Татуировка

Аркадий Петрович привстал из-за стола, когда она вошла, изобразил дружественную носорожью улыбку и широким жестом протянул для пожатия свою руку. Он со всеми учительницами, молодыми и старыми, так здоровался — да и то правда: не целовать же им ручки.

— Так что же случилось у нас, Ольга Васильевна? Что же вы вчера детей-то бросили? Мне вы сказали, что поведете их на экскурсию, а сами в назначенное место не пришли и поручили детей постороннему человеку.

Ольга стала рассказывать о лопнувшей батарее и сама почувствовала, как неправдоподобно звучит эта история.

— Я их не бросила, — наконец нашлась она. — Их встретил не посторонний, а заведующий лабораторией моего института.

— Вашего института, — повторил за ней с неодобрением Носорог. Словно прежде не знал, что она параллельно со школой продолжает работу в своем институте. — Все у вас, у совместителей, так. А Макаренко, например, не знаю, читали вы его или нет, отдавал детям свою жизнь до донышка!

— Я читала не только Макаренко, но даже и Викниксора изучила, — храбро ответила Ольга.

— Это еще кто такой? — с прежним неодобрением переспросил директор. — Я вам говорю о русских педагогах. А вы мне своих западников желаете протащить. Что еще за Викниксор?

— Виктор Николаевич Сорока-Росинский, знаменитый педагог, который, как и Макаренко, воспитывал уличных воришек. Превращал их в талантливых творческих людей. «Республику Шкид» помните?

— А-а, этого, — небрежно проговорил Носорог. — Ну и что он там пописывал? Хотя, подождите… Эту книгу вроде бы другой человек написал… Да, вспомнил! Что вы меня путаете! Ее Ленька Пантелеев написал, а не этот ваш, как его…

— Ленька Пантелеев был знаменитым налетчиком и книг не писал, — решила блеснуть эрудицией Ольга и дальше, хотя понимала, что этим только раздражает директора. Зря она так поступала: расселась перед ним и бахвалилась своей памятью, но раз уж ее понесло, остановиться было невозможно. — А «Республику Шкид» написали два автора: Григорий Белых и Леонид Пантелеев. Белых в тридцатые годы был расстрелян. И, кстати, вашего Макаренко с Викниксором тоже уничтожили… я имею в виду — не физически, а в духовном плане. Обоих лишили работы. А «Шкида» отличалась от макаренковской колонии тем, что если Макаренко стремился воспитать послушных винтиков социализма, то Викниксор превращал беспризорников в творцов: в поэтов, художников, ученых. Он пробуждал в них талант.

— Зря вы так со мной, Ольга Васильевна, как с идиотом, — вдруг смутился директор. — Не такой уж я монстр… А за лекцию про Викниксора — спасибо. Принесете его труды, прочту с благодарностью… И, это не для разглашения, а так, на всякий случай: у меня родитель тоже был репрессирован: в сорок Девятом стал самым молодым директором школы и через полгода — ушел по «ленинградскому делу». После сталинской смерти вернулся, но уже молодым туберкулезником. Очень скоро умер. Правда, меня, вот, произвести успел.

Директор снова смущенно улыбнулся, и Ольга Васильевна впервые подумала, что, может быть, не такой уж он и носорог.

— Дети были встречены у метро и препровождены в институт, — сказала она уже мягче.

— Позвонили бы мне, если у вас случилась такая авария, я бы сам их и встретил и проводил. А то все-таки посторонний человек…

Ольга хотела было продолжить спор, что кому Валентин Игоревич посторонний, а кому — верный товарищ, но заговорила о том, с чем пришла: о деньгах и кабинете. И тут началось неожиданное. Чем дальше слушал ее директор, тем испуганнее становилось его лицо, словно она не кабинет собиралась оборудовать, а, наоборот, школу ограбить.

— Не дело вы задумали! — наконец перебил он ее. — Вы даже не представляете, сколько будет мучений и вам, и мне, и бухгалтеру! Вам, например, придется много чего объяснять в налоговой инспекции и, кстати, налог со своего пожертвования тоже придется внести немалый. Ольга Васильевна, — стал уговаривать директор, — оставьте вы это дело! Такую мороку всем создадите! Давайте забудем ваш разговор, — предложил он великодушно. — Видите, я даже не спросил, откуда у вас взялись эти доллары.

— От мужа. Заработаны честным капиталистическим трудом, — пошутила она.

— Да? И где он сейчас? Я не спрашиваю вас о нем, Ольга Васильевна, хотя для нас с вами, для детских работников, моральная сторона…

— А если я договорюсь с фирмой или со своим институтом, и это будет как спонсорская помощь? — перебила она его. И тут он сдался. И снова улыбнулся:

— Вы просто как таран. Хорошо, несите свои деньги в бухгалтерию, я скажу, чтобы их приняли под расписку и убрали в сейф.

«Он и в самом деле не такой уж носорог. И не крокодил», — думала Ольга Васильевна о директоре, поднимаясь на третий этаж по лестнице и ловко уворачиваясь от несущихся навстречу учеников. Началась перемена, и все куда-то по обыкновению мчались.

Учительская, как и положено ей в перемену, была полна педагогов. Каждый привычно занимался своим делом, не смущаясь присутствия остальных, единственное, что было строго запрещено с самого начала, — это курение. Сумка Ольги Васильевны была переставлена на другой стол и оказалась раскрытой, хотя Ольга, придя в школу, вроде бы ее не раскрывала.

Не глядя, она сунула руку за конвертом с долларами, который лежал посередине, но рука его не нащупала. Когда же она заглянула внутрь, туда, куда точно она их клала вместе с блокнотом, то увидела лишь свой тощий блокнот.

«Главное — успокоиться», — сказала самой себе Ольга, поискала глазами свободный стул и, поставив его удобнее, села к столу, чтобы как следует осмотреть содержимое сумки. Она была уверена, что деньги никуда не исчезли, просто конверт с ними лежал как-то иначе. Однако уже через минуту поняла, что долларов в сумке нет.

Еще оставалась надежда, что кто-то зачем-то раскрыл ее сумку и, обнаружив большую сумму, решил убрать деньги в надежное место. И сейчас он увидит Ольгу, скажет ей об этом и все сразу нормализуется. Однако люди продолжали разговаривать, кто-то заполнял классный журнал, кто-то пил бульон из термоса. На нее внимания никто не обращал.

Наконец Алла оторвалась от своих тетрадей и спросила:

— Поговорили? Все нормально?

— Нормально, — отозвалась Ольга. — Слушай, ты не видела, кто переставлял мою сумку?

— Понятия не имею. А что? Я вообще-то в туалет выходила. Перед самым звонком, а то во время перемены неудобно: идешь, а парни тебе вслед смотрят.

— Да так, ничего. Ты не помнишь, когда вернулась, кто-нибудь в учительской был? — Ольга старалась спрашивать как можно беззаботнее, но это у нее не получилась, потому Алла заметно встревожилась:

— Никого не было. У тебя пропало что-нибудь?

— Да нет, я просто так спрашиваю.

— Понятно, не хочешь говорить, — сообразила Алла. — В коридоре встретила этого твоего, опять забыла фамилию, Степанянц, что ли?

— Захарьянц Гоша.

— Он еще меня спросил: пришла ты или нет.. Как раз у самого туалета. А я подумала: вот дурак невоспитанный! Так что у тебя пропало?

— Деньги, — неохотно призналась Ольга. Алла от ужаса даже рот прикрыла ладошкой.

— Подожди! Ты не торопись поднимать панику: может ты их дома оставила?