробно рассказать, как было дело и дали несколько дельных советов.

Следующий день не принес никаких новых сюрпризов. На заседании суда, адвокат, практически никак не защищал Серебрякова, поэтому он прямо там отказался от его бесполезных услуг и сам стал выступать в свою защиту. На вопросы судьи, откуда у него появился пистолет, он честно рассказал, как было дело. И тут же предъявил обвинение следствию в том, что не проводилась баллистическая экспертиза, которая могла бы доказать, что это не он стрелял из него, а как раз всё было с точностью до наоборот. И на счет только его отпечатков на оружии высказал свое сомнении, что он прекрасно помнит, как он держал пистолет в руках, когда его разряжал, не касаясь курка, и отпечаток человека, стрелявшего из него, должен был тогда остаться на нём, но почему-то это не отражено в экспертизе. И то, что никто не брал мазки с его рук на наличие пороховых газов. А так же, высказал сомнение в профессионализме эксперта, который не сделал анализа отпечатков от ножей и шампуров, которыми толпа кидалась в него. Он описал некоторых отдыхающих, запомнившихся ему в тот день и присутствующих на пляже, которые могли видеть начало драки. На вопросы судьи владеет ли он приемами рукопашного боя, или экзотическими единоборствами уж разительно эффективными были его удары?
– Димка ответил, что он, как и положено, отслужил в армии и ему там показывали некоторые приемы, против ножа, пистолета или автомата, но специально он нигде не тренировался.

Суд закончился тем, что, несмотря на значимые заявления Димы в свою защиту, судья всё равно вынес меру пресечения Серебрякову Дмитрию Сергеевичу содержание под стражей, пока будет проводиться дополнительное расследовании инцидента и отправил его в СИЗО на два месяца.

Следственный изолятор отличался от КПЗ в лучшую сторону. Коридоры с камерами были даже отделаны плиткой. Здание само было в три этажа. Камера, куда разместили Серебрякова, находилась как раз на самом верхнем этаже. И из её окон можно было наслаждаться видами города. Да и в помещении двухъярусные кровати были окрашены свежей серой краской, а стены арестантской недавно отремонтированы и сияли новой побелкой. Камера была рассчитана на шесть мест. Все кровати стояли со стороны окна. В помещении находились два небольших столика со скамьями, как и койки, закрепленные в полу. Толчок был более цивилизованным, и даже имелась почти новая раковина. Под высоким потолком висели две лампы дневного света, и казалось, что здесь даже дышится легче. Димке достался второй ярус на кровати, стоящей посередине, между двумя другими койками. Места у стен были в большем почёте. Да и сокамерники не проявили никакой агрессии к новичку. Хотя кое-кто обратил внимание на необычные татуировки Димки, но только с чисто эстетической точки зрения.

Его быстро ввели в курс дела, рассказав, что чалиться здесь не так уж и плохо. И жратва терпимая и медицинские услуги даже можно получить, например, вылечить больной зуб. Есть небольшая библиотека, скромный спортзал и даже типа компьютерного класса. Но это не для всех, - предупредили его, а только тем, кто "дружит со следствием". Есть и церковный уголок, можно будет ходить помолиться, если он верующий. Опять же все удивились, что за драку ему шьют такую крутую статью. Посетовали, что "зажравшиеся папики" не смотрят за своими чадами, а когда жареный петух их клюнет, то мол, бабки решают всё. Димка признался, что следователь предлагал ему откупиться, но сумма была просто фантастическая. И даже, продав всё скромное имущество им с матерью никогда не собрать таких денег.

Два следующий дня он притирался к местному образу жизни. Познакомился с сидельцами и их занимательными "историями". С любой можно было книгу писать или фильм снимать. Как ни странно, но и о нем быстро навели справки. "Малявы" сейчас редко кто шлет, всё решается быстрее по телефонам. Ему так же дали возможность отправить смс домой маме. Он не стал её пугать, написал, что у него всё в порядке, просто телефон уронил в воду и попросил у соседа отдыхающего другой, чтобы предупредить о временном затишье, пока он не поедет в город и не отремонтирует старый, или купит новый смартфон. Вроде за маму он был спокоен, но тревога в душе не утихала.

Уже две ночи ему снился один и тот же странный сон. Он как будто ощущал присутствие рядом родного человека, и это была не мама, а скорее брат. Хотя Димка точно знал, что он единственный сын. Ситуация во сне была разная, но всегда в голове держалась мысль, что рядом с ним находится близкий человек. Идет ли он по городу, сидит ли в кафе, даже снился тот самый пляж, и опять было четкое ощущение наличия рядом родни. Он просыпался в камере, потом долго ворочался, а когда вновь засыпал, его опять терзали чувства единения с кем-то.

А на третий день к нему заявился тот самый следак Семёнов. Он опять стал склонять Серебрякова к чистосердечному признанию, но видя, что слова на него не действуют - пригрозил, что хоть СИЗО и не зона, но здесь тоже всякое может случиться. Димка не стал праздновать труса, а спокойно заявил, что ничего он признавать не собирается, так как ни в чем не виноват и писать "чистосердечное" не будет. Следователь ушел ни с чем, а Димку в камере предупредили, что для него готовится "подлянка" и чтобы он был настороже.

Неприятность случилась под вечер следующего дня. Когда охранник, открыв дверь, приказал Серебрякову выходить с вещами на выход. Сидельцы зароптали, куда это, мол, на ночь глядя повели нашего товарища, на что охранник злорадно оскалился и со смехом пояснил: "В люкс его переводят".

– Диман - держись!
– только и успел услышать Серебряков крики товарищей, как дверь в камеру захлопнулась и его повели куда-то на второй этаж.

Новая камера, практически ничем не отличалась от предыдущей. Только там кроме трех двухъярусных кроватей стояла ещё и одна обособленная одноярусная. Это место было даже отделено от всех своеобразной ширмой, как персональный кабинет. Димка понял, что здесь обитает местный авторитет. Но ещё в "своей" камере его предупредили о возможном переселении на перевоспитание, хотя никто не знал куда. Попасть можно было и в "красную" и к "зекам". Причем считалось, что хуже всего именно в "красной", то есть там обитали те, кто работал на администрацию СИЗО. Эти, мол, не придерживались никаких "понятий".

Диму там уже ждали, потому что когда он вошел, его с ехидной ухмылочкой встретил один из арестантов:

– А вот и Робин Гуд наш пожаловал. Чего встал на пороге, проходи, садись, разговор будет.
– Серебряков, стараясь не показывать страха, сложил вещи у свободной стенки и прошел к столику, за которым уже сидела парочка мужиков.

– Присаживайся, - указал на свободное место напротив них один из арестантов.
– Рассказывай, - предложил второй, внимательно наблюдая за реакцией парня.

– А чего рассказывать, - взъерепенился Дима.
– Я так понимаю, что вы и так в курсе моих приключений.

– Да, слышали кое-что, - не стал скрывать первый арестант.
– Но нам интересна твоя версия событий.
– Димка пригляделся к сидельцам. Эти двое вызывали опасение, своим спокойным видом, но в тоже время чувствовалась их уверенность и спокойствие и витающая в воздухе напряженность атмосферы. Столик стоял посередине комнаты и когда Дима стал рассказывать, что и как было, он боковым зрением заметил, что к нему за спину зашла парочка других сидельцев. Они вроде и не стояли строго за его спиной, а ходили к тумбочке, якобы за продуктами, или какими-то вещами, но Серебряков просто нутром ощущал, что это неспроста.

– Значит, говоришь, умудрился одиннадцать человек оприходовать?
– вроде даже выразил искреннее изумления первый из вопрошающих.

– Судя по показаниям следствия - получается так, - не стал спорить Дима.

– То есть, ты действительно получаешься вроде Робин Гуда, который умудрился надавать по морде богатеньким отпрыскам?
– продолжал беседу первый.

– Ну, какой я Робин Гуд, - усмехнулся Серебряков.
– Я же их не грабил и не раздавал добро бедным.

– А это ты зря, - улыбнулся второй мужчина из сидевших за столиком.
– Тогда было бы хоть за что сидеть.
– Но, понимаешь ли, какое тут дело, - перешел он к другой теме.
– Нам, конечно, насрать на этих папенькиных сыночков и с моей точки зрения им досталось по заслугам. Но этот папик, сына которого ты по крупному оприходовал, периодически "подогревает" пацанов на зоне, и мы не можем всё спустить на тормозах. Поэтому ты либо подписываешь "чистосердечное" и всё берешь на себя, либо...